Беспокойная труба Геннадия Кузнецова

Этого человека в свое время побаивались в Нефтеюганске, Советском и Сургуте — должность у него была уж больно строгая. В споре с ним надеяться на всесильное “телефонное право” было совершенно безнадежным делом: даже секретари горкома КПСС не могли повлиять на мнение прокурора Геннадия Кузнецова.
Откуда он такой твердолобый взялся? Да с Волги, из маленького рабочего поселка, где к мальчишкам, пережившим войну, все относились как к взрослым. Родители подчас не знали, что главным порогом той взрослости у подростков было обязательное испытание — переплыть реку. Все делалось не с бухты-барахты, а разумно: пловцов для страховки сопровождала шлюпка. Но все равно на такой заплыв решался не каждый, а он Волгу покорил, первый раз лет в тринадцать.
Плавать тех мальчишек никто толком не учил. Парни постарше столкнут неожиданно в воду, он плюхайся как знаешь, подгребай к берегу под свист и хохот да оправдывайся дома, почему одежда мокрая. Через несколько лет после тех уроков плавания ему однажды снова придется объяснять причину своего неуставного вида: стянув на бегу гимнастерку, он прыгнет в холодную уральскую речку Ая и спасет тонущего мальчишку. Об этом напишут в газетах, сержант Кузнецов получит благодарность от командира, отпуск на десять суток, а по возвращении в часть его наградят медалью “За спасение утопающих”.
Армия в планы входила основательно: начитавшись книжек, Кузнецов мечтал поступить в военное училище. Но мама была категорически против такой службы, а вот с запасным вариантом, чтобы сын стал геологом, согласилась. И он сдал документы в приемную комиссию очень престижного Свердловского горно-металлургического техникума, туда даже иностранцев брали на обучение. Кузнецов прошел по конкурсу, только начал привыкать к новым предметам, а тут принесли повестку в военкомат. Чуть ли не весь первый курс отправился тогда служить, и многие сразу попали в школы сержантов. Все бы хорошо, но скоро в армии началось сокращение, под которое попали первые 600 тысяч военнослужащих, и сержант Кузнецов из комендантского взвода в Ленинграде стал рядовым в строительных войсках на Урале. И таких неожиданных рокировок в его жизни будет потом предостаточно.
Когда он наконец-то вернулся в свой техникум продолжить учебу, набора на специальность “Геологоразведка” уже не было. Кто-то из преподавателей посоветовал ему освоить разработку рудных и рассыпных месторождений, пришлось согласиться. На распределение он пошел в первой тройке (такая привилегия была у активистов: секретаря комсомольской организации, старосты и профорга), выбрал для работы рудник Кашканар. И тут в его судьбу резко вмешался молодой инженер Вячеслав Архангельский, представитель Обской машинно-мелиоративной станции.
Сотню раз вспоминал Геннадий Михайлович тот короткий разговор: нужен горный техник, руководитель взрывными работами, жилье предоставляется... Никто из однокурсников Кузнецова толком не знал, где расположен Ханты-Мансийск, пришлось идти в библиотеку за энциклопедией. Информация отчасти разочаровала: население города чуть больше 10 тысяч человек, из предприятий — научно-исследовательский институт рыбной промышленности, промкомбинат и станция, на которой ему предстоит работать. Но отступать было не в его правилах.
Из Тобольска до пункта назначения пришлось добираться на самолете Ли-2. На всю жизнь запомнил Кузнецов ту дорогу, из-за казуса. Когда самолет приземлился, из кабины вышел пилот и объявил: “Самарово”. Все пассажиры вышли, а он остался.
— Ты чего сидишь, парень? — удивился летчик и улыбнулся, услышав ответ: “Мне в Ханты-Мансийск”.
— Считай, приехали! — махнул он рукой в сторону заснеженного поля.
Так у Геннадия Михайловича Кузнецова началась северная биография. На дворе стоял февраль 1961 года. Через месяц, на танцах в Доме культуры, он познакомится с Вероникой, и в августе они сыграют свадьбу. Это событие не могло состояться раньше — Кузнецов по работе месяцами пропадал в тайге.
Прошло два года. В один из редких вечеров, когда вся семья была в сборе, родной дядя Вероники завел с Геннадием Михайловичем неожиданный разговор:
— Не надоело тебе, парень, завалы взрывать? Дальше учиться надо... Может, попробуешь заочно в юридический поступить?
Так, сообща, и была решена дальнейшая судьба Кузнецова, но предусмотреть и просчитать все возможные варианты родственники, конечно, не могли. И получилось следующее: только Геннадий Михайлович стал студентом юридического института, его кандидатуру сразу рекомендовали для работы в органах прокуратуры. Об этом свидетельствует удостоверение за №9 от 4 декабря 1963 года, выданное Ханты-Мансийским окружкомом КПСС. Этот документ хранится в личном деле старшего советника юстиции Г.М.Кузнецова. Потом в деле появятся записи о награждении орденом “Знак Почета”, медалями “За добросовестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения В.И.Ленина”, “Ветеран труда”, присвоении звания “Почетный работник прокуратуры Российской Федерации”. Последняя запись была сделана в 1996 году, когда Геннадий Михайлович Кузнецов был уволен по выслуге лет. Общий стаж работы в прокуратуре к тому времени составил 37 лет.
Но тогда, на первых порах, молодому следователю прокуратуры многие удивлялись и задавали провокационные вопросы. Даже в бухгалтерии у него спросили:
— А вы про свою будущую зарплату все знаете?
Он знал: как у руководителя взрывных работ, его оклад был 135 рублей плюс командировочные, а в прокуратуре как стажер он будет получать вдвое меньше. И было время, когда они полгода вообще жили на одну библиотекарскую зарплату Вероники Михайловны, делили 42 рубля 50 копеек — и ничего, вспоминают те дни со смехом...
Но вот когда посыпались новые назначения, тут с мнением Вероники Михайловны пришлось считаться даже областному начальству. Ее принципиальную позицию не уезжать из Ханты-Мансийска, пока не будет окончен институт, Геннадий Михайлович разрушил на последнем курсе, получив назначение прокурора Нефтеюганска. Собственно говоря, прокуратуры там еще не было, ему предстояло организовать всю работу с нуля. Вообще, у руководства были для Кузнецова другие предложения: поехать в Березово или Октябрьский. Выбирая из трех зол меньшее, Вероника Михайловна скрепя сердце стала готовиться к переезду в совершенно незнакомый ей город.
Город — громко сказано. В Нефтеюганске тогда было всего две благоустроенные пятиэтажки, вместо улиц — сплошные колеи, залитые грязной водой. Под прокуратуру и суд местные власти отвели один барак, выделили на приобретение мебели 200 рублей, а дальше — крутись, как знаешь. Над проблемами тридцатилетней давности сейчас можно громко смеяться, но тогда для Кузнецова найти секретаря, умеющего печатать на машинке, или достать новую шариковую ручку было маленькой победой. Геннадий Михайлович по сей день помнит удивление проверяющих, когда они случайно узнали, что водителем в прокуратуре работает гражданин из числа условно освобожденных...
Но есть у Кузнецова и другие воспоминания: в те годы его сотрудники заканчивали с обвинительным заключением по сотне уголовных дел каждый. Чаще всего возбуждались дела по... халатности: многие продавцы, особенно в деревнях, отпускали товар под запись, а ревизоры часто устраивали внезапные проверки. Зато тогда не было взяток, эти уголовные дела появились позже, параллельно с процессом освоения промышленного Севера. Каждое убийство приравнивалось к ЧП, но, как правило, преступления раскрывались силами участковых милиционеров еще до приезда следователей прокуратуры. Обязанности участковых тогда выполняли мужчины, прошедшие войну, люди уважали их и помогали фронтовикам без всякой агитации.
В 1973-м он был назначен прокурором Советского района, через три года — Сургутским межрайонным прокурором, в 1979-м — прокурором города Сургут. Вероника Михайловна догадывалась о новых назначениях с полуслова. Если Геннадий Михайлович говорил: “Труба зовет!”, значит, пора паковать чемоданы.
Последний переезд у семьи оказался в Тюмень. Последняя должность Кузнецова — старший помощник прокурора области по реабилитации жертв политических репрессий. Геннадию Михайловичу с коллегами пришлось разбирать в архивах КГБ тысячи уголовных дел, до ряби в глазах читать карандашные строчки и даже спустя полвека переживать за каждого расстрелянного как за близкого человека. Родственники репрессированных, чаще всего пожилые люди, знали Кузнецова в лицо и хотели непременно попасть к нему на прием: он был очень чутким собеседником.
Сегодня у супругов Кузнецовых относительно спокойная жизнь. Если когда-то труба и зовет, то не дальше садового участка. Вероника Михайловна занимается рукоделием, цветоводством, домашними заготовками, в Геннадии Михайловиче проснулась тяга к строительству. Они вместе вошли в состав землячества “Югра”, часто встречаются с друзьями и вспоминают молодость. По местам прежней службы им бывать, впрочем, не удавалось — на юбилейные встречи ветеранов, проходящие по случаю юбилейных дат Нефтеюганска, Советского, Сургута, бывшего прокурора Кузнецова никто не приглашал. Досаду на такое отношение он старается держать при себе, ведь есть на свете вещи поважнее...
Супруги Кузнецовы вместе уже 46 лет.