Красная рыба

Когда я узнал, что сибирский осетр покраснел дважды, то есть кроме того, что его Владимир Даль внес в разряд красной рыбы как наилучшего по вкусовым качествам, он в наше время еще и в Красную книгу попал как исчезающий вид, то вдруг обнаружил, что в моем архиве не осталось ни одного цветного слайда с осетрами из сделанных еще в восьмидесятых годах. Черно-белые негативы есть, а слайды растерялись где-то в редакциях да книжных издательствах. Именно это и привело меня в Горнореченск.
Я знал, что здешней бригаде отпущена квота на поимку осетров для рыборазведения.
— Э, брат! Рановато, однако, ты приехал, — сказал мне бригадир Валерий Григорьев, когда узнал, что мне хотелось сфотографировать осетра. — В прошлом году мы первого только восьмого августа поймали, а сейчас еще июль не кончился, — разве что повезет?..
Я приехал к рыбакам к самому началу лова стрежевым неводом на Оби. Целый день ушел на подготовку, и вот первый заброс — и последний в этот день. Время уже вечернее, хотя жара не спала. Рыбаки постоянно передавали друг другу огромный чайник с водой. Они-то целый день в этом непривычном для северян пекле. Одно хорошо: гнуса нет.
Первая тонь прошла благополучно. Улов, правда, небольшой по здешним меркам, всего-то около центнера. Да ведь это самый первый, пробный заброс. В большой лодке-неводнике сверкали на солнце чешуей язи, как бы подтверждая пословицу, что не все то золото, что блестит. Матово светились благородным серебром редкие пока что в улове муксуны. Они только-только начали подходить с севера. И из этой копошащейся серебристой массы бригадир вдруг выхватил и поднял за хвост осетра!
— Давай, — кричит, — корреспондент, фотографируй скорей!
Значит, фортуна не отвернулась от меня. Я пару раз щелкнул затвором фотоаппарата и только собрался перебраться в неводник, чтобы покрупнее снять рыбину, как Валерий Владимирович опустил ее за борт. Благодарный осетр только хвостом вильнул и ушел в глубину.
— Маленький, — пояснили мне рыбаки, — всего-то килограмм десять будет.
Оказывается, для рыборазведения нужны экземпляры весом не менее пятнадцати килограммов. Тогда больше гарантии, что осетры готовы к размножению.
Половой зрелости они достигают к пятнадцати-двадцати годам и нерестятся не каждый год, с интервалом от двух до шести лет. Предельный возраст для сибирского осетра, как утверждают ученые, шестьдесят лет. К этому времени он может вырасти до трех метров длиной и нагулять массу около ста килограммов. Хотя ученые же отмечают, что был случай, когда поймали осетра весом в сто восемьдесят килограммов. (фото2)Возможно, что и среди осетров встречаются долгожители. Надо отметить, что наш, сибирский, осетр гораздо крупнее своего собрата — русского осетра, обитающего в европейской части, в реках Каспийского и Черноморского бассейнов, да и по вкусовым качествам превосходит. Обо всем этом я позже в специальной литературе прочитал. Так что это не рыбачьи байки.
А тем временем остальная рыба была рассортирована по ящикам и спущена в трюм плашкоута. Рабочий день закончился, и рыбаки, каждый на персональной моторной лодке, устремились на противоположный берег, домой, в поселок.
На второй день в первый же заброс произошла авария. Шестисотметровый капроновый невод не выдержал нагрузки и разорвался на две части.
— Рыбы, что ли, много попалось? — предположил я.
— Да нет, вернее, тракторист на пяте не вовремя притормозил, течение большое, а невод старый, вот и не выдержал нагрузки, — пояснили мне.
Так что вместо того чтобы укладывать в трюмы плашкоута рыбу, пришлось чинить снасть. А время шло. После обеда будет рейсовый “Метеор”, на котором нужно будет ехать в Ханты-Мансийск, но я уже включился в игру повезет — не повезет, и хотелось еще раз испытать расположение ко мне фортуны. В рыбацком деле везение играет не последнюю роль.
Рыбаки прямо на палубе сшили невод, сделали еще одну тонь. И, можете меня поздравить, среди копошащейся серебристой массы рыбьей мелочи темным бревешком торчала спина осетра. На этот раз его подхватил сын бригадира Женя Григорьев и осторожно положил в приготовленные на такой случай брезентовые носилки. Голову сунули в специально пришитый к брезенту карман, чтобы солнечный свет не раздражал рыбину. Запеленатого в брезент осетра переложили в моторную лодку и отвезли на плашкоут, взвесить. Далеко не великан попался, но шестнадцать килограммов уже идет в зачет, и осетра опустили в трюм живорыбицы. Живорыбица, кто не знает, — специальный плашкоут для приемки рыбы, в трюме которой речная вода свободно циркулирует. Так что рыба там находится в родной стихии. После живорыбицу с пойманными осетрами отбуксируют в Тобольск, в рыборазводные цеха.
— Оставайся у нас, парень, — пошутил кто-то из рыбаков, — с тобой мы быстро план по осетрам выполним...
Я посмотрел на часы: до прихода “Метеора” оставалось чуть больше часа, пора переправляться на противоположный берег, поближе к пристани.
С Валерием Филипповичем Шатовым мы сидим в конторе Горнореченского рыбоучастка и предаемся воспоминаниям. Когда вы достигли пенсионного возраста, то вспомнить есть что.
— Давно ли, — говорю я, — осетры на привязи, как сторожевые псы, вокруг плашкоутов плавали. Иногда больше десятка одновременно на куканах сидели.
— Это точно, как псы,— соглашается Валерий Филиппович, — иногда какой-нибудь из осетров вдруг взбунтуется, начинает нервно плавать. Его тревога другим рыбам передастся. В результате все веревки перепутают. После приемщику рыбы на полдня работы, чтобы порядок среди осетрового стада навести... Их ведь за тоню, случалось, до шести штук попадало, а в день до четырех тоней делаешь, пока живорыбицу дождешься, чтобы осетров на рыбозавод отправить, намучаешься с ними. Но зато у рыбаков на обеденном столе, на дебаркадере, всегда чашка с черной икрой стояла. Работа у них тяжелая, и надо, чтобы соответственное питание было. Это сейчас у каждого рыбака своя моторная лодка с импортным мотором, за считанные минуты до дома добираются, а раньше приходилось на промысловом песке неделями жить.
— Как-то на рыбачьем песке, в Березовском районе, — вспоминаю я, — инспектор рыбнадзора показал мне парнишку, манси, лет двенадцати-четырнадцати, который накануне поймал осетра на сорок килограмм.
— Пока родители днем отдыхали, летом они больше ночью плавают, ночи-то белые, — рассказывал инспектор, — этот пацан с дружком, который еще поменьше его будет, проплыли с сетью и привезли осетра на сорок килограмм. Я догадался после взвешивания рыбины самого добытчика на весы поставить, оказалось, он в телогрейке и болотных сапогах столько же весил.
— Сейчас такие осетры нечасто попадают, — говорит Шатов, — в прошлом году всего-то один на сорок пять килограмм попал. А раньше, бывало, и на шестьдесят не редкость.
Шатову вспомнить есть что, вся жизнь его с рыбалкой связана. Родился в Нялино, когда учился во втором классе, родители переехали в Горнореченск. Здесь, как говорится, и пригодился. Начал работать рыбаком, после закончил в Ленинграде двухмесячные курсы бригадиров лова. Сейчас он старший мастер Горнореченского рыбоучастка Октябрьского рыбозавода. За труды свои награжден орденами “Знак Почета”, Трудового Красного Знамени и Октябрьской революции. Так что не случайно именно этому рыбоучастку отдана квота на поимку осетров.
— Как-то к нам привозили осетровую молодь с Тобольского рыборазводного завода и здесь выпустили, — говорит Шатов, — специально показать, дескать, не зря трудимся. Да только, мне кажется, толк от этого невелик. На Оби, считай, с февраля месяца до мая замор, кислородное голодание. А верховья многих речек, которые в Обь впадают и где находились зимовальные ямы, нефтяниками да лесозаготовителями загублены. В уцелевших омутах рыбе тесно, и молодые лобаришки, молодь осетра, выдавливаются оттуда более крупными щуками, язями да лещами. Взрослые-то осетры в губу скатываются. Раньше и мы зимой в верховьях речек рыбачили. А сейчас практически негде. Самая страда, лов на Оби — август да сентябрь. В конце июля только лицензию да квоты на вылов рыбы получили, а в октябре уже холодно, шуга по реке идет.
(фото3)— Мало рыбы стало, заметно меньше в сравнении с прошлыми годами, — продолжил он, — и не только осетра, но и нельмы, муксуна. Да и налим в уловах редким стал, а он — как индикатор, живет только в чистой воде. Вот, скажем, ступенчатый запрет на лов муксуна ввели. Семь дней ловить нельзя, а после лови, пока квота не кончится. У нас на плаву две рыбачьих бударки работают, а как только во время запрета мы их с лова уберем, на том песке больше десятка браконьерских лодок в очередь стоят. Одна за одной плавные сети идут, процеживают речку почище фильтра. Уж коли недельный запрет сделали, так надо, чтобы на каждом рыбачьем песке рыбнадзор был. Но главная беда все-таки в загрязнении рек.
Вот и меня на воспоминания потянуло. В шестидесятых годах, когда я учился в институте, на лекциях по экологии нам говорили, как плохо обстоят дела с охраной природы у капиталистов на Западе. И в качестве примера приводили классический тогда случай, когда слониха одного дрессировщика напилась из Рейна воды и умерла: отравилась. А один из ревнителей борьбы за природу, чтобы показать, сколько всевозможных химических веществ растворено в водах того же Рейна, проявил в нем фотопленку. Такая же примерно ситуация была почти на всех реках капиталистического Запада и на Великих озерах в Америке. Это были не пропагандистские штучки, доказывающие превосходство социалистического строя над капиталистическим. Так было на самом деле. Примеры приводились из западной прессы, у них ведь цензуры и тогда не было. И вот сейчас, читая журналы по спортивной рыбалке, я завидую рыбакам Западной Европы. В том же Рейне или Темзе, я уж не говорю о реках Швеции или Норвегии, поимка щуки килограммов на десять для них не редкость. Водится там и судак, и лещ, и форель, а на Великих озерах в Америке снова стали промышлять лосося. Более того, сейчас в реках Западной Европы занялись разведением осетра, в том числе и сибирского. А Китай объявил, что через два года будет продавать черную икру. Может быть, нам?
Добились этого на Западе, прежде всего, благодаря гласности. Люди не хотели жить по берегам помоек и сточных вод. Вовремя забили тревогу. Под давлением общественности был принят ряд законов, по которым приоритет отдавался охране природы, а не сверхприбылям предприятий. Были увеличены штрафные санкции для предприятий, загрязняющих окружающую среду, а деньги от штрафов шли на рекультивацию загрязненных участков. Нужно и у нас в стране ввести такие штрафные санкции, чтобы промышленникам было выгоднее следить за чистотой, чем быть оштрафованными. Такие вопросы надо поднимать нам, но решиться они смогут в Москве, на уровне правительства и Государственной Думы.
К сожалению, все это вспомнилось мне уже на “Метеоре”, когда я возвращался в Ханты- Мансийск, а не во время беседы с Шатовым. Хотелось хоть как-то обнадежить его, сказать, что не все потеряно. Природа сможет вылечить свои раны, если мы поможем ей. Тогда и осетра вытащим из Красной книги.
P.S. В одном из ближайших номеров “ТИ” мы расскажем о работе живорыбного судна, пополняющего численность осетра в Обском бассейне.