Сергей Харючи: “Помним о тебе, солдат...”

Можно сказать, что история эта началась на самом излете войны, весной 1945 года, когда остатки гитлеровской армии уже сложили оружие, а над почерневшим, обугленным рейхстагом реял красный стяг.
На фоне изгрызенного снарядами и побитого пулями символа нацизма решил, как и многие тысячи советских бойцов, сфотографироваться на память простой русский солдат, Александр Шушаков.
На карточке Александр со своим фронтовым другом выглядят геройски. Крепкие, беззаботные, еще не знающие, что их ждет. Та фотография до сих пор хранится где-то у родственников, в Тазовском районе.
— Обязательно ее отыщу! — обещает председатель Государственной Думы ЯНАО Сергей Харючи, племянник бравого гвардейца. Александр Егорович Шушаков — младший брат его мамы.
Тот снимок из Берлина прибыл в Тазовский район намного раньше своего героя. После войны войсковая часть, где служил Александр Егорович, еще два года стояла под Берлином. Со службы фронтовик вернулся намного позже односельчан, уже в конце сороковых.
— Помню, как мы мальчишками, когда играли в войнушку на стойбище, навешивали его медали, особенно юбилейные, будто цацки. Дядя Саша нам разрешал, — вспоминает Сергей Николаевич.
Очевидцы рассказывают, что в первые послевоенные годы бюджет страны еще терпел посильную нагрузку, и ветеранам Великой Отечественной, имеющим боевые награды, выплачивали государственное пособие. А потом выплаты прекратились. Фронтовики отдавали пацанам свои регалии. Чего их жалеть? Пусть мальцы резвятся...
После фронта Александр Шушаков пошел работать в колхоз. Стал бригадиром рыбаков. План по добыче колхозники держали исправно. Не могли рыбаки совладать разве что со стихией.
Рыбачьи лодки ходили на промысел в Тазовскую губу. Места там добычливые. Но и норов у реки крутой. Если заведется шторм, то на неделю, не меньше.
В такую ненастную пору непогодой свернуло рыбацкие сети, закидало их донной грязью и утянуло на глубину. Бригада осталась без улова, колхоз — без показателей. Бригадира Шушакова отдали под суд. Все пришили к делу — и потерю инвентаря, и срыв заготовок, попрекали разгильдяйством и небрежным отношением к социалистической собственности. А когда следователи узнали, что солдат после победы еще два года нес службу в неметчине, и вовсе взъярились. Обвинили рыбака в шпионаже в пользу вермахта. Даром что германская армия к тому времени была уже наголову разбита.
Подхваченный второй волной репрессий, смявшей тысячи фронтовиков, Александр Егорович отбыл три года в лагерях — до смерти Сталина. После кончины главнокомандующего и отца народов рыбака полностью реабилитировали.
До последних дней Александр Егорович жил в Тазовском районе. На фактории 5 — 6 Пески стоял его домик, глядя окнами на бурную и мутную в сезон дождей, но богатую рыбой Мессояху.
Другой дядя, уже из рода Харючи, Константин Андреевич, пропал без вести где-то под Ленинградом. Его видел в колонне моряков, попавшейся навстречу солдатскому строю, сродный брат. Тогда солдат и матрос встретились в идущих разными курсами подразделениях. Обнялись, перебросились парой слов на ходу — и все. Разошлись по военным тропкам, каждый по своей. Константин Харючи с передовой уже не вернулся и до сих пор числится без вести пропавшим.
— Вот так коснулась нашей семьи эта страшная война, — заключает Сергей Харючи.
Эта история получила продолжение спустя пятьдесят с лишком лет после того, как отгремели последние залпы Великой Отечественной. Уже упокоился с миром в студеной ямальской земле старый солдат Александр Шушаков.
В 2003 году председатель Госдумы Ямала Сергей Харючи вместе с заместителем главного врача Тюменского областного онкологического диспансера Николаем Райковым были в командировке в Германии. Само собой, побывали у рейхстага. Уже отремонтированного, облагороженного. Словно и не битого русской артиллерией и стрелковым оружием разного калибра. И все равно похожего на ту черную громадину, что высится позади советских бойцов на памятном снимке, присланном с фронта Александром Шушаковым. Эту карточку в северном поселке видели многие.
Тогда и пришла мысль — сфотографироваться на память. На том же самом месте, где были фронтовики.
— Стоял у рейхстага, смотрел в объектив. И как-то даже не верилось, что почти шестьдесят лет назад на этом же месте был мой родственник, молодой, веселый, солдат-победитель. Что стоял он на этих же камнях. Но ведь это было! Было, — вспоминает Сергей Харючи.
Одна досада — не заладилось тогда со снимком. У фотоаппарата сели батареи. Да еще, как назло, хлынул студеный прусский дождь, долгий, монотонный и унылый. Может, надеется Сергей Николаевич, у товарища, Николая Райкова, карточка получилась.
Напасть какая-то с этими снимками. К годовщине Великой Победы на Ямале выходит книга о фронтовиках-северянах. Фото Александра Шушакова у поверженного рейхстага пришлось бы для издания как нельзя кстати. Но не отыскалась карточка к нужному сроку в семейных архивах. Потому Сергей Николаевич настойчиво обещает найти ее обязательно. Чтобы память не терялась.
У этой истории пока нет финала. Своим детям, двум сыновьям и дочери, спикер ямальского парламента уже наказал — если доведется побывать в Германии, обязательно запечатлейте себя в Берлине, у рейхстага, где стоял когда-то с другом их родственник, выходец из рыбацкого поселка, советский солдат Александр Шушаков, прошедший всю войну, до последнего ее выстрела.
— День 9 Мая дорог для меня, для всех нас как память о прошлом, о людях, отдавших жизни за то, чтоб сегодня мы жили под безоблачным небом. Этот день должен остаться символом непобедимости нашего народа. Всем известно, что верховное командование на самые сложные участки фронта отправляло сибиряков. Бесстрашных, сильных и мужественных. И они не подводили. Как не подвел своих товарищей боец Шушаков, — говорит Сергей Харючи.
День Победы председатель ямальской Думы проводит по сложившемуся обычаю. Где бы ни был, дома или в командировке, обязательно приносит цветы к памятнику погибшим солдатам. Нынче на 9 Мая Сергей Николаевич будет в отъезде. Но свой давний порядок он не нарушит.
Потому что обелиски павшим солдатам стоят по всей стране — и в больших городах, и в тихих поселках. Везде, где жива память о пережитом.