По следу репрессированного ненца

Шел 1932 год. В ямальской тундре от стойбища к стойбищу разъезжали отряды красноармейцев. Их командиры делали «государственное дело» — стряпали липовые документы на наиболее видных и небедных представителей ненецкого народа и увозили их в неизвестном направлении.
Худи Сылама уже несколько дней лежал неподвижно на постели из мягких оленьих шкур. Болезнь все увереннее сжимала свои объятья вокруг Худи. Старец на мгновение открыл глаза. Позвал к себе старшего сына Харючи и говорит:
— Я ухожу в другой мир. Оставляю вам семь тысяч оленей. Ты старший из моих семерых сыновей. Стало неспокойно. Что бы ни случилось, защити своих братьев...
Аресты прошли повсеместно, где проживают ненцы. Из рода Худи 25 мужчин попали в немилость от советской власти. В их числе оказался и Харючи. Энкавэдэшники долго возились с ним, пока не стукнули по голове прикладом карабина. Животных угнали для пополнения общественного стада. Шестеро братьев остались с несколькими ручными оленями — авками, которых не смогли отогнать от стойбища.
Воцарились зловещие годы. Большевики сфабриковали подпольную организацию «Мандала», якобы состоящую из кулаков и шаманов, противоборствующих коллективизации, с кем нужно вести непримиримую борьбу. У многих племён представители власти отобрали оленей, чумы, теплые вещи. По тундре люди стали ходить пешком в поисках съестного — зверей и птиц, чтобы прокормить семьи.
Прошли годы, ненцы из пепла восстановили своё частное поголовье оленей. Молодые Ху-ди преуспели в оленеводстве, охотпромысле, рыбодобыче, учебе. Тихо по вечерам вели разговоры о репрессированных вождях. Никто из них не вернулся на Ямал.
И вот зимой 1974 года вертолёт МИ-8 приземлился на станцию Ярудей, у «мёртвой железной дороги», что в Надымском районе, где в те времена дислоцировалось на зимних пастбищах стойбище Яхачи Худи. Медленно по трапу спустился пожилой человек. Время и прожитые годы чуть согнули его. Кистью правой руки он дотронулся до земли. За ним соскочил молодой паренёк. Оленеводы молча разглядывали их: приезжие не были похожи ни на зооветспециалистов, ни на разъездных фельдшеров, ни на руководителей совхоза «Ярсалинский».
Яхача Худи, бригадир оленеводов, прищурил глаза, что-то родное почувствовал во взгляде мужчины:
— Ты ли это, Харючи, брат?
— Я, — разминая снег под ногами и подавая руку для приветствия, коротко ответил вновь прибывший.
— А кто с тобой приехал?
— Это мой младший сын, Федот.
Ноги еле удерживали его. «Помнят! Сколько лет прошло!» — мелькало в голове у Худи Харючи. Как во сне вошёл он в родной чум. Кто-то предложил ему сесть на почётное место. Осмотрелся. Увидел круг помещения, посередине железную печь, натопленную до красна, две керосиновые лампы, освещающие жилище.
Млад и стар пришли послушать его рассказ о том, как он прошагал почти через всю Россию до реки Колымы. Шагал, не понимая, куда его гонят, где он находится. Не зная ни русского, ни другого языка, кроме родного — ненецкого. Только терпение и послушание спасли его. После освобождения руководство Дальстроя вменило местом постоянного жительства Улахан-Чистайский наслег Момского улуса, поселок Сасыр Якутской АССР, у отрогов Черского хребта.
Ямальцы возили гостей по родственникам, уговаривали брата (дядю, деда!) перебраться на историческую родину, но он отвечал:
— В Якутии у меня семья, растут дети, внуки, свои олени. Да и начать всё заново у меня не хватит сил.
(фото2)В марте 2007 года пришла телеграмма за подписью главы Момского улуса Сергея Августовича Сюльского, что на празднование 75-летия района приглашаются родственник Худи Харючи — Худи Юрий Сэрокович, работник департамента коренных малочисленных народов Севера, и Яунгад Хабэча Хываревич, главный редактор окружной газеты «Няръяна Нгэрм».
В аэропорту города Якутска Громов-Худи Иван, один из внуков Худи-Харючи, посадил нас на самолёт Ан-24, который доставил до посёлка Зырянка, где встретились ещё с одним внуком — Соловьёвым-Худи Василием. И мы на автомашине «Урал» продолжили путь до посёлка Сасыр. Дорогу эту трудно назвать зимником, но неутомимые водители преодолевают трассу общими усилиями. Несколько раз принимали участие в помощи сошедших с колеи «КамАЗов», «Уралов» и сами оказывались на обочине.
Глубокой ночью на исходе вторых суток попали в объятья Громовых, родственников моего попутчика — Худи Валерия Николаевича и его жены Марии Ивановны.
— Мой отец Худи-Харючи, уроженец Ямала, был приговорён 11 августа 1935 года специальной коллегией Омского областного суда и подвергнут тюремному заключению сроком на шесть лет. Освобождён 24 мая 1942 года. Реабилитирован 10 мая 1978 года. Прожил 81 год! — гостеприимный хозяин выпалил все это махом, видимо, часто приходилось ему давать разъяснения по поводу отца в правоохранительных органах.
— После освобождения Худи-Харючи женился на Громовой Евдокии Григорьевне, местной жительнице с шестью детьми. Затем она родила ещё троих малышей — двух мальчиков и девочку, — рассказывает хозяйка дома Мария Ивановна. — Из последних детей старший — мой муж, Валерий Николаевич, затем Федот Николаевич, который ездил с отцом на Ямал, и дочь Татьяна Николаевна. В военные и послевоенные годы жилось здесь очень трудно. Худи знал оленеводство отменно, но ни одного животного не заколол для большой семьи. Всех детей подняли на ноги. Чтобы не слишком обращали внимание к персоне Худи, он взял фамилию жены. А дети стали называть отчима и отца Николаем Васильевичем.
Но все равно КГБ следило за поселенцем, хотя он никаким образом не высказывал недовольства в адрес советской власти и силовых структур. В поселке Громов Николай Васильевич — Худи-Харючи слыл «нормальным человеком». Руководил бригадой пастухов, что занимались откормом 1200 голов оленей. Его коллектив выполнял государственные планы.
Грамоты, полученные за безупречную работу, хранятся в местном музее.
— Иногда он тихо напевал песню, — воспоминает Мария Ивановна. — Видимо, в тот миг перед глазами вставали просторы Ямала...
— Мой отчим всех нас научил пасти оленей, не блудить в тайге, зря не топтать землю, не ломать без надобности ветки, травы, цветы. Я, старший в нашей семье, — говорит Пётр Михайлович Громов, — рядом с ним всегда чувствовал себя уверенно. Однажды моя мама быстро, незаметно дотронулась до мужа. Я недоумевал: о чём просит она отчима? Он понял, быстро оделся, на ходу обратился ко мне:
— Пошли!
— Куда?
— Нам есть нечего!
— А олени?
— Нельзя! Военное время!
Мы поднялись высоко в горы. Отчим оставил меня с лохматым псом Теккой у скалы. И предупредил: как только прозвучит выстрел, только тогда нужно отпустить собаку. Он выследил снежного барана, у которого острый нюх, слух, зрение, не каждому следопыту удаётся и в наши дни добыть это животное. Прогремел выстрел. Мое сердце учащённо заколотилось в груди. Текка с воем вырвался из моих рук. Когда я подошёл к отчиму, он уже разделывал тушу барана.
— Вот так должно быть всегда. Нужно добывать столько, сколько надо. Тогда не оскудеет тайга, — сказал тогда мне отчим.
Прямые дети Худи-Харючи — Валерий, Федот и Татьяна — унаследовали его любовь к оленям, к окружающей природе. Школьные летние каникулы всегда проводили в горах. После окончания восьмилетки в 1965 году старший начал работать в бригаде у отца, а младшие брат и сестра неотлучно находились рядом, постигая секреты оленеводства. Тогда к осени выгуливали по 1300 животных, каждый из которых набирал более 90 килограммов. Из них 300 голов оставляли для воспроизводства. Забой проводили в посёлке Сасыр.
Деликатесную оленину закупали золотодобытчики, угольщики и представители других организаций.
В 1970 году Валерий Николаевич заменил отца. Принял бригадирство. Спустя 37 лет за высокие показатели он получил медаль «За трудовую доблесть» и почётное звание «Отличник сельского хозяйства Якутии».
В годы «демократизации общества» и перестройки оленеводство эвенов пошло на убыль. Правительство Саха (Якутия) приняло ряд кардинальных мер по восстановлению поголовья оленей. Установило гарантированную государственную зарплату пастухам. Решило в течение нескольких лет не забивать животных, чтобы довести их количество до прежнего уровня. Для этого из Надымского района ЯНАО было закуплено правительством Саха (Якутия) 500 оленей. Внуки Худи-Хурючи восторженно приняли деловое отношение властей к людям тайги. В январе 2007 года в предгорьях Черского хребта начали работать СПХК «Искра», СПХК «Молтан», куда вошли вместе с семьями Громовы и Соловьёвы. Нам непременно хотелось увидеть породу тафаларских оленей, познакомиться с самими пастухами и их бытом. Старший сын Татьяны Николаевны Соловьёвой, Василий, внук Худи-Харючи, уже известный нам, оказался лёгок на подъём. (фото3)На двух снегоходах «Буран» помчались в тайгу, во владения СПХК «Искра», где руководят Громовы-Худи — Иван, Ариан, Николай, дети Валерия Николаевича и Марии Ивановны. В лесу, в избушке, нас встретил Карякин Гаврил с гитарой в руках, чему мы очень удивились. Музыкальный оленевод в прошлом году в районном центре в посёлке Хону стал лауреатом авторской песни. Выступал в Якутске перед депутатами Иль Тумэн (Госдума). Он охотно согласился провести нас до основного стада. Мы нашли быков на склонах хребта. Василий, отойдя на несколько метров, прокричал:
— Ме, ме, ме!
Олени как по команде побежали к нам. Здоровые, упитанные, красивые, они остановились в нескольких шагах от нас: «Зачем звали?!»
— Посмотрите: вот «тафалары»! — указывая на животных, сказал Соловьёв. Они оказались намного крупнее ненецкой породы. Заметив наше замешательство, Василий пояснил:
— Ямальские олени дали новую характеристику тафаларской породе — выносливость.
С увесистыми впечатлениями поздно ночью вернулись в посёлок. Родственники моего товарища решили нас отправить в обратный путь не на самолёте, а на машине-«санитарке» в сопровождении «Урала». По их уверениям, принцип «тише едешь — дальше будешь» надежнее, чем ожидание самолёта в посёлке Хону. Мы согласились преодолеть 2500 километров до Якутска по земле.
К обеду следующего дня собрались все пассажиры, желающие ехать автотранспортом. Нас провожало более тридцати человек — потомки одного репрессированного ненца с Ямала Худи-Харючи. Все они чтут его память, а мужская половина хочет быть похожей на своего деда.
Единственный зимник петляет между скал и перевалов Черского хребта. Очертание горных вершин не дает сомкнуть глаза, и поэтому сыплются вопросы к собеседникам беспрестанно.
— Как называется эта скала? — спрашиваю у Ариана.
— Мраморная гора, а там дальше — Красная, Жёлтая. Мы называем их по цвету. Говорят, полезные ископаемые у нас лежат под открытым небом! Пока никто не интересуется ими, — рассуждает Худи.
Оказалось, что северная сторона хребта — это сплошная тундра. Наш транспорт увязает в глубоком снегу, мы дружно выскакиваем из машины и одним усилием выталкиваем ее на ровное место.
— Нам бы добраться до посёлка золотодобытчиков Усть-Нера, до основной трассы Якутск — Магадан, которая построена на костях людей, — начал рассказывать Слепцов Максим Егорович, сидящий справа от меня, госинспектор национального парка «Момский». — Их дедушка выжил. Из дошедших до нас рассказов знаем, что в Дальстрое участвовали тысячи людей, согнанных сюда. Были случаи побега, но людей ловили и возвращали обратно. А местному населению начальство колонии объявляло: кто принесёт уши или правую руку, где наколот лагерный номер заключённого, того ожидает поощрение в виде сахара, хлеба, масла. Но не было ни одного случая, чтобы эвены и якуты ловили осуждённых.
От услышанного мурашки ползут по коже. Перевожу рассказ на другую тему:
— Приезжает ли кто-нибудь в ваши края?
— Да, побывал у нас профессиональный охотник из Турции. На вертолёте со своей свитой — поваром, парикмахером и другими социальными работниками. У него имелись все документы и разрешения на отстрел одного снежного барана. Поспорил со своим другом из Персии, который на Памире добыл такое же животное, но турок пообещал приятелю, что его трофей будет более весомым. Добыл барана, сделал все замеры и остался доволен, — сказал Слепцов Максим Егорович.
— Учёные тоже наведываются к нам, — продолжил беседу один из водителей.
— Как-то из посёлка Сасыр согласилась ехать одна итальянка, изучающая культуру эвенов. На середине пути, когда остановились перекусить, она выскочила из машины и наотрез отказалась ехать дальше. Уговаривал её довольно долго. Она истерически плакала и повторяла только одно слово: Италия. Не каждому даются эти километры, горы, просторы и тайга.
...Наконец на вторые сутки достигли заветного посёлка золотодобытчиков Усть-Нера. Машина помчалась быстрее. Каждый думал о своём. Ведь мы ехали по костям людей, строивших трассу Якутск — Магадан. Я осторожно приоткрыл форточку, высыпал на дорогу горсть монет разного достоинства... Дальше пошли перевалы Заячья губа, Алчанка, Чёрный прижим, Ласточкино гнездо, хранящие в себе мифические и правдивые легенды Якутии. Дорога петляет так, что с одной стороны — отвесные скалы, с другой — бездонные пропасти. Прошли ещё одни сутки... Показались очертания большого города Якутска. «Санитарка» остановилась у центральной гостиницы. Скрюченные долгой ездой, мы высыпались из машины.
— Ну вот и всё! — изрёк Ариан Громов-Худи. — Приезжайте к нам ещё раз на Колыму.
— Нет уж, вы теперь к нам — на Ямал! — хором ответили мы с Худи Юрием Сэроковичем.