Как наша газета становилась парламентской

Большие дела

Январская подшивка «Тюменских известий» за 1993 год открывается огромной коллективной фотографией «известинцев» (отдельных товарищей сегодня не узнать!). Рядом — материал Рафаэля Гольдберга «Давайте познакомимся и посмотрим друг другу в глаза». Гольдберг скоро уйдет из газеты — делать собственную. А пока он знакомит читателей с теми, кто «в третий год отправляется в плавание по бурному газетному морю. Кто третий год в меру ума и способностей говорит с читателем». Каждого Рафаэль Соломонович представляет уважительно, многих — любовно.

Про Лену Суслову: «Есть такое определение: «тонкий человек». Это про нее». Про Любовь Еремееву: «Вы почитайте, как она пишет, и на вас повеет такой свежестью чувств, таким чистым, нестилизованным русским языком…» Или вот: «Наталья Тереб — этим сказано все».

Владимир Князев, Валентин Самойлик, Андрей Фатеев, Максим Матейкович… Обо всех — в том числе о корректорах, наборщиках, редакционном водителе — очень точно, почти исчерпывающе. Возникала перед глазами журналистская команда — мощная, профессиональная, совсем молодая…

Потом, с годами, эта общая фотография «распадется» для меня на отдельные фрагменты. На отдельные журналистские судьбы. Тонкий человек Елена Суслова, редактор отдела социальных проблем, при необходимости может стать человеком стальным. Именно такой она бывает с чиновниками, брезгующими работать с простыми людьми. Не так давно она вмешалась в ситуацию: сельская учительница, проработавшая в школе 30 лет, практически бомжевала. Лена вмешалась, помогла. Или: мальчика не хотели отдавать в приемную семью, какая-то бюрократическая заковыка на чиновничьих весах весила больше, чем судьба бездомного пацана… Лена вмешалась и помогла. Чего ей это все стоит? Только догадываемся: работает тихо, без спецэффектов. И, что важно, даже одевшись в сталь, в бой кидается с открытым забралом.

Тереб? Это уже давно слово нарицательное. С Натальей не бывает середины. Слушая ее, можно только плакать: от смеха или от боли. Военная тема в газете — ее. Такое чувство, что воевала на всех фронтах.

Андрей Фатеев теперь — редактор отдела экономики. Светило наше. Акула. Зубр. Вот только бледненький: если не летит в очередную северную командировку, то 24 часа в сутки проводит за компьютером, разбирается в хитросплетениях нынешней экономики. Жалуется: времени, мол, не хватает.

Людмила Запрудина — в 1993-м в ней уже отчетливо просматривается та грозная фигура, какой она станет для чиновников ЖКХ разного уровня. По-моему, только ей шли в газету торопливые ответы: «Уважаемая Людмила Михайловна! Сообщаем Вам, что недостатки устранены…» Дом отремонтирован, лифт починен, яма зарыта, виновный наказан. Сейчас-то Запрудиной, конечно, сложнее: чиновник от ЖКХ уже не столь трепетный пошел. Однако справляется.

Авоська цвета невинности

…Помню, в том же январском номере поразила меня заметка фотокорреспондента Сергея Киселева: «Каждому — свое». Цитирую. «Общество расслаивается: появились богатые среди бедных. Значит, идем верной дорогой к рынку (не путать с тем, что возле универмага). Новый день приносит новые новости. В коммерческих киосках уже не принимают трехрублевые бумажки. Что на них можно купить?! А за три рубля можно приобрести «движимое имущество» — авоську цвета невинности (продается в салоне для новобрачных в Тюмени). Если денег больше, чем три рубля, — можно купить несколько авосек».

По-моему, гениально. Я немедленно, еще не видя в лицо, Киселева полюбила. И до сих пор, хоть и с большим трудом, люблю. Жаль, что сегодня он онемел: роскошных, точных, «мимолетных» заметок уже не пишет. Но он за эти годы свое сказал. Своеобразный итог его известинской деятельности — выставка черно-белых фотографий «Зал ожидания».

Помнится, пожилая смотрительница (выставка была в музее ИЗО) вдруг возмутилась: «Разве ваш Киселев жизнь показывает?! Одна чернуха! Бомжи, нищие, пьяницы, старухи…».

Но в начале 90-х так было. Время ломало людей. Пугало их рынком, налетало из-за угла всякими «Гермес-Финансами» и «Артонами», гремело погремушками, приглашало поиграть в денежные пирамидки, отнимало последнее…

Зато сегодня у нашего Киселева проблем меньше. Официальная жизнь бьет ключом, каждый день — по нескольку заседаний-совещаний, семинаров, круглых столов. Так что теперь ему по улицам шататься некогда.

А тогда — ох, сколько репортажей мне пришлось (довелось, посчастливилось) отработать с Сергеем Викторовичем. Особо запомнился наш с ним визит в тюменский дом для престарелых. Пока охрана соображала, кто мы и откуда, Киселев уже мчался по этажам и снимал, снимал. А я, разыскивая женщину, чудом передавшую в редакцию жалобу на плохое содержание, заскакивала по очереди в комнаты на втором этаже. У них как было? На четвертом лежали «привилегированные» старички, в том числе старосты этажей. Там — чистота, кружевные салфетки, балкончики… А на втором — ужас. Жутко пахло мочой, «контингент» лежал по двое-трое в душных комнатушках… Наперебой стали рассказывать о гуманитарной помощи, из которой старухам достались импортные финские лифчики, а вот теплые пальто и байковые халаты куда-то испарились… Тут нас с Киселевым и повязали! Директор страшно гневалась за несанкционированный визит, грозила судом. Кричала: «Да они здесь у нас как в раю!»

Потом была публикация, называлась: «Не тревожьте их, они в раю» (1993 год). Потом ответ чиновников. Потом снова публикация. Это я к чему?

К тому, что сегодня вот так, шутя, с улицы в подобное заведение не зайдешь, информацию не получишь. Впрочем, ее и официально не сразу получишь. Или вовсе не получишь. Здравоохранительное и социальное ведомства, на мой взгляд, одни из самых закрытых сфер общества. По телефону и даже в личной беседе ничего тебе не скажут.

Пусть у тебя хоть сто редакционных удостоверений.

Попробуйте, скажем, сделать самый невинный запрос-вопрос.

Ответят: а вам зачем? Обратитесь письменно к нашему начальству, если оно позволит — все расскажем. А когда запрос будет готов, окажется: все до одного ответственные лица находятся в отпуске. И не мешайте, как говорится, работать!!!