СОХРАНЯЯ НАДЕЖДУ

В это лечебное учреждение нечасто приводят на экскурсию высокопоставленных гостей, чтобы продемонстрировать достижения. Сюда на практику не направляют даже студентов медакадемии — будущих врачей. Прагматичный взгляд на жизнь, присущий современному обществу, ориентированному прежде всего на “успешность”, акцентирует наш интерес на всем развивающемся, перспективном. В науке умирать прогрессивного мало. Все мы знаем о бренности земной жизни, о неизбежности болезней и старости. Но в своих познаниях предпочитаем ограничиваться стереотипами.
Хоспис. Что мы знаем об этом заведении?
Символом хосписа выбран зеленый листок, одиноко проклюнувшийся на почти засохшем стволе. Под ним — заботливо подставленные руки. Руки врачей. И надпись: “Сохраняя последнюю надежду”...
“Как мне доехать до хосписа?” — спрашивала я людей на остановке, ожидая маршрутку. “А что это такое?” — вопрошали в ответ одни, а другие молча пожимали плечами. “Я знаю, это больница, куда направляют умирать”, — деловито отозвалась немолодая женщина и объяснила дорогу, попутно расспросив, что за беда заставила искать столь мрачное заведение...
Тюменский хоспис — одноэтажное строение на небольшой огороженной территории — находится вдали от центра в сторону Казарово. Не скрою: поднималась на крылечко с душевным трепетом. В моей жизни случались больницы, но в подобной не доводилось бывать даже в журналистской практике.
В помещении светло, нет намека на вечный спутник обители боли — запах. Сверкают чистотой надраенные до блеска полы, буйная зелень цветов в кадках и горшочках застилает тусклый свет январского дня. В просторном аквариуме вальяжно плавают разноцветные рыбки... В ожидании главного врача осматриваюсь: на стенах холла — стенд с распорядком дня и медико-профилактическими бюллетенями — неизменная для всех больниц и успокаивающая наглядность. И все же это не обычная больница. Не сидят перед телевизором больные, не снуют со шприцами медсестры — все тихо и спокойно. В нескольких палатах лежат три десятка пациентов, чей диагноз обжалованию не подлежит. Большинство из них знают об этом. Но продолжают надеяться, бороться за жизнь и бесконечно верить во всемогущество медицины.
(фото2)Иноязычное название главный врач хосписа Юрий Хребтов заменил бы другим, более понятным, например, центром противоболевой терапии. Представление о назначении учреждения, говорит он, в обывательском понимании напрямую связано со смертью. И все же это не так, даже несмотря на трагический и закономерный исход болезни, от которой пока еще нет панацеи. Хоспис — не онкодиспансер. Здесь болезнь не лечат. Врачи избавляют пациентов от боли, борются с симптомами болезни, лечат сопутствующую патологию, делают перевязки, облегчают их страдания участием, добрым словом, заботливым вниманием. Цель работы хосписа — поддержать жизнь пациентов, дать человеку возможность достойно, без страданий и страха, прожить отпущенный срок.
Многие из пациентов, поступивших сюда почти недвижимыми, получив курс противоболевой терапии, выписываются — и возвращаются, бывает, не по одному разу. В основном это люди старшего возраста, в отличие от молодых они болеют годами. “Все зависит от гормонального фона организма, — говорит Юрий Ильич. — У молодых все процессы в организме протекают бурно и стремительно, с такой же скоростью растет и раковая опухоль”. С такой же ураганной скоростью происходит и процесс умирания. За шесть с половиной лет, на памяти Юрия Ильича, самому молодому пациенту хосписа было три года.
Еще один ошибочный стереотип в отношении пациентов связан с наркотическими препаратами, якобы основными в избавлении от мук. Из тридцати пациентов отделения сегодня лишь двум требуется морфин. Долгое время больного ведут на комплексе обычных обезболивающих средств, без подключения наркотиков. По словам Юрия Ильича, знание действия одного препарата и в сочетании с другим, умение подобрать определенную комбинацию, чтобы одно усиливало действие другого, позволяют держать сознание пациента ясным. А это очень важно. Пока сохраняется хоть малейший шанс на выживание, у человека мобилизуется воля к жизни, она придает силы в борьбе с болезнью.
Может, поэтому пациенты даже в самых доверительных беседах с врачами не говорят о фатальном, им важнее думать о том, как вылечиться. Римма Федоровна Прохорова, врач-анестезиолог со стажем, в назначении учреждения категорична: “Больной в хоспис поступает не для смерти. Мы делаем все возможное для его полноценной жизни после курса лечения. Люди по-разному относятся к своему диагнозу, кто-то отрицает, слышать не хочет слово ”рак", верит в чудо, врачебную ошибку и т.д. Есть категория больных, которая категорически отказывается от обезболивания, внушая себе: отсрочка в наркотиках продлит жизнь. И действительно у таких пациентов болевой порог повышается, они ведут себя спокойнее. Некоторые из наших больных наблюдаются и получают паллиативную помощь годами".
Об одном из пациентов здесь вспоминают с особой теплотой и уважением. Это его аквариум украшает холл сегодня. Два года мужчина получал лечение и не переставал удивлять персонал и других больных оптимизмом и жизнелюбием. Как признался Юрий Ильич, у него даже закралось однажды сомнение в правильности поставленного в онкоцентре диагноза. Ни единой жалобы, хмурого выражения лица или плохого настроения, мужчина был общителен и доброжелателен. Привез в больницу большой аквариум, сам ухаживал за рыбками, кормил, менял воду. О заболевании и своих шансах, оказывается, он знал с самого начала. Кто-то в этой ситуации капитулирует, не сумев справиться со страхом или паникой, другие, даже отрицая саму вероятность заболевания, тем не менее начинают отчаянно ей сопротивляться. Мужчина же к своей жизни отнесся философски. Осознавая обреченность, он никогда не говорил о смерти, не утратил лучших качеств своей личности, и каждое мгновение этих двух лет прожил достойно и светло. Силой духа и притягательным светом души запомнился всем этот человек... В очередной раз освободилась одна из тридцати коек. Освободилась, чтобы снова быть занятой. В очереди на лечение в хосписе сегодня стоит двадцать два человека.
Лечение бесплатное, финансирование поступает из средств областного Фонда обязательного медицинского страхования, городская администрация оплачивает услуги ЖКХ, но проблема нехватки денег присуща и хоспису в той же степени, как и всем медицинским учреждениям. И все же, говорит главный врач, больница не испытывает недостатка в обезболивающих и иных препаратах. Можно было бы жить и комфортнее, если заняться коммерческой деятельностью, то есть принимать больных за определенную плату. Предложений поступает множество, особенно из так называемой социальной группы, когда за одиноким и немощным человеком некому ухаживать.
(фото3)Обращаются к главврачу и дети больных стариков, просят за любые деньги или другую спонсорскую помощь взять в отделение мать или отца. Им самим ухаживать некогда: других забот хватает. Очень редко, но, случается, идут навстречу отчаявшимся родственникам, и то лишь в случаях, предусмотренных уставом хосписа, где четко прописано, больные с какой патологией могут получать помощь здесь. “Брать деньги с пациентов даже в условиях дефицита средств в высшей степени безнравственно и преступно”, — убежден Хребтов. Он не видит крамолы, если пациент или его родственники приносят персоналу цветы или бутылку коньяка — дежурный эквивалент “спасибо”. Но врача, посмевшего несколько лет назад принять деньги в качестве благодарности, уволил вмиг без сожаления.
Несмотря на размеренный ритм будней, работа врачей хосписа напряженная. Тяжела она и у младшего персонала. Почти все больные в отделении лежачие, их кормят с ложечки, перевязывают, умывают прямо в кровати, но не это самое сложное — профессионализм персонала на высоте. Больным нужна духовная, душевная поддержка, особенно тем, кого родственники или дети, сдав на руки врачам, забыли. Пожалуй, весь персонал, начиная от главного врача и заканчивая нянечками, помимо своих должностных обязанностей выполняет функции психотерапевта, ведь по штатному расписанию наличие такого врача в хосписе не предусмотрено. “Если больной в сознании, он ждет, плачет, но при этом не упрекает никого в равнодушии. Тех же детей сам старается оправдать: дескать, заняты они очень, вот и не едут... Мы звоним-вызваниваем родственников: придите навестите, ведь вас ждут! Тишина. Никто не мчится, разве что тело приедут забрать. Не часто, но такое бывает”, — заключает Юрий Ильич.
Духовную помощь оказывает православная церковь, иногда в хоспис приходят батюшка и сестры, исповедуют, утешают Божьим словом. А вот делом, реальной помощью могли быть полезными студенты медакадемии. “Сейчас студент не тот пошел. За шесть с половиной лет я не припомню случая, чтобы кто-то пришел предложить свою помощь. Волонтеров нет и не было”, — говорит Юрий Ильич. Жаль. Работа с данной категорией больных как нельзя лучше показала бы будущим врачам, что они ждут от медицины. И — на кого медицина, в свою очередь, может рассчитывать.
Палаты в больнице трехместные. В одну из них, женскую, заходим с фотокором. Спрашиваем разрешения на беседу и съемки. Честно говоря, готовы к отказу, заранее понимая деликатность ситуации. К нашему удивлению, женщины соглашаются, они приветливы и отнюдь не раздражены вниманием посторонних. “Фотографируйте. Мы же понимаем, это ваша работа”, — негромко сказала одна из них. Ее кровать у окна, и встать, чтобы поправить волосы, как соседка по палате, у женщины нет сил, а вот душевности в избытке, коль на прощанье она желает нам здоровья — самого главного, что нужно человеку. Того самого, что так не хватает сегодня ей самой...
У немолодой женщины в ясных васильковых глазах то и дело вспыхивает отчаяние, как бы спокойно она ни старалась говорить: “Я заболела летом, врачи долго обследовали меня, вот и затянули болячку. Сейчас уже поздно. Хочется еще пожить, не для себя. Для внучки. Одна останется, если я уйду...” Пятнадцать лет назад ее дочь с мужем и детьми погибла в аварии. Оставшуюся в живых трехлетнюю внучку бабушка вырастила одна. Сейчас девушка — студентка-первокурсница, она каждый день навещает бабушку — единственного на всей земле родного человека. И обе уповают на помощь врачей и милость Божью...
На койке напротив — молодая женщина. Лицо бледное, измученное. Руки бессильно вытянуты вдоль худенького тела. Бескровные губы плотно сжаты. На прощанье она улыбается нам одними глазами...
В другой палате дочь сидит возле матери, держа ее руку в своей. Это единственная ниточка, которая связывает их сейчас в этой жизни. С каждым днем ниточка слабеет, становится тоньше. У женщины — рак печени. Его обнаружили во время операции в другой больнице. “Нам сказали: вы безнадежны, умирайте дома, — плачет дочь. — Нас попросту выгнали. Мы приехали сюда и как будто попали в другую медицину — настоящую, милосердную. Здесь совсем иное отношение к больным и родственникам, сострадательное и человечное. Да и режим посещений свободный, в любое время можно прийти к маме, не нужно отпрашиваться с работы. Она у нас ветеран труда, всю жизнь проработала на железной дороге в вагонном депо. Нас у мамы трое, она всем нам дала образование, подняла нас, наших детей нянчила. У нее шесть внуков. Мы все ее любим, для нас она незаменима”.
Трудно видеть, как по капельке уходит жизнь из родного человека. “Мама всегда говорила: коль придет срок, хорошо бы умереть во сне, чтобы ничего не почувствовать, — говорит ее дочь. — Наверное, Бог ее услышал”. Сколько бы нам ни было лет, как бы твердо ни стояли мы на ногах, но с уходом наших родителей мы сиротеем...
Я спросила у Юрия Ильича, имеются ли так называемые VIP-палаты для высокопоставленных особ, начальников, руководителей высшего звена, как в некоторых медицинских учреждениях. “Есть такие палаты, — подтверждает главврач. — Для агонирующих больных”. Здесь нет важных или малозначительных пациентов. Перед Богом и врачом все равны. Пожалуй, это один из главных уроков хосписа.
Предметом гордости в медицине традиционно считается процент излеченных больных, количество успешно проведенных сложных операций, материально-техническая оснащенность учреждений здравоохранения. “А здесь-то чем гордиться?” — спросила я Виолетту Александровну Черную. “Любая отрасль в медицине почетна, — ответила мне врач-онколог. — Я мечтала о работе врача и горжусь, что я здесь. Да, наши пациенты не излечиваются, но у любого терапевта есть больные с хроническими заболеваниями, которые тоже не поддаются лечению. Если мы начнем свой труд измерять в процентах или, хуже того, будем плакаться, как нам морально тяжело, кто будет работать в онкологии? По уровню знаний и умений мы не отстаем от зарубежных врачей, которые работают в лучших условиях, по рукам нас бьет лишь отставание в материальной оснащенности”.
И еще я спросила Виолетту Александровну, накладывает ли отпечаток на мировосприятие работа в хосписе. Ее ответ, пожалуй, можно считать еще одним уроком: “Отношение к жизни стало другим. Научилась ценить то, что имею на сегодняшний день. Радостные, счастливые моменты жизни стараешься не пропускать как должное, неприятности не возводишь до масштабов трагедии. Работа не вгоняет в депрессию, но меняет угол зрения на жизнь вообще”.
...Каждый из нас задумывался хоть раз, что нас ждет за последней чертой. Мы не любим и не умеем говорить о смерти, заменяем это слово абстрактным “если что случится”. И все равно не дает покоя мысль: есть ли жизнь после жизни? И какой она будет — тяжкой, в трудах праведных, как земная, или же нас ждет вечная благодать? Не хочется верить, что дальше — ничего, абсолютная пустота... Все религии мира утверждают: хорошим там будет хорошо, а плохим уготованы вечные муки. У нас с вами еще есть время быть хорошими. Или таковыми стать...