ДЕНЬ СВЯТОГО "НИКОГДА

Очнуться от наркоза в военном госпитале — все равно что заново родиться. Сначала возвращается слух. Доносятся чьи-то стоны, дверной скрип, шорохи, тяжелые шаги, шлепок мокрой тряпки об пол. Кто-то хрипло требует воды, кто-то матерится.
Потом проясняется в глазах. В зыбком утреннем свете видно палату, заставленную узкими койками, и парней, запеленатых в кровавые бинты. У стены стоят чьи-то костыли.
Когда осмотришься, хочется встать, потянуться, размять затекшие ноги. Только вставать нельзя, от слабости кружится голова. И вместо левой ноги из-под одеяла торчит забинтованная культя. Костыли у стенки, выходит, твои...
* * *
Есть такая порода людей — солдаты на всю жизнь. Тюменец Андрей Ульянов как раз из нее. (фото3)С детства он занимался спортом. Осваивал рукопашный бой в клубе «Юный дзержинец». Жить не мог без легкой атлетики. Срочную службу Андрей отмахал на едином дыхании. Он призывался в 1988 году, когда армия еще не попала в жернова реформ. Служил в пограничных войсках. Застава стояла у озера Хасан.
...Он и сейчас молодеет, вспоминая армейские годы. Раскладывает на столе фотографии. Рассказывает взахлеб, как рвался на заставу, как его ценили офицеры и уважали пацаны. Командиры предлагали остаться на сверхсрочную службу — отказался. По дому соскучился.
Он втиснулся в гражданскую жизнь, еще не остыв от армейского ритма. Работал сварщиком, после смены боксировал на ринге. Пытался наладить личную жизнь. Не сложилось.
— Характер, видно, у меня вредноватый, — разводит руками.
Четыре года демобилизованный сержант пытался приладиться к миру, менявшемуся на глазах. Непостижимо было, отчего так скакали цены, рушились привычные устои. Улицы запрудили невиданные машины, рынки заполонили торговцы разномастным импортным неликвидом, у сверкающих витрин магазинов стали толпиться нищие.
Из этой сумятицы Андрей видел только один выход — вернуться в армейский строй. Написал заявление о желании служить на таджикско-афганской границе. Бравый пограничник легко прошел все комиссии. Дело оставалось за малым. Надо было лишь дождаться покупателя из части. Его все не было. К тому времени война в Чечне полыхала уже второй год. По ТВ постоянно передавали сюжеты о вылазках боевиков и наших потерях. Необстрелянные мальчишки гибли ротами.
В военкомате сатаневшему от ожидания Андрею как-то предложили: повоюй, солдат. Он согласился.
Крещение огнем
В январе 1996 года из Свердловска в Чечню уходили два пехотных полка, укомплектованных контрактниками. Андрей попал в 324-й мотострелковый полк. Его солдаты носили общее прозвище «Бешеные псы». Этому полку, в первую кампанию собранному из срочников, здорово досталось на передовой. Контрактники, пополнившие обескровленные роты, решили — мы будем мстить.
Их снарядили полностью, от маскхалатов до несгораемых жетонов — «смертников». Через два дня 324-й полк уже стоял в 30 километрах от Грозного, в селе Старые Атаги.
Там шла война. Но страха не было. Поначалу оказалось, что фронт — это простреленная палатка на два взвода, топчаны, куда падали не раздеваясь, блохи, от которых не было спасения, и всегда дефицитные дрова. Так жила разведрота, для которой на войне нет спокойных дней.
Если на фронте не ведутся активные боевые действия, разведчики уходят усиливать блокпосты, отправляются в дозоры на горные перевалы. В дни затишья разведке доводится ставить мины, вычислять координаты бандформирований, разыскивать их схроны и дневки.
В разведку Андрей попал по случаю. К технике его не тянуло. Зато был он выносливым, как степной скакун. К тому же, значилось в документах, проверенный рукопашник и меткий стрелок. Офицер-разведчик полистал военный билет: погранец, значит... Давай к нам? — Можно...
В ночь 23 февраля их разведгруппа ушла в первый боевой рейд. Из него вернулись не все.
Двое суток разведчики рыскали по горам. Спали на камнях. Однажды на переходе приметили — вроде что-то ворохнулось за валунами. Решили, что показалось. Когда до базы оставалось километра два, разведчики присели на полянке дожевать сухой паек. И передохнуть: разреженный воздух высокогорья вытягивал все силы.
— Вели нас духи, тут разговора нет. Они же в горах как дома, — рассуждает Андрей.
Разведчики сидели кучно. Моджахедам хватило бы одной гранаты, чтобы накрыть всю группу. После взрыва им оставалось только полоснуть из автоматов для верности.
Всех спас гранатометчик Леха Шорохов. Откинулся спиной на дерево, и тут рвануло. Видно, сдетонировала старая мина, незнамо кем прикрепленная к стволу с другой стороны.
«Духи» сами опешили. Они уже окружили полянку, примерялись, как ловчее ударить. Тут главное было — автомат схватить и «штамповать» по кустам одиночными выстрелами, короткими очередями, да в траве крутиться, чтобы мишенью не стать. Фикса, ангел-хранитель с пулеметом, свой ПК снарядил на раз и принялся поливать без передышки, не жалея патронов.
Ногу Лехе оторвало напрочь. Пока отстреливались, у него на губах уже красная пена выступила. Часовые на базе услышали стрельбу, к разведчикам подоспело подкрепление. Вместе отбились. Когда все стихло, Андрей подхватил было носилки, где корчился Леха, хотел помочь, а сил нету. Одно опустошение. И гул в ушах. В себя пришел только на базе. Видит — в ладони иконка мамина. С собой положила, когда на войну уходил.
Умирают пацаны просто
К штурму села Гойское федеральные войска готовились почти месяц. Дособирались до того, что ко дню штурма атакующих сил было меньше, чем оборонявшихся дудаевцев. Да еще десантников, стоявших рядом, накануне перебросили под Ведено.
Поначалу в село посылали парламентеров. Предлагали сдать Гойское без кровопролития.
— Аллах акбар! — надменно ответили горцы, — мы не сдаемся.
Бой начался в 11 часов. По открытому, до последней былинки пристрелянному боевиками полю шахматным порядком двинулась бронетехника. За ней шла цепочка пехоты.
Их расстреливали, как в тире. Танки и БМП полыхали будто копны. Свинцовый дождь косил пехоту. А разведчики, пробравшись по арыкам к самому селу, застряли в этой мясорубке так, что ни взад, ни вперед. Выходить на связь было бесполезно — в эфире стоял треск и крики наших пацанов, погибавших под кинжальным огнем.
Только пришел приказ отступать, и небо рухнуло на землю. Уши заткнуло гулом штурмовой авиации. Земля забилась под ногами.
Войска отступили. На черном поле коптила подбитая техника да кружилось воронье над мертвыми солдатами. Их было много.
Такой жути Андрей не видел даже в бою за Чернореченск. 11 марта «духи» напали на местную комендатуру. В малом селении они оборудовали сотни огневых точек. Колонна федералов шла сквозь стену огня. С большими потерями прорвались к окруженным омоновцам. Отбили наседавших боевиков, перевязали раненых. Про тот бой кто-то из милиционеров потом сложил песню.
На проклятом поле под Гойским, через несколько дней после кровавого штурма, война для Андрея закончилась.
Живой
Ночью разведчики снова проникли в непокорное село. Андрей шел замыкающим. Ступал за товарищами след в след и не понял, почему вдруг негромко хлопнуло под ногой. Глянул вниз — нога болтается на сухожилии, как наполовину стянутый сапог. А боли нет.
Она накатила позже, когда миновал первый шок. Ребята несли его на руках, стараясь не тряхнуть. А искалеченную ногу точно черт выжигал паяльной лампой. Обезболивающего с собой не взяли. Оставалась только надежда, что можно успеть отправить раненого вертолетом в Грозный.
Разведчики долетели до вертолетной площадки на расхлестанной БМП. Но первый борт, поднявшийся в темное небо, забрал с собой целый выводок широкопузых военачальников. Другую машину ждали долгие часы.
— Это чеченский синдром, сынок, — повторяли врачи, когда тридцатилетний калека выныривал из хмельного угара, — полечиться бы тебе надо. Нервишки успокоить.
Он и лечился. Успокаивался как мог. После войны молодой ветеран пил безудержно, с редкими перерывами. Это длилось почти шесть лет.
Приезжали однополчане, поминали товарищей. А в перерывах между запоями находилась какая-то работа.
— Я знал, что все равно остановлюсь. Дойду до какого-то предела, и точка, — признается Андрей.
Боевых денег у него не набралось и 20 тысяч. Бесплатный протез натирал культю до крови. Пенсию ему начислили грошовую, без учета ранения. Ее и получал, пока за брата по оружию не вступился председатель ассоциации солдат — ветеранов Чечни Андрей Попов.
Пить он бросил так же резко, как и уходил в запой. Послушал ребят из ветеранской ассоциации. Согласился отлежаться в лечебнице под Винзилями. Занялся спортом. От департамента здравоохранения ему прислали новый, удобный протез.
...Говорят, что человек не забывает ничего. Надо только постараться — все всплывет в памяти. Пока Андрей ворошил на столе те фотографии, что не сгорели в подбитой «бээмпешке», я силился вспомнить, где видел этот взгляд безнадежного больного, нежданно одолевшего смертельный недуг. И вспомнил.
Это было несколько лет назад, на параде в честь Дня Победы. В колонне солдат-резервистов ковылял на одной ноге высокий парень в потертом кителе с сержантскими лычками на погонах. Он еще долго махал костылем правительственной трибуне. Дескать, вот он — я. Живой! Живой...
Где б ты ни был
Пробудиться до свету в остывшей за ночь комнате, тихонько пристегнуть протез и выскользнуть во двор — все равно что вернуться с войны. Воротиться в укромный дачный поселок, в простой дом, куда нечасто заглядывают гости.
В 1997 году приказом президента Ельцина сержанта Ульянова представили к ордену Мужества. Вскоре подоспела медаль «За службу на Кавказе».
23 февраля 2004 года стало для него святым днем. Долгожданным и дорогим, который, казалось, не придет уже никогда. Три года назад, день в день, он познакомился с будущей женой.
Это было в винзилевской лечебнице. Наталья, потеряв родителей, выкарабкивалась из депрессии. Андрей отходил от чеченских кошмаров.
Порознь они выглядят антиподами. Наталья тихая, не обронит лишнего слова. Андрей не сидит на месте. Зато когда супруги Ульяновы оказываются рядом, каждый видит полноценную пару, где один дополняет другого. На свадьбе им кричали «горько». Молодожены одинаково прятали счастливые глаза.
Андрей решил притащить в дом спортивный тренажер, а на подворье развести скотину. Чтобы жить «от земли». Наташа мужу не перечит.
С весны до осени она подрабатывает продавцом в местном магазинчике стройматериалов. Андрей нанимается работать там же — сторожем. Он состоит в совете ветеранов чеченского конфликта. Охотно встречается со школьниками, кадетами. Рассказывает мальчишкам о войне, где мало просто выжить. Надо еще вернуться туда, где тебя любят и ждут. Это называется счастьем.