Елка для сына

Никто не считал, сколько новогодних красавиц уже появилось в Тюмени. Но две эти елочки, что нарядили 11 декабря в солдатской аллее матери, которых навеки разлучила со своими сыновьями Чечня, — на особом счету. И в особом убранстве: они расцвечены игрушками из детства тех, кому чеченская война так и не позволила повзрослеть и явить миру своих сынов и дочек. Словно капельки крови, алеют на снежном покрывале, укутавшем елочки, рассыпанные горьковато-кислые ягоды клюквы...
— 11 декабря 1994 года подразделения Министерства обороны и МВД России вошли на территорию Чечни. Этот день останется в памяти многих из нас как день начала боевых действий в Чеченской Республике, — сказал, открывая траурный митинг, председатель ТООО «Боевое братство», ветеран афганской войны Валентин Глушко. — За тринадцать лет, прошедших с того времени, страна все еще не может подсчитать точное число погибших на той войне. Стало известно только, что за одну новогоднюю ночь, открывающую отсчет кровавых дней 1995-го, в Чечне погибло более 4800 человек. Каждый из них был чьим-то сыном, мужем, братом. Те, кому дорога память о погибших в Чечне, много лет подряд 11 декабря приходят в эту аллею, чтобы помолчать, помянуть, нарядить солдатскую елку.
— 11 декабря 1994-го никто из нас не знал, что наши мальчики уже на войне, — сказала солдатская мама, кавалер ордена Мужества Ольга Владимировна Милованова, — и, встречая 1995-й, мы не ведали, что в это время сыновья погибают. Весть о страшной беде пришла в наш дом 11 января. Через два дня я была уже в Чечне. Два года и 10 месяцев среди живых и мертвых искала своего Андрюшу. Самое страшное, что многие матери до сих пор не знают судьбу сыновей. И продолжают искать своих мальчиков.
В девятом классе Толя Барабанов написал... завещание. Именно так он назвал свое сочинение, на обратной стороне которого сделал приписку: «Прошу мой листок не открывать. Только тогда, когда пройдет пять лет, можно открыть». Сочинение датировано апрелем 1990 года. До Толиной гибели — фактически полного сгорания в танке — оставалось...
Но тогда-то казалось, что вся жизнь еще впереди! И юноша мечтал: «Я хочу стать сварщиком. Только вот еще не решил, где буду работать, в городе или деревне? ...Заведу свое хозяйство и, конечно, собаку, чтобы она сторожила дом. Жена должна уметь делать все необходимое, например, варить, разбираться в цветах... У нас будет двое детей: одна девочка и один мальчик. Я буду хорошим отцом». И в своих письмах из армии он словно торопился успеть сказать добрые слова своим родным. Брату Игорю, сестренке Настеньке, отцу («Я не встречал таких отцов, как мой папка, он хоть и строгий, но старается держать своих детей на высоте»), маме («Мамочка, ты у меня просто замечательная! Я всегда буду желать тебе только самого хорошего, чтобы ты чаще улыбалась. Целую тебя, моя самая красивая мама!»).
Толя успел поздравить своих родных с наступающим Новым годом. А сам погиб смертью храбрых в новогоднюю ночь, начинающую отсчет этого самого нового, 1995-го.
Любимыми снежинками своего сына Кости наряжала елочку в солдатской аллее Лидия Константиновна Мацук.
— Пусть эти игрушки, — сказала она, — порадуют теперь других...
...После минуты молчания к памятному камню легли гвоздики. Кто-то из военных рядом с цветами положил две сигареты. Этот человек в камуфляже понимает, как перед боем и после него солдату нужно перекурить. Люди сугубо гражданские две эти сигареты восприняли по-своему: не докурили парни, не долюбили, не допели.
Утешит ли солдатских мам прозвучавшая во время митинга информация о том, что вот здесь, в аллее, в ближайшем будущем будет воздвигнут памятник скорбящей матери? Не знаю. Во всяком случае, в Тюмени появится место, где сын и мать будут рядом. А еще этот памятник — свидетельство того, что руководители области разделяют горе осиротевших женщин, помнят о них.