Геннадий Быстров: "Заполярье — моя жизнь..."

Из энциклопедии тюменских геологов «Биография великого подвига».
После окончания Саратовского университета (1956 г.) Быстров Геннадий Петрович был направлен техником-геологом в Полноватскую партию Березовской конторы разведочного бурения. Затем работал инженером-гидрогеологом, старшим инженером, начальником партии по опробованию скважин, начальником геологического отдела (1956-1963 гг.). В 1963 г. был переведен на должность главного геолога Тазовской НГРЭ. В 1968 г. Геннадий Петрович назначается начальником Уренгойской НРЭ. С 1971 по 1975 г. работал начальником Тазовской НГРЭ. В 1976 г. переведен начальником тематической партии ТТЭ. Назначен начальником геологического отдела Главтюменьгеологии (1982-1990 гг.). После распада главка в концерне «Тюменьгеология» работал главным геологом ЗапСибРГЦ, Тюменской КГРЭ.
Принимал непосредственное участие в открытии и разведке газовых месторождений Березовского газоносного района, а также Тазовского, Заполярного, Русского, Ямбургского, Уренгойского и др. месторождений.
За открытие и ускоренную подготовку к промышленному освоению Ямбургского газоконденсатного месторождения в 1984г. присуждена Государственная премия СССР в области науки и техники. Награжден орденами Трудового Красного Знамени (1975 г.), «Знак Почета» (1966 г.), медалями. Отмечен знаком «Первооткрыватель месторождения» (1970 г.). Заслуженный геолог РСФСР (1983 г.).

«...На работу в Тюмень я приехал в конце 1956 г., а точнее, 7 ноября, на праздник Октябрьской революции, после окончания геологического факультета Саратовского государственного университета им. Н.Г.Чернышевского. Наше распределение совпало с открытием нефтяных месторождений в Волгоградской области. Поэтому большинство выпускников геологов-нефтяников было направлено на работу в тот район. Но, как всегда бывает, устроить на работу по специальности группу студентов в количестве более 20 человек оказалось затруднительным. В связи с этим мы, шесть человек выпускников, поехали в Москву искать правду и трудоустройства в Министерство нефтяной промышленности. Нас отправили в главк «Главнефтегазразведка». После долгих мытарств начальник главка все-таки согласился нас трудоустроить. Так из шести человек двое попали в Тюмень, один в Томск, один в Белоруссию и двое в Монголию. И вот мы вдвоем с моим однокашником Модестом Федоровичем Синюткиным, впоследствии ставшим главным геологом Мегионского геологического объединения и одним из первых геологов Западной Сибири, получившим в 1971 г. почетное звание «Заслуженный геолог РСФСР», прибыли в Тюмень. К этому времени мы уже знали, что главным геологом треста «Тюменьнефтегеология» был наш земляк, выпускник нашего университета Лев Иванович Ровнин (будущий главный геолог Главтюменьгеологии, министр геологии РСФСР, Герой Социалистического Труда). Естественно, мы сразу отправились к нему. К этому времени в Березово уже были открыты Березовское и Деминское газовые месторождения. Запасы были не очень большими, но зато коллекторы обладали хорошими фильтрационными свойствами, что обеспечивало высокие дебиты природного газа. В то время трест располагался на улице Минской в двухэтажном деревянном здании. Дальше улицы Минской ничего не наблюдалось. Неподалеку было местное кладбище, что говорило о том, что мы находимся на окраине города.
Потребность в геологах различных специальностей была острейшая, и Л.И.Ровнин предложил нам на выбор несколько довольно престижных должностей, но... не по нашей прямой специальности. Окончательно наша судьба решилась в кабинете управляющего трестом — Юрия Георгиевича Эрвье, который спросил, куда мы хотели бы поехать на работу. Мы, конечно, в один голос — только в Березово. Там были большие перспективы открытий, а мы геологи-нефтяники и хотели работать по специальности. Юрий Георгиевич поддержал нас и добавил, что в Березове создана контора разведочного бурения в составе трех партий глубокого бурения. В них и предстояло нам начать свою трудовую деятельность. В действительности так и получилось. Я был направлен техником-геологом в Полноватскую геологоразведочную партию, а Модест Синюткин в Устремскую.
Как мы добирались до Березово? Эту эпопею надо рассказывать отдельно и подробно. — Быстров весело рассмеялся. — Да-а — это тебе не нынешние времена, — с ноткой грусти добавил он.
— В Полноват я приехал практически перед самым Новым 1957 годом и буквально сразу же уехал на скважину, которую бурила буровая бригада Николая Ивановича Григорьева. Его бригада по тем временам была уже довольно известной по своим показателям среди буровиков треста.
Сейчас, оглядываясь назад, в прошлое, я считаю, что мне здорово повезло с работой, коллективом, с которым совместно трудился. С такими людьми, как директор Березовской КРБ А.Г.Быстрицкий, буровой мастер Н.И.Григорьев. Бурильщиками А.Ф.Тарасовым, П.И.Ивановым, которые позже возглавляли буровые бригады и стали прославленными мастерами своего дела. С них я и брал пример, как нужно делать свою жизнь и относиться к порученной работе. В бригаде не хватало рабочих, и мастер частенько просил меня поработать у ротора за помбура или верхового рабочего. Я никогда не отказывался и в короткий срок стал по существу членом бригады.
В Полноватской ГРП я проработал чуть больше года и в 1958 г. был переведен на должность инженера по испытанию скважин в Березовский филиал ЦНИЛа, которым тогда руководила Л.П.Климушина. Начался новый этап работы, связанный с испытанием и опробованием пробуренных скважин, независимо от характера насыщения пластов. Этот период моего становления дал очень много для познания процессов не только практического характера, но и в какой-то степени научного осмысления тех результатов, которые мы получали на практике. В этом большую роль сыграла наш руководитель Л.П.Климушина, которая обладала даром ученого и при этом щедро делилась знаниями с молодыми специалистами. В частности, со мной. И этот период работы дал мне, молодому специалисту, очень многое. Здесь я прошел путь от рядового геолога до начальника партии по испытанию скважин. Можно уверенно говорить, что большинство газовых скважин в районе испытали и исследовали специалисты нашей партии. Мы испытывали скважины на Березовском, Деминском, Чуэльском, Северо- и Южно-Алясовском, Пахромском и группе Игримских месторождений. Запомнились испытания мощных газоносных пластов в скважинах на «жемчужине» Березовского района — Пунгинском месторождении. В те годы это было самое крупное газовое месторождение в Западной Сибири. Запасы составляли около 100 миллиардов кубических метров природного газа.
В 1962 г. меня назначили начальником геологического отдела Березовской комплексной геологоразведочной экспедиции. Правда, на этой должности я проработал недолго. В 1963 г. Березовская КГРЭ была ликвидирована. Часть специалистов влилась в Нарыкарскую НРЭ, часть перешла в сформированные нефтеразведочные экспедиции Широтного Приобья и Шаимского района. К тому времени там уже были получены первые мощные фонтаны нефти, и необходимо было доказывать их промышленную значимость.
В течение 10 лет в Березовском районе проводились геолого-поисковые работы по обнаружению газовых месторождений. В то время Березовская экспедиция была настоящей кузницей кадров геологов-первопроходцев.
Мне же, как специалисту по бурению и испытанию газовых скважин, Л.И.Ровнин предложил работу в должности главного геолога Тазовской нефтеразведочной экспедиции. Практически рядом с райцентром Тазовский уже было открыто Тазовское газовое месторождение. Надо сказать, что открытие месторождения связано с аварийным открытым фонтанированием в бурящейся скважине. Честно говоря, геологи и не знали точно, из каких отложений был получен мощный аварийный фонтан газа. По аналогии с разрезами месторождений Широтного Приобья было высказано мнение, что газонасыщенными могут быть отложения нижнего мела (неоком, валанжин). Скважина Р-1 была ликвидирована по техническим причинам. Экспедиции предстояло в кратчайшие сроки выявить газоносные пласты на Тазовском месторождении. Когда я добрался до места назначения (август 1963 г.), на площади в бурении находилась скважина Р-2. В ноябре 1963 г. скважина была пробурена, обсажена эксплуатационной колонной, и мы приступили к испытанию пластов. В разрезе скважины выделялся один высокоомный пласт в интервале 2350-2400 м, который интерпретировался геофизиками как возможно продуктивный. Но при испытании этого и других пластов в нижней части разреза были получены притоки пластовой воды с растворенным газом без признаков нефти. Залежей углеводородов обнаружено не было. Это всерьез озадачило специалистов. В скважине оставался неиспытанным один пласт — сеноманского возраста, залегающий на глубине 1130-1200 м. Эти отложения считались неперспективными. В процессе испытания сеноманских отложений на юге Тюменской области, в Березовском районе и в скважинах Широтного Приобья из них были получены притоки пластовой воды. Но к моменту испытания сеноманских отложений были получены косвенные признаки того, что газовая залежь находится в верхней части вскрытого разреза. Вновь и вновь мы возвращались к материалам бурения и результатам аварийного фонтанирования скважины Р-1. Внимательно рассматривали куски выброшенной породы.
Первыми обратили на них внимание главный геолог геологического управления Л.И.Ровнин и научный работник, ныне доктор геолого-минералогических наук Ю.П.Карагодин. Куски, выброшенные из аварийной скважины, были отправлены на анализ в лабораторию. Результаты анализа показали, что породы представлены глинами туронского возраста, являющимися покрышкой сеноманских отложений. Испытание сеноманского пласта происходило в ноябре 1963 г. Провели перфорацию объекта. После спуска лифтовых труб установили на устье скважины фонтанную арматуру и приступили к вызову притока снижением противодавления на пласт (заменой бурового раствора на техническую воду).
Обычно, когда из скважины выносятся последние порции воды и скважина начинает фонтанировать чистым газом, слышатся громкие хлопки на устье, сравнимые по громкости с орудийными выстрелами. И только после этого раздается рев вырвавшегося на свободу газа. Так случилось и на этот раз. Члены вахты, не видавшие до сих пор ничего подобного, в страхе разбежалась. На буровой у ротора остался я один и в дизельном сарае дизелист. Я позвал его на помощь, и мы вдвоем с трудом закрыли центральную задвижку на фонтанной арматуре. Рев фонтана прекратился. Наступила изумительная тишина. Вахта вернулась на буровую и продолжила работы по сборке и креплению отводов от устья скважины. Дебит полученного фонтана визуально оценивался примерно в один миллион кубических метров газа в сутки. Так была установлена промышленная газоносность сеноманских отложений, которые стали основным продуктивным горизонтом ямальских недр. При исследовании этой скважины мы впервые столкнулись с таким грозным явлением, как гидратообразование. Было установлено, что гидратообразование происходило в стволе скважины практически от устья и до верхней отметки пласта. Связано это явление в первую очередь с низкими пластовыми температурами (+17..19оС) и высокой влажностью газа. Это осложнение доставило много хлопот испытателям, и пришлось затратить достаточно много средств, специальных химреагентов и времени, прежде чем мы научились бороться с этим явлением. С подобными осложнениями в Березовском районе я не встречался, так как там пластовые температуры достигали величины 60 градусов.
Разумеется, тепла. А в таких условиях гидраты в скважине не образуются. Позднее проблемой гидратообразования вплотную занимался В.К.Федорцов. Он со своими помощниками успешно решил эту задачу.
Надо сказать, что кроме газовой залежи в разрезе была обнаружена нефтяная оторочка высоковязкой нефти. Запасы этой нефти оказались приличными. Но возникла проблема траспортировки высоковязкой нефти на поверхность.
Геологическое изучение Тазовского месторождения мы закончили к 1965 году. На пороге стояли очередные открытия (мы так думали), на подготовленных геофизиками структурах — Заполярном и Русском.
Мне как геологу очень хотелось выйти с бурением на Заполярную площадь. Я детально изучил все имеющиеся материалы. По данным сейсморазведки, это была высокоамплитудная, весьма крупная по размерам площадь, выявленная сейсмопартией Аркадия Краева. В сравнении с Тазовской площадью она выигрывала по всем параметрам. И вот в начале весны, а точнее, в конце зимы (какая же это весна в марте в Заполярье?), мы на двух вездеходах выехали на выдачу точки для первой поисковой скважины на площади. Геологи знают: время от выдачи точки до забурки скважины — это «дистанция огромного размера». Скважину забурили только 11 сентября 1965 г. Буровым мастером был выпускник Грозненского института В.И.Невмира. Считаю, в значительной степени его заслугой было предотвращение открытого фонтанирования на скважине. Когда он сообщил, что на скважине происходит сильное разгазирование глинистого раствора, я спросил, что у него из химреагентов имеется на буровой для утяжеления раствора. Он ответил, что ничего в наличии нет. Единственное, что я ему посоветовал, — увеличить вязкость раствора и по возможности собрать весь песок в мернике и ввести его в раствор. Песок в какой-то степени повысил плотность раствора и противодавление на пласт. Это и спасло нас от выброса бурового раствора из скважины. Дело в том, что на Заполярном месторождении кроме основного сеноманского пласта выше залегал еще один пласт небольшой мощности. Поэтому существовала реальная опасность, что он-то и разгазирует раствор и уменьшит его плотность при вскрытии основного пласта. К счастью, нам удалось избежать открытого фонтанирования. Когда закончили скважину бурением и рассматривали каротажные диаграммы, я ужаснулся. Основной пласт оказался газоносным по всей своей огромной толщине — 220 метров. А выше него действительно залегал тот самый газоносный пласт, который принес нам столько волнений. Когда я сообщил в трест «Ямалнефтегеология» материалы интерпретации материалов геофизических исследований, мне по понятным причинам никто не поверил. На другой день к нам прилетел главный геолог треста А.И.Ослоповский и опытный геофизик — интерпретатор Л.В.Альперович. Просмотрев все материалы, они согласились с нашими результатами обработки материалов. Предварительные расчеты показывали, что мы на пороге открытия самого крупного газового месторождения в Европе. Через короткое время к нам прилетела солидная комиссия, в основном из Совнархоза СССР. Как выяснилось, они проверяли не только Тазовскую НГРЭ, а в целом состояние запасов природного газа в недрах Ямала. Ведь в то время на территории Ямала работали кроме нашей еще Пуровская и Новопортовская экспедиции. У них уже тоже были на счету открытые месторождения, но такого, как Заполярное, ни у кого не было. Это был первый триллионник в Заполярье. Еще не было Уренгоя, не было и Ямбурга, как и Медвежьего. Их откроют позже. Но вернемся к комиссии. Когда докладывал, я ни словом не обмолвился о запасах в количественном отношении. Тем более что пробурена и испытана была всего одна скважина. Зашла речь об обеспечении газом Норильского металлургического комбината. Наши месторождения территориально оказались ближе всех. Позднее для решения этой задачи были поставлены геолого-поисковые работы, и тюменские геологи открыли газовые месторождения на севере Красноярского края. Но как я ни уходил от главного вопроса, мне все-таки пришлось назвать результаты наших предварительных расчетов. Когда я назвал цифру запасов в 1 триллион 200 миллиардов кубических метров, начальник управления Ю.Г.Эрвье пообещал снять меня с должности главного геолога. На мое счастье, за меня заступились и поддержали главный геолог управления Л.И.Ровнин и начальник геологического отдела управления А.Г.Юдин. Забегая вперед, скажу, что через два года после открытия месторождения на заседании Государственной комиссии запасы газа были оценены в 1 триллион 700 миллиардов кубических метров! Причем качество проведения геологоразведочных работ было признано очень высоким. Несколько лет Заполярное месторождение было участником ВДНХ, и мы получили несколько медалей.
Впервые определение Заполярного месторождения как уникального прозвучало на заседании Государственной комиссии по запасам СССР. А вскоре об открытии тюменских геологов заговорил весь мир. Открытие Заполярного месторождения признали историческим. Ведь именно с его открытия началась новая энергетическая политика СССР, ориентированная на Западную Сибирь как основную базу углеводородного сырья страны.
Конечно, открытие Заполярного месторождения добавило нам адреналина в кровь. Это ведь как первая любовь! Есть такие месторождения, которыми гордишься, любуешься ими. В моей биографии это Заполярное месторождение. Хотя на моем счету много открытых месторождений — Русское, Южно-Русское, Находкинское, Северо-Уренгойское, Семаковское, Ямбургское и др. Заполярное месторождение в моем сердце занимает особое место. Я именно горжусь этим открытием!..»
Здесь мы прервем рассказ нашего героя и послушаем очевидца событий.
Обратимся к истории. Книга-сборник «Энергия Ямала». Из очерков известного тюменского писателя Евгения Ананьева «Ради таких минут», «Биография открытия». «...Главный геолог Тазовской нефтеразведочной экспедиции Геннадий Быстров завершил испытание скважины Р-2. Бурилась скважина тяжело. Я тогда работал помощником бурильщика. В те дни Быстрову по ночам снился открытый фонтан. Я сам видел, как он вскакивал среди ночи с раскладушки, выбегал на улицу и тревожно всматривался в направлении буровой. Быстров сутками пропадал на буровой. Это случилось в ноябре. Уже прострелен «подозрительный» горизонт. Решили с рассветом продолжить работы. В пятом часу кто-то крикнул в дверь: «Газ!» Как Быстров добежал до буровой — он до сих пор не помнит. Доложили на базу экспедиции.
— Вот и дождались, — вздохнул, как бы отвечая самому себе, начальник Тазовской экспедиции Василий Подшибякин. — Дождались, — повторил он, словно еще не успел привыкнуть к реальности происходящего. Эта скважина, расположенная в пустынной тундре, дала первый в Заполярье управляемый фонтан природного газа.
А спустя восемь лет почти на том же самом месте, близ выросшего за это время поселка Газ-Сале Геннадий Быстров руководил бурением скважины Р-33. У нее теперь уже новая задача — поиски заполярной нефти. А сам Быстров стал начальником Тазовской экспедиции. Я придирчиво рассматриваю старого товарища. Волосы поседели, прибавилось глубоких морщин. А в остальном он такой же неугомонный, торопливый Гена Быстров — вот уж действительно оправдывает свою фамилию.
— Что-то давно не показываешься, — скороговоркой упрекает он. — Зажирел, небось. Забыл Первую Буровую! Или новых друзей завел! Вообще, как жизнь?
...В Газ-Сале проводилась выездная сессия ГКЗ при Совете Министров СССР. Задача — подсчет запасов газа Заполярного месторождения. Заседание было лишено всякой картинности. Обычная инженерная работа. В первом ряду сидит Геннадий Быстров. Начальник экспедиции в тридцать с небольшим лет. Но на Ямале Быстров — чуть ли не самый «старый». И уж, конечно, ветеран — прибыл с первым караваном. Геннадий заметно волнуется. Такое уж у него лицо — по нему все мысли прочесть можно.
Свое выступление Геннадий начал нервно, но постепенно втянулся, речь потекла ровней. Никакой лирики — анализ результатов испытания скважин, методы расчета, цифры. Закончил, словно обрубил: мы считаем, что запасы Заполярного месторождения составляют один триллион семьсот миллиардов кубометров природного газа.
В зрительных рядах кто-то восхищенно присвистнул. Первая в стране триллионная залежь!...»
Но вернемся к рассказу нашего героя.
«...В 1968 г. было открыто Русское нефтегазовое месторождение. Предварительный подсчет запасов нефти в сеноманских отложениях ошеломил даже опытных и знающих геологов. Хотя, конечно, сложное геологическое строение месторождения, высокая вязкость нефти, слабосцементированные коллекторы создавали определенные трудности в ее добыче. В этом отношении хорошо поработали научные работники института ЗапСибНИГНИ, а затем Тюменской тематической экспедиции В.К.Федорцов (ныне доктор геолого-минералогических наук, профессор), А.П.Шугаев,
В.Е.Пешков (ныне директор Томского отделения СНИИГиМа). Позднее, в 70-х годах успешно провели пробную эксплуатацию нефтяной залежи на скважине Р-12 механизированным способом М.Е.Стасюк и А.К.Ягафаров. (ныне доктор геолого-минералогических наук). И практически только через 40 лет нефтяная компания «ТНК-ВР» вплотную приступила к решению проблемы разработки этого месторождения. На мой взгляд, поздновато. Ведь нефти Русского месторождения обладают уникальными свойствами....»
Здесь мы опять прервемся и расскажем об одном событии, чуть было не изменившем геологическую судьбу Г.П.Быстрова.
Дело в том, что Г.Б.Рогожников, бывший в то время управляющим треста «ВостСибнефтегеология», а раньше работавший начальником Березовской КГРЭ, предложил Г.П.Быстрову переехать в Иркутск на должность заместителя главного геолога. Это было весьма заманчивое предложение — областной центр, музыкальная школа для дочери, удобства... Слегка покраснев от неловкости, Быстров честно ответил старому товарищу по Березово, что он польщен, но останется здесь — в системе тюменской геологии.
В том же году управляющий Ямальским геологоразведочным трестом В.Т.Подшибякин предложил Г.П.Быстрову. перейти на работу в Уренгойскую нефтеразведочную экспедицию. Дело в том, что с созданием треста начальник Уренгойской НРЭ И.Я.Гиря переходил туда главным инженером и нужен был новый начальник экспедиции. Выбор главка пал на нашего героя.
«...Честно говоря, — вспоминает Г.П.Быстров, — мне не хотелось менять место работы и уезжать из Газ-Сале. Менять кукушку на ястреба не в моих правилах. Но приказ есть приказ! Главным геологом Тазовской НРЭ назначили Юрия Ярового, только недавно прошедшего «курс» молодого специалиста. Впоследствии он возглавлял геологическую службу ПГО «Уренгойнефтегазгеологии». К сожалению, он рано ушел от нас. Его именем названо одно из месторождений в Уренгойском районе. Собрав небольшие пожитки, я с женой и детьми на вертолете МИ-4 вылетел в Уренгой. Уренгойская НРЭ в свое время формировалась из сотрудников Нарыкарской и Березовской экспедиций, поэтому я там встретил много старых товарищей, с которыми работал в Березово. Правда, я предстал перед ними в новом качестве. Но встретили меня более чем радушно. Мы нашли общий язык. Что меня удивило в Уренгое, так это действующий «сухой закон». Спиртного не было вообще. Процветало самогоноварение и спекуляция спиртным, которое завозили из райцентра Тарко-Сале.
План по бурению экспедиция не выполняла. Возникало много других технических и бытовых вопросов. С чего начинать? Все это предстояло обсудить с ведущими специалистами экспедиции. Я созвонился с начальником УРСа главка М.Б.Аксельродом и попросил его завезти в поселок продукты, которых не было в продаже, а также и спиртные напитки. Я всегда был против введения «сухого закона», так как кроме вреда оно ничего не приносило.
Принятые меры приносили свои плоды. К концу года экспедиция по итогам соцсоревнования заняла одно из ведущих мест в тресте. Мы увеличили объемы капитального строительства. Люди стали переселяться из вагончиков в благоустроенные дома. Наладилось снабжение поселка продуктами питания и промышленными товарами. Организовали рыболовецкую бригаду. В магазинах всегда была в достатке свежая рыба. Кроме того, мы заключили договор с Самбургским совхозом на поставку 150 тонн оленьего мяса.
Главной задачей Уренгойской НРЭ была подготовка запасов газа Уренгойского месторождения. И мы это хорошо понимали. Но знали и другое: одним Уренгоем не проживешь. Поэтому кроме разведки этого месторождения мы выходили с поисковым бурением и на другие площади. За те три года, что я проработал в Уренгое, мы открыли несколько новых месторождений углеводородов и значительно расширили площадь газоносности сеноманских отложений Уренгойского месторождения.
Проводились очередные реорганизации в структуре управления геологоразведочными работами в СССР. В связи с ликвидацией треста В.Т.Подшибякин стал начальником Уренгойской НГРЭ, а я вернулся в родное Газ-Сале начальником Тазовской НРЭ. Здесь я проработал четыре года, после чего перешел на работу в Тюменскую тематическую экспедицию. Позднее стал начальником геологического отдела Главтюменьгеологии...»
Автор публикации хорошо знает, как Г.П.Быстров тяжело переживал развал Тюменской геологической службы в процессе так называемых демократических реформ. В его и других ветеранов геологии словах звучала в те годы не ностальгия по прошлому, а боль по будущему страны. Уж если председатель правительства страны Е.Т.Гайдар заявлял, что он не знает такой отрасли в народном хозяйстве, как ГЕОЛОГИЯ, то что можно говорить об исполнителях-министрах...
И правильно говорит ветеран и организатор геологического производства на Крайнем Севере: «Уничтожение нефтеразведочной геологии — это крах экономики России в будущем».
...Сейчас Геннадий Петрович находится на пенсии. Как говорится, на заслуженном отдыхе. Отдых-то он действительно заслужил, но первооткрыватель нефтегазовых месторождений Заполярья не отказывает никому в помощи или консультации по специальным вопросам.
...Он все такой же быстрый в движениях, с юмором в разговоре и с доброжелательной улыбкой на лице...
...И не может он даже во сне оторваться от Заполярья, с которым породнился на всю жизнь...