ГРАФ МУРЖА: "СКРИПКА ДЛЯ МЕНЯ — ЭТО ДЕВУШКА

Этот музыкант хорошо известен в нашей стране и за рубежом. Заслуженный артист России, неоднократный победитель международных и всероссийских конкурсов.
Скрипач-виртуоз и просто приятный человек. Граф Муржа. Он снова приехал в Тюмень. На этот раз вместе с пианистом Петром Лаулом. Накануне концерта мы договорились с Муржой об интервью.
Его имя вызывает удивление. Почему Граф? Может, он из дворян? Нет, в метриках так и записано: «Граф». Какое необычное и странное имя дали родители своему сыну! Впрочем, бывают еще более неожиданные примеры человеческой оригинальности.
При встрече он протягивает руку и представляется: «Шон». Ну вот! Кто же этот выразительный брюнет на самом деле?
— Граф, — начинаю заранее продуманную фразу и смущенно поправляю себя, — то есть Шон...
— Сейчас все расскажу, — успокаивает Муржа. — Официально меня зовут Граф. Так назвал меня отец. Он был уверен, что это имя будет легко запоминаться. И оказался прав. Но в жизни так звать человека нелегко. Поэтому в общении я просто Шон. Это уменьшительное от венгерского имени Шандор. Дома меня вообще зовут Шоник.
— Шон, почему скрипка? Потому что ваш отец скрипач?
— Я — скрипач в седьмом поколении. Заинтересовался скрипкой с детства. И не теряю к ней интерес до сих пор.
— Как трехлетний ребенок воспринимает необходимость заниматься музыкой?
— Он вряд ли что-либо внятно понимает. То, что он не хочет музицировать систематически, это факт. Заниматься музыкой постоянно очень нелегко, особенно, когда твои друзья идут играть в футбол. Но если родители видят, что их ребенок способен добиться каких-то результатов, что он одарен, то они должны найти какие-то рычаги. Я не резвился с ребятами столько, сколько хотел. Зато у меня есть профессия, которую я люблю.
— А какие рычаги использовали ваши родители?
— Когда я сказал, что хочу быть космонавтом, папа заметил: «Космические корабли иногда взрываются». Тогда я решил, что хочу быть пианистом. Папа покачал головой: «А если ты приедешь куда-нибудь, а там нет рояля?» Я подумал и заявил, что буду виолончелистом. Но отец и тут меня переубедил: «Тебе всякий раз в поездках придется покупать билет для виолончели. А со скрипкой ты везде будешь хорошо себя чувствовать».
— Вы еще в школе выиграли два международных конкурса. Как прошло первое испытание «медными трубами»?
— Первым был конкурс скрипачей имени Никколо Паганини в Генуе. Мне было 16 лет. А в этом возрасте человек еще ничего толком не соображает. Я приехал просто поиграть, посмотреть на людей, в общем, получить удовольствие от происходящего. Никаких сложностей не испытывал.
— Ваши родители, безусловно, гордятся вами...
— Они сделали все, чтобы я играл. Пожертвовали очень многим ради этого. Один только переезд в Москву чего стоит! Сейчас родители получили тот результат, на который рассчитывали. И принимают как должное то, что концертирующий скрипач.
— А родились вы где?
— В Закарпатье. Два года учился в Свердловске. Здесь мы получили квартиру. У отца был ансамбль. Он много гастролировал.
— Вам, как потомственному скрипачу, скрипичная наука давалась легко?
— Ну, как сказать... В Москве я попал к профессору Ирине Бочковой в восьмилетнем возрасте. И те навыки (венгерский народный стиль игры), которыми я владел, необходимо было менять. И знакомиться с классикой с нуля. То, что было в душе, пришлось на какое-то время заморозить. С трудом приспосабливался.
— Вы живете в России, гастролируете по всему свету. Где вы чувствуете себя наиболее комфортно?
— Легче всего мне во Франции. Я хорошо знаком с французским репертуаром. С детства часто бывал в этой стране и люблю ее. А вообще мне нравится гастролировать по небольшим российским городкам.
— В Тюмени вы уже не первый раз...
— Мне очень симпатичен ваш город. Я ценю хорошие отношения директора Тюменской филармонии Михаила Бирмана. У него очень верное дифференцированное отношение к популярной и классической музыке. Замечательно, что все жанры уживаются на вашей сцене. Такое не так часто бывает. Сезон классической музыки очень богатый. Основные силы, которые есть у нас в стране, выступают и в Тюмени. Это здорово. Зал прекрасный. Хорошая акустика.
— Николай Гумилев написал пронзительное стихотворение о мальчике-скрипаче. Там есть такие строки: «И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача». А у вас какие взаимоотношения с инструментом? Скрипка «пьет» вашу кровь?
— Я играл на разных скрипках. В частности, на скрипке Паганини. А этот инструмент энергетически сильнее многих скрипачей. Для меня скрипка — девушка. С ней нужно очень мягко обходиться. Тогда она отвечает взаимностью. На скрипку нельзя злиться. Она все чувствует.
— А что чувствует скрипач, когда держит в руках скрипку Паганини?
— Уважение к ее бывшему хозяину и к самой скрипке. Причастность к истории.
— Шон, а у вас какой инструмент?
— Выдающийся! Скрипка Лоренцо Стариони, ученика Страдивари.
— Как она к вам попала?
— Я приобрел ее в Нью-Йорке три месяца назад. И буду еще выплачивать за нее деньги лет пятнадцать. Но это уже тот инструмент, который будет со мной долго.
— На сцене и в жизни вы разный человек?
— Да. На сцене мне хочется быть абсолютно точным. Предельно верно выражать своей игрой ту музыку, которая написана великими композиторами. А в жизни я не такой точный. Могу куда-нибудь опоздать. Более свободным себя ощущаю.
— Музыка каких композиторов вам наиболее близка?
— Я очень люблю немецкую и австрийскую музыку. Бах, Моцарт, Бетховен, Шуман. Золотой период музыки!
— С наступлением нового года мы ждем, что наши мечты начнут сбываться. А вы чего для себя желаете в этом году?
— Я бы очень хотел, чтобы культура и искусство (в том числе классическая музыка) в нашей стране имели большую поддержку со стороны государства. Это очень важно.
Поп-музыка в такой поддержке не нуждается. Она и так звучит повсюду. И на этом зарабатываются большие деньги. Классику же никто не рекламирует, но она как общее образование, как литература и история необходима человеку для его становления. От того, что на эстраде появится новая солистка с каким-нибудь провокационным псевдонимом, например, Виагрина, ничего не изменится. Она заработает деньги, будет известной год-два — и о ней забудут. А классическая музыка будет жить всегда. Но, еще раз повторяю, нужна поддержка государства.
— Какая? Финансовая?
— Разумеется. Сколько у нас на культуру выделяется? Копейки!
— Вы бываете в разных странах. Там культуру поддерживают?
— За рубежом существует множество фондов, которые оказывают помощь людям искусства. Например, фонд поддержки молодых музыкантов. В Париже есть фонд имени Равеля, который выплачивает студентам-музыкантам стипендию, а самым лучшим и талантливым предоставляет жилье. И они участвуют в специальных конкурсах, чтобы иметь возможность жить в Париже.
— Разве в России нет фондов?
— Фонды-то есть. Квартир нет. Я считаю, что лучшие музыканты, художники, литераторы должны иметь лучшие условия для жизни и работы. Хотелось бы, чтобы по телевидению звучало больше классической музыки и не было пропаганды насилия. Я хочу пожелать и себе, и всем нам, чтобы мы научились делиться друг с другом теми добрыми чувствами, которые у нас есть и которые мы очень часто не можем выразить.