Кто-нибудь помянет нас с тобой...”

Май украшен молодой листвой и Днем Победы. Прилетевшие неведомо откуда лесные птицы отрясли наконец городскую яблоню-дичку под моим окном. Поклевали с земли яблочки-кровинки, совсем немного пошумели и ломанулись назад. Очевидно, туда, к недостроенным гнездам.
Супруги Галимовы в Тюмени тоже потихоньку-помаленьку обустраиваются. Переехали из густонаселенной квартиры в новое жилье, давно обещанное властью старому фронтовику. Даст Бог, еще порадуются жизни, новому облику старой хрущевки на Рижской.
С Ахметом Галимовым — орденоносцем и активистом, энергетиком, продолжающим работать и преподавать азы своей профессии молодым, принимать у них квалификационные экзамены в учебно-курсовом комбинате, предложили познакомиться в совете ветеранов Ленинского района. “Член президиума и очень яркая личность. Отвечает у нас за патриотическое воспитание...”
Позднее, когда я увиделась с Ахметом Галимовичем в условленное время (в неусловленное пришлось лишь проводить его до остановки и расстаться: накануне ветерана очень ждали на мероприятии в одной из детских библиотек), мы долго беседовали с ним, усевшись друг против друга. И спустя три часа, когда я уже перебрала кучу газетных вырезок с публикациями, в которых мой герой рассказывал о других, услышала признание: “С газетами дружу давно, выпустил учебное пособие по энергетике, собираю материалы в книгу по истории ТЭЦ-1, но подробное интервью даю впервые...”
В общем, чувствует себя как под обстрелом. Интересное, должно быть, ощущение. Да только ни одной позиции не сдал: сколько вопросов, столько и ответов. Ну а я теперь постараюсь передать главное из того, что узнала об этом интересном человеке. Время безучастно, но безжалостно: оно не ждет.
“Во мне татарская кровь...”
Дата рождения: 21 июня 1926 года. Место рождения: село Курманово Кунашакского района Челябинской области. Когда закончил семилетку (дали грамоту за успехи в учебе, да еще и премировали отрезком материи с мандолиной, играть на которой он, впрочем, не выучился, подарил кому-то другому), грянула война. Пахнуло не грозой — пахнуло новым горем. А семья и до этого успела его нахлебаться. В голодные тридцатые годы умер отец, костлявая едва не сволокла в могилу и пацанчика. Светился насквозь. “Распухшая башка, живот — как арбуз...” Донимала малярия, от приступов которой мальчонку, трясущегося всем телом, избавили случайно проходившие по селу какие-то женщины. В доме так бы и не узнали, чем мучался маленький Ахмет, если бы не они. Сбегали в ближайший лесок, нарвали желтеньких цветов, содержавших в своем составе хинин, и сказали: “Вот этим и поите. Малярия пройдет”.
Малярия прошла, голодуха ушла, а война, будь она неладна, уже подкрадывалась к каждому российскому селу, к русской либо татарской деревне. С тем, чтобы снова измаять, осиротить семьи.
Война увела за собой старших братьев. На неотправленное домой письмо одного из них Ахмет случайно наткнется позднее, будучи на фронте. Тогда, когда мать уже получила горькое известие о том, что тот пропал без вести. Спутав все карты, проклятая война творила нелепицу. Казалось, братишка вот-вот подойдет сзади и будет, посмеиваясь, из-за плеча читать написанное им самим. Вот же он, живой и невредимый. Тот, который учил тебя управлять трактором и вообще многому. Что сберег от голодной смерти, когда деревне приходилось есть и сусликов, и воробьев, и кошек...
Ахмет Галимов был призван ближе к завершению войны. Но хватило, хоть отбавляй. Демобилизовался в 50-м из кремлевского полка в Подмосковье. До сих пор жалеет об упущенном времени: бравых, ладных солдат совсем не учили гражданской науке, не позволили даже записаться в вечернюю школу. Придется наверстывать позднее. Зато географию войны он знает не по учебникам. Спустя много лет помнит все до мельчайших подробностей:
— О Дрездене я знал еще со школы. Город стоит между двух гор, как на сковородке. Немцы называют эти горы Судетскими, а чехи — Рудными. Я видел, как далеко внизу серебрится на солнце и пузырится маленький ручей — берущая в горах свое начало Эльба. А высота такая, что кружится голова!
Спуск с горы был тяжелый, у машин горели тормоза. Ахмет Галимов служил в артиллерии. Работал за двоих, будучи и водителем, и наводчиком корпусного орудия, гаубицы. Стать водителем вынудил случай, когда его предшественника, водилу, скосила пуля снайпера.
Его “студебекер” возил первое орудие. Тяжелая работа. Как все, что делала 92-я тяжелая гаубичная бригада разрушения. Семнадцатой артиллерийской Киевско-Житомирской ордена Ленина Краснознаменной, ордена Суворова артиллерийской дивизии резерва главного командования, которой командовал Герой Советского Союза Сергей Сергеевич Волкенштейн.
— Мы обеспечивали прорыв пехотной части. На позиции находились самое большее 40 минут. Сделали дело свое — и удираем, как “летучие голландцы”. Иначе накроют нас самих...
Знай, колхоз “Партизан”, что колхозник Ахмет Галимов, передовой тракторист, награжденный после уборочной велосипедом, получает на фронте свою двойную пайку не зря!
Снаряд у “пушечки” — почти полцентнера. Орудие нагревается как печка. Расчет работает зиму и лето по пояс голым...
— Технику перед этим изучали под Харьковом. За три дня я сдал экзамен на “отлично”. Боевое крещение принял под Тернополем, когда наш эшелон стала бомбить немецкая авиация.
Потом влились в колонну пополнения. Скрытно, под покровом ночи, двигаясь по направлению передовой. Он был еще недорослем (157 см росту!), а рядом шагали крепкие сибиряки. Встречались с отрядом Ковпака: партизаны угостили горилкой с салом. Горилка показалась противной, обжигающей.
В середине сентября 44-го их подняли ночью по тревоге — и они уже в Карпатах на Западной Украине. Сами прокладывали дорогу, чтобы затем оказаться на чехословацкой территории и прийти на выручку генералу Свободе.
...Вернулись на свои позиции, стреляя большей частью наугад. Врылись, как следует, в землю. Река Сан, на которой стоит город Сандомир, уже Туры. Провели разведку боем, а на обратном пути их обстреляли немцы. Взрыв мины — и Ахмета выкинуло из машины, забросало землей. Санинструктор Люда, спасшая его, потом рассказывала: “Слышу слабый стон. Вижу перевернутую машину, торчащую из земли руку...”
Контуженный, он оказался в госпитале белорусского города Орша. Голоса нет, голова ничего не чувствует, постоянное чувство тошноты. Три дня Ахмет Галимов не приходил в сознание.
— А потом вижу сон. Деревья, нашу речку Течу. Вода такая чистая-чистая. Хочу добраться до нее, достать, да все не могу. А так пить хочется...
Возвращение в строй
Три недели он, безголосый, общался с персоналом госпиталя посредством записок.
(фото2)— А потом увидел в окно нашу боевую машину. Знакомые номера!!! Я забарабанил по стеклу.
Через неделю ребята прислали ему гостинцы. Через полтора месяца к нему вернулся дар речи (“Голос какой-то гортанный, не мой...” А еще через полтора месяца однополчане явочным порядком устроили ему досрочную выписку. Подбросили шоколад, которым он улестил медсестер и выскользнул из белых стен. Негоже, говорит, отставать от своих. Воевать со своими сподручней.
— Старшина забрал, пока окрепну, на две недели к себе. Научил, как правильно бойцу закусывать спирт. 200 граммов спирта нам выдавали на неделю.
И вот он снова у орудия. Артподготовка. Потом полетели самолеты, зарокотали танки. Наши войска идут на запад сплошной полосой, обозы растягиваются на десятки километров. А навстречу движутся пленные, хмурые “завоеватели”. Обломавшие зубы на Иванах и Ахметах.
12 января дивизионная техника отпечатала свои следы на польской территории, углубившись на 45 километров. Немцы драпанули на все 300.
На чужой земле
Реку Вислу форсировали без сопротивления. Была поставлена цель — взять Варшаву. Формирование, в котором находился А.Галимов, оказалось в районе Кракова. Реку Одер перешли за 15 минут, оперативно установив понтонный мост. Там, под Краковом, противник оказал сильнейшее сопротивление.
— Танки горели, как свечки.
Краков был взят в конце января. За городом обнаружилось множество продуктовых, оружейных и прочих складов. Наше командование отдало приказ не грабить “загашники” повергаемого врага. В районе польского города Катовицы немцы предприняли еще одну попытку взять реванш. Отбросили наши войска на 15 километров. Спасло то, что у них не было в тот момент авиации.
А потом был снова бой. Очень серьезный. 50 фашистских танков ползли в сторону наших цепей. Целая танковая дивизия.
— Но от нашего снаряда нет спасения, — с вполне объяснимой гордостью говорит бывший артиллерист. — Артиллерия — это интеллигенция войны.
В общем, интеллигенцию не подмяли. Наверху оказалась, напротив, она. Справилась с врагом без помощи пехоты. За это сражение дивизии дали орден Суворова III степени.
...Силезия. Померания. Красивейший курортный город Розенберг, названный по фамилии сподвижника Гитлера.
Население города убежало, попряталось. А наши солдаты впервые увидели здесь, на немецкой земле, животных на стойловом содержании. Услышали слово “комбикорм”. Клекот гусей, кудахтанье кур, синие “сопли” индюков.
— Во дворе мне подвернулась банка с краской, кисть. Вот я и написал на гладкой, ровной стене: “Смерть немецким захватчикам!” Когда оставалось завершить восклицательный знак, пуля едва не поставила точку в моей жизни. Хорошо так просвистела мимо уха...
Стрелял, оказалось, мальчишка лет четырнадцати. Белобрысый, напуганный гансик. Я таким же был в начале войны. Дал ему пинка, и он убежал...
Что на роду написано...
Вообще он всегда был уверен, что останется жив. Это бабка-гадалка с его родины предрекла, “расшифровав” сон перед мобилизацией. Снилась гора и теленок на траве. Потом теленок почему-то взбесился, а по реке пошел лед. Прыгая со льдины на льдину, Ахмет почти достиг берега, но левой ногой все-таки оказался в воде. Теленка, правда, удалось поймать...
...В Берлин они въезжали со стороны Потсдама. По дворцам не стреляли, приказу не грабить подчинялись. (“Ну, было такое, конечно, что офицеры не стеснялись прихватить что-нибудь из музейных сокровищ...”)
— Вдруг слышу в ночное свое дежурство далекие звуки оркестра. Различаю немецкую мелодию. С ракетницей за поясом — и на сосну. Вижу, как из леса выползает десяток танков, а за ними пехота. Да это же немец идет в психическую атаку!
Пуск красной ракеты по горизонтали мгновенно разбудил наших бойцов. 13 фашистских танков были разбиты, а поле перепахано снарядами. Через полчаса дым рассеялся. В семь утра из леса стали выходить желавшие сдаться в плен. Несколько тысяч человек сложили у дороги свое оружие...
Механик-водитель сержант Ахмет Галимов получил после этого боя медаль “За отвагу”.
Проехавший Польшу, Чехословакию, Германию красивый и смелый татарин расписался на белой внутренней колонне рейхстага. Да еще отвел смерть от старшего по званию, выстрелив в женскую руку с пистолетом, когда они вдвоем подбирали подходящее здание для штаба. На этот раз намеревалась мстить жена немецкого генерала...
Прошли с годами мы немало,
Освободили города.
На Висле, Одере и Шпрее
Кипела ржавая вода.
На Украине или в Польше
Квадраты раненой земли
Пылали. В них металла больше,
Чем недра породить могли...
Это строчки из его стихов, адресованных потомкам.
Мирные весны
Женился Ахмет в 1959-м, сумев стать авторитетом в области энергетики. Едва не сделался дипломированным журналистом, но врачи запретили дальнейшую учебу. Позднее, приехав в Тюмень из Кургана по приглашению руководства строившейся ТЭЦ-1, он все-таки станет учиться искусству журналистского осмысления жизни. Горячо любимая Ляля Сергеевна (Сиразутдиновна. — Л.Е.), родившая ему двух дочерей и сына, поставленную цель одобрила. Удостоверение общественного корреспондента вручал Александр Фатеев. Такой же, как и он, фронтовик.
Галимов пока что в хорошей форме. Доверить бумаге хотелось бы больше, чем уже успел. До ста лет (он отвел себе этот рубеж!), будучи внуком долгожительницы, он еще не раз результативно поработает со словом. Отсекая все лишнее и оставляя только правду, расскажет о таких, как он.
...Много лет спустя старший сержант снова побывал в Берлине. Под сводами рейхстага прозвучало троекратное ура его однополчан.