Фигаро здесь...

Пермский академический театр оперы и балета давал в Тюмени “Севильского цирюльника”. Или можно так: один из старейших театров России, имеющий славную историю, играл прекрасную оперу Россини с историей еще более славной. Шедевру мировой музыки нынче исполнилось 190 лет! А интерес к нему не увядает. Слова не новы, но хочется их повторить: над классикой не властно время. Даже далекий от оперного искусства человек, хоть раз в своей жизни слышавший арию Фигаро, вряд ли когда-нибудь ее забудет. Необыкновенной силой притягательности она обладает. И чертовски обаятелен главный герой!
Признаться, я ждала встречи с “Севильским цирюльником” как первого свидания. И ушла с него, как и положено, в смятенных чувствах. Честно говоря, сравнивать-то не с чем. Первое свидание оно и есть первое. И только удивительная история оперы настраивала на ожидание чуда.
(фото2)Первоначально Джоаккино Россини назвал свое произведение “Альмавива, или Тщетная предосторожность”, чтобы не разозлить известного композитора Джованни Паизиелло, чья опера “Севильский цирюльник” шла в то время на итальянских подмостках. Однако прошло всего несколько лет, и работа молодого композитора (ему было 24 года, когда он ее написал всего за 20 дней!) вытеснила конкурента со сцены. И вошла в историю музыки под всем нам известным названием. К чему это я? К тому, что вещь-то поистине великая! Такая, которая должна пронзить. Но... этого не случилось.
Хотя нет смысла обиженно дуть губы. Великолепная музыка никуда не делась: спасибо оркестру и отдельно — его дирижеру. Вот уж действительно волшебник! Какое удовольствие было наблюдать за плавными движениями рук маэстро. Он вроде и не дирижировал, а лепил музыку, завороженно творил ее формы, как влюбленный в свое будущее произведение скульптор.
Нет смысла сердиться еще и потому, что на сцене интриговал настоящий Фигаро. Главный герой в исполнении Алексея Дюгаева оказался тем самым обаятельным пройдохой-слугой, которого все ждали. Потрясающий баритон и органичная игра артиста оставили впечатление, что роль свою он просто надел на себя, как расшитый серебром жилет Фигаро. Примерил, посмотрел что к лицу и вышел блистать в чудесном наряде умницы и симпатяги.
К сожалению, остальные рядом с ним казались бледным фоном. Образы Альмавивы, Розины, Бартоло и Базилио получились недосказанными, недоигранными, в общем, “недо”... Учителю музыки Базилио, единственному из всех, зачем-то искусственно придали гротескный вид при помощи грима. Хотели наглядно продемонстрировать неискушенной в опере публике, что этот герой смешон и глуп? Не хватило других выразительных средств, чтобы донести это?
(фото3)Сюжет истории (по мотивам одноименной комедии П.Бомарше) прост и понятен на любом языке (что толку, что опера звучала на русском — все равно половину слов в ариях было не разобрать?). Граф Альмавива любит прекрасную Розину, на которой хочет жениться ее старый и ворчливый опекун доктор Бартоло. Цирюльник Фигаро, неистощимый на выдумки, помогает влюбленным, ловко нейтрализуя докторского сообщника жадного до денег Базилио. Благодаря находчивости парикмахера в самой, казалось бы, безнадежной ситуации Альмавиву и Розину ждет хэппи-энд.
Произведение Россини обладает характерными чертами итальянской оперы-буфф: стремительная динамика сценического действия, обилие комических положений. В идеале, конечно... В постановке Пермского театра эти черты вышли размытыми и вымученными. Отсюда чувство, что тебя надули, сэкономили на эмоциях, не на всю мощь включили талант.
Вызвали недоумение и декорации. Возможно, это гастрольный вариант. И все же... Коричневые листья пальм мне напомнили, простите, уши спаниеля, а балкон, у которого поет серенаду Альмавива, — гигантский дамский корсет, оставленный на сцене забывчивой великаншей.
Впрочем, не буду больше. Ведь получила то, зачем шла: наслаждение чудесной музыкой, игрой и голосом главного героя. Но вот ведь человеческая натура какая: начала придираться. Не мое это дело. К тому же другие зрители выглядели абсолютно счастливыми. Правда, набралось их немного — от силы ползала. Одна дама на выходе пропела: “Такое светлое чувство осталось...”
Неизбалованные мы оперой...