Борьба с преступностью может стать вечной?

С начала этого года в областном центре прошла целая серия публичных совещаний, на которых обсуждалась эффективность мер по борьбе с преступностью и приводились данные криминальной статистики. Примерно такая же картина была и в прошлом, и в позапрошлом году.
Но, несмотря на постоянное внимание властей, силовиков и общественности к данной теме, ситуация с преступностью в регионе остается напряженной, и всякий раз, когда зачитывается очередной милицейский отчет, у присутствующих возникают вопросы: насколько объективна криминальная статистика и можно ли по ней достоверно судить об эффективности работы правоохранительных органов? Профессор Тюменского госуниверситета Сергей Капитонов, имеющий за плечами опыт работы в милиции и участвующий сегодня совместно с представителями ГУВД области в разработке новых подходов к профилактике и прогнозированию преступлений, в интервью “Тюменским известиям” ответил на эти вопросы.
(фото2)— На недавнем заседании комитета областной Думы по государственному строительству и местному самоуправлению первые лица областного ГУВД отметили, что за девять месяцев текущего года уровень регистрируемой преступности снизился на 8,4 процента. Присутствующие расценили это как позитивный факт, ведь уровень преступности — один из ключевых показателей. В 2005 и 2006 годах, когда он шел в гору, тюменских силовиков постоянно критиковали. О чем, по-вашему, говорит наблюдаемое сегодня некоторое снижение числа зарегистрированных преступлений?
— С моей точки зрения, это ни о чем не говорит. Мы просто пытаемся объяснить события постфактум. После того как фиксируется понижение уровня зарегистрированной преступности, как, например, сегодня в Тюменской области, все начинают искать изменения в работе правоохранительных органов, благодаря которым произошло это снижение, и, естественно, находят позитив: указывают на возросшую образованность сотрудников правопорядка или на их лучшую техническую оснащенность.
И образованность милиционеров, и их техническая оснащенность, разумеется, влияют на состояние дел, но, для того чтобы понять, как именно, требуется серьезная теоретическая база. Теория — это сначала описание явлений, потом их объяснение, а затем — предсказание. Мы объясняем произошедшее, а вот предсказывать у нас пока не получается, хотя это самое главное.
— В последние годы властям региона пришлось столкнуться с неутешительным фактом: материальные вложения в правоохранительную деятельность, и прежде всего в милицию общественной безопасности, не приносят быстрого результата. Уже потрачены сотни миллионов рублей, а успехи в борьбе с той же уличной преступностью все еще довольно скромны.
— Безусловно, в целом вложения себя оправдывают. Голодный, босой и не оснащенный техникой милиционер может сделать гораздо меньше, чем сытый, одетый и вооруженный всеми необходимыми техническими средствами. Другой вопрос, что пока не совсем понятно, на что же делать упор при финансировании: на повышение образовательного уровня сотрудников правопорядка, их техническую оснащенность или на что-то еще? Нужно установить причинно-следственные связи между криминальными явлениями в обществе и работой милиции: они не так просты и однозначны, как это порой представляется.
— Существующая сегодня система учета и раскрываемости преступлений не отражает в полной мере реального положения дел. Но как тогда оценить работу тюменской милиции: лучше или хуже она трудится, чем, например, пермская или московская?
— Я склонен считать, что точную оценку могут дать только специалисты аналитических подразделений МВД. Они умеют читать поступающую информацию между строк и поэтому дают достаточно адекватные характеристики. Эта адекватность выражается в том, что специалисты знают, с кого и за что спросить. Хотя и в этом случае есть проблемы, связанные с определением критериев профессионализма. Ведь настоящих профессионалов в правоохранительных структурах осталось совсем немного. Я начинал свою преподавательскую карьеру в 80-е годы. Тогда не было проблемой пригласить на практическое занятие оперативника, следователя или участкового с десятилетним стажем, однако уже в 90-е картина изменилась: стало непросто найти милиционера даже с трехлетним стажем.
— Кадровые перестановки, происходившие в тюменском ГУВД в течение последних лет, всякий раз оставляли общественность в недоумении. Было непонятно, за что одного человека снимают с должности, а другого — на нее ставят.
— Я тоже не располагаю информацией о причинах всех этих отставок. Но знаете, что в милицейской работе плохо? То, что любой результат в правоохранительной деятельности может обернуться и плюсом, и минусом. Это не работа токаря, где качественно выточенная деталь ни у кого не вызовет сомнений. Чтобы вам было понятно, приведу два примера из своей милицейской практики: это происходило в 70-е годы в одном из российских городов. Я тогда работал на следствии. В городе сложились очень плохие показатели по угонам — чуть ли не третье место снизу по всему Союзу. Приехал сердитый представитель из министерства и стал проводить по три оперативных совещания в день. Всем следователям, оперативникам, участковым, сотрудникам ГАИ пришлось работать с 7-45 до 23-15 каждый день, включая субботу и воскресенье. Я был самым молодым, и мне передали все дела по угонам. В таком режиме все трудились до тех пор, пока мне не стало известно, кто совершил последний угон. Это был молодой человек, который рассказал нам и об этом угоне, и о многих других, ведь все преступники такого рода, как правило, “серийники”. В итоге статистика по угонам выправилась, и наш город оказался в лидерах по данному показателю, а представитель министерства даже получил поощрение от ведомства за то, что сумел мобилизовать личный состав. На самом же деле причиной такого успеха стала простая случайность — услышанный уличный разговор, который и вывел на угонщика. Удлиненный рабочий день и постоянные оперативные совещания были ни при чем.
Второй пример. Мы вместе с оперативником за счет системной работы раскрыли целую серию квартирных краж: на нашем участке обслуживания не осталось ни одной нераскрытой. Принесли карточки на всех, кто совершил преступления (в общей сложности получилось порядка сорока эпизодов), в отдел, а старший оперуполномоченный нам и говорит: “Что вы наделали? Вы же меня, можно сказать, с работы сняли. У меня таких показателей никогда в жизни больше не будет! Со следующего месяца опять кражи пойдут...” В итоге в отчете нам пришлось указать меньшее число зарегистрированных краж, тем более что далеко не все потерпевшие написали заявления. Кто-то не верил, что украденное найдут, а кто-то считал, что получил наказание за собственное головотяпство, оставив ключ под ковриком в подъезде. Но тем не менее справедливость была восстановлена. Все преступники получили наказание, а потерпевшие — свое имущество. Мы изымали у воров вещи, которые сегодня, наверное, не в ходу: приемник “Спидола”, лисью шкуру, унты...
— Вы думаете, что существовавшая тогда система учета преступлений, приводившая к таким вот казусам, сохранилась по сию пору?
— Не думаю, а знаю об этом. Единственное, что эта система стала более лояльной к самим сотрудникам. Если раньше за раскрываемость теребили всех — и следователей, и оперативников, и участковых, — то сейчас, насколько мне известно, круг ответственных сузился, и это по-своему хорошо. Сегодня технические возможности органов правопорядка растут, математический аппарат по выработке криминальной статистики становится более объемным. Она приобретает все большую эстетичность: в исследованиях появляются диаграммы, цветные графики. Но тем не менее пока не будет отчетливых показателей эффективности деятельности милиции, а их выработкой мы сегодня и занимаемся, борьба с преступностью будет вечной и ни к чему не обязывающей темой.