И новый день встречаешь до рассвета

Когда я еще не работал в газете, зачастую удивлялся: как это самый что ни на есть обыденный факт на страницах прессы обретает и привлекательность, и значимость, и даже поэтичность? Секрет, конечно же, заключается в пишущих людях. Я был молод и не мог отделаться от представления, что газетчик — это охотник, занятый записыванием в свой блокнот впечатлений.
Так то оно так, но не это главное...
Запомнился даже не первый день, а первые минуты начала работы в заводоуковской районной газете «Советское Зауралье».
— Вот, — на секунды оторвавшись от очень важных своих дел, сказал редактор и кивнул на стол, — бери блокнот и ручку. Надо сделать зарисовку о ветеране войны, это твое первое редакционное задание. На помощь тебе придается опытный работник, он покажет, как это делается. Вперед!
Скупым на наставления и грозным редактором был Александр Петрович Миронов, а опытным работником — Клара Александровна Иванова.
Мой первый герой жил совсем недалеко. Но дорога к его дому и обратно стала для меня в каком-то смысле исторической прогулкой. Скажу сразу: если к ветерану Григорию Марамыгину я шел, лишь изредка поддакивая Кларе Александровне, то после общей нашей беседы с ним — молчал. Энтузиазм у меня прошел, и родилось предчувствие: не справлюсь!.. Только-только начинающие зеленеть тополя да клены улицы Шоссейной покачивали вслед нам своими ветвями. Словно подтверждали мои сомнения.
— Самое главное, чтобы человек, о котором ты пишешь, узнал бы самого себя не по фактам биографии, а по сути своей личности. — Клара Александровна, поправив очки, взглянула: понял ли? — Ладно, пиши, потом покажешь, а я пошла править газетную полосу...
Иванова была корректором, очень и очень нужным для редакции сотрудником. В свободное от этой работы время часто писала материалы. Ее остерегались нерадивые работники торговли, люди с бюрократическими склонностями. Зарисовки о земляках получались у нее непременно запоминающимися, а обзоры писем — по-доброму пристрастными.
Клара Александровна не скупилась на идеи «по случаю», да и вообще слыла в «Зауралке» мастером на все руки: могла пирог чуть ли не на полстола испечь, житейским опытом и советом поделиться, могла и пальчиком погрозить, интонацией свое отношение к нашим делам выразить. И не обидно было ни капельки, ведь от доброты души... Спасибо еще говорили.
— Ну что ты такое написал, Володенька? Торопился, что ли? Вот этот абзац — хорошо, а этот никуда не годится. А начало? Разве таким должно быть начало? — Клара Александровна протягивала мне уже отпечатанные на машинке листы. — Времени у нас с тобой в обрез, так что переписывай не откладывая. Миронов все равно не пропустит.
Я слушал ее — и начинал закипать то ли злостью на себя, то ли на обстоятельства, то ли на саму эту газетную работу... Меня утешало лишь то, что Клара Александровна на мне крест еще не ставит, да и требовательность у нее добрая. Поэтому начинал поиск этой самой нужной фразы, самого емкого абзаца...
Спорила она смело и уверенно. И если шла особой, торопливо-решительной походкой в редакторский кабинет, все знали: сейчас что-то будет. Ведь редактор тоже не прочь был поспорить... Сражались, что называется, за «каждую пядь».
— Александр Петрович, вас, наверное, отвлекли, вот вы фразу в таком неприглядном виде и оставили. Прямо скандал!
— Не отвлекался я. Где?
Спорили... Миронов бился до последнего, но нередко сдавался: надо ведь как можно лучше.
— Ладно, — говорил, — допустим, что на селе так не говорят. Все, иди...
Действительно, строчка получалась лучше.
Это отношение к журналистскому ремеслу (а по большому счету — к делу, которым занят) можно назвать чутким и заранее извинительным: газета делается быстро, с разными неожиданностями, но вот к читателю она просто обязана прийти вовремя, опрятной и по возможности — рассудительной «дамой». Успевали «принарядить» и «вразумить». Всегда.
— Для меня важно даже то, каким шрифтом набран текст, — делилась Клара Александровна. — Не все так просто, как может казаться.
Она испытывала потребность в красоте, предчувствуя и находя ее, к примеру, в «завалах» синтаксических конструкций.
— Вы уж не сердитесь на меня, — произносила она голосом на два тона ниже обычного, — но мне кажется, что вот так фраза будет читаться гораздо лучше...
В каждом из нас она высматривала дельное да неповторимо-личное, потом подсказывала: вот это — твое, никто не сможет за тебя лучше сказать. Другие скажут иначе.
Очень и очень много это значит: поверить в себя с помощью слова другого человека.
...В эти дни Клару Александровну чаще всего можно встретить на городской улице Ломоносова. Там, на взгорке, — многое повидавший дом, в котором живет пенсионерка Иванова. За его калиткой — огород, который каждую весну возделывает Клара Александровна. «Зеленая жизнь» требует много сил, умения и любви. И все же эта женщина находит время заглянуть в редакцию. Хотя там теперь новые лица, новые технологии. Стука клавиш машинки нет и в помине — компьютеры... А может и по телефону позвонить: с праздником поздравить, за удачную публикацию поблагодарить, тему подсказать. И по-прежнему она дружит с листом бумаги. Доверяет ей то, что пишет для себя:
Еще темно, но ты уж на ногах
И новый день встречаешь до рассвета.
Алеет небо робко на глазах,
Как будто солнце зацепилось где-то...
— Здравствуйте, Клара Александровна! Там за окном новый день. Светает. Надо встречать!

.