Примите наши души

Оказывается, мало просто уцелеть на войне. Надо еще сохранить свою душу. Это намного труднее. Самое сложное останется напоследок. Двадцатилетнему фронтовику нужно еще суметь не оказаться лишним в жизни, где больше нет войны, в жизни, где, честно говоря, до тебя мало кому есть дело.
Там
При патрулировании солдаты-первогодки обычно рассаживались по машинам, идущим в середине колонны. Так у них было больше шансов остаться в живых. Начиная обстрел, боевики всегда подбивали головную и замыкающую машины. Вереница техники оказывалась в западне. И вайнахи расстреливали ее — методично, будто в тире. За то время, пока обезглавленная колонна еще жила, зеленая солдатня успевала ссыпаться с брони, занять оборону и огрызнуться хотя бы неприцельным огнем.
...Колонна шла по широкой, как Ленинградский проспект в Новом Уренгое, улице Грозного. Первая, вторая и последняя, пятая, машины разом дрогнули от ударов, остановились, зачадили. Тут же затрещали автоматные очереди. Пули цвиркнули над головами солдат, застучали по броне, часто заклевали асфальт и стены окрестных домов.
Били по колонне грамотно, с двух сторон. К трескотне автоматов добавились хлопки снайперских винтовок. Ухнул выстрел из гранатомета. Закоптила, окутавшись дымом, четвертая машина. И что-то случилось со временем.
Оно стало вязким, невесомым. Остановилось. От этого возникла непривычная пустота, словно в просторной комнате оборвалось постоянное тиканье напольных часов.
Что-то сталось со слухом. Выстрелы, взрывы, крики раненых и хрип умирающих слились в плотный гул. Разум уже не внимал звукам извне, а тело, подчиняясь неведомому инстинкту, все делало само: глаза искали цель, руки вскидывали автомат, а ноги несли к укрытию — черному зеву подвального хода, втягивающего остатки обстрелянного отряда.
Это ощущение оторванности от времени рядовой Даниил Алакулашвили переживал потом еще много раз. Патрулируя Грозный, пехотинцы часто вступали в огневой контакт с противником. Иногда перестрелки вспыхивали по нескольку раз на дню.
Из первого боя Даниил вышел без единой царапины. Тогда выжившие под обстрелом солдаты дотемна продержались в подвале. Ночью двинулись по городу искать своих.
Летом 1995-го столицу Чечни не контролировал никто. Днем положением в городе пытались управлять наши войска. Ночью по улицам шастали непримиримые боевики. Относительно тихо было разве что на территориях комендатур да в расположении регулярных войсковых частей.
Перед рассветом разбитый патруль вышел к постам подразделения внутренних войск. Дальше их не пустили: мотострелки не знали паролей. Выйти на связь со своим командованием они тоже не могли. Рации остались в сгоревших машинах. Так и дожидались восхода, по соседству с братьями по оружию. Все же какая-никакая, а защита... Утром отряд вернулся к месту дислокации.
На войну Даниил попал прямо из вузовской аудитории. Он успел окончить два курса Тюменского индустриального института. А потом разом подорожало все, от буханки хлеба до билета на самолет, и новые цены окончательно перекрыли размер маминого преподавательского оклада.
В мае 1995 года его зачислили в состав отдельной мото-стрелковой бригады быстрого реагирования. Эта часть, расквартированная в Челябинской области, в декабре 1994 года в полном составе отбыла в Чечню. Прошла чистилище новогоднего штурма Грозного. Через полгода обескровленная бригада вернулась. Ее доукомплектовали молодым пополнением.
Тех, кто уже побывал на войне, второй раз в пекло не посылают. Когда пришла разнарядка на отправку команды солдат в Чечню, будущих фронтовиков отбирали из первогодков. Даниил от предложения командиров не отказался.
Ехать на войну было не страшно. Жутко стало уже в Чечне. Война оказалась жестче и кровавее, чем представлялась в мирной жизни. У нее были дикарские законы. В затишье между перестрелками бродячие собаки умело рвали бесхозные трупы наших солдат. И каждый знал, что своих убитых надо уносить с линии огня. Тогда враги не смогут поглумиться над мертвыми. А мать солдата получит останки сына. Это даст ей право на пенсию. Не будет тела — солдат останется в списках без вести пропавших.
На этой войне найти чистую воду было труднее, чем спирт, а танталовые пластины из бронежилетов солдаты выбрасывали без сожаления. В опустевшие карманы “броника” лучше натолкать патронов. От них будет больше пользы.
Поначалу первогодки часто ловили зуботычины. От своих же. В сборный мотострелковый отряд прислали морских пехотинцев-дальневосточников. Всех бойцов экипировали единообразно. Выдали тельняшки, черные береты. И вот, бывало, подходит к невысокому солдатику громила-морпех, рычит:
— Это что за мелочь?! Ну-ка сними берет!
И для пущей доходчивости с левой — хрясть! А из-за угла выходит матерый мичман:
— Воин! Почему без головного убора?
И с правой — хлобысть...
Под огнем все быстро сдружились. В боевых частях дедовщины обычно не водится. Каждый должен быть уверен, что, получи он ранение, свои его не бросят...
Когда отряд отправляли в рейды, Даниил норовил устроиться на броне. Легче спрыгивать из-под огня, чем выбираться из десантного отделения. Ему, коренному северянину, приходилось туго в раскаленном чреве бээмпэшки.
В летней, плавящейся от зноя Чечне он все искал закуток попрохладнее. Однажды забрался в бетонный пристрой комендатуры — покурить в холодке. Достал сигарету, щелкнул зажигалкой, блаженно задымил... И тут его подняло над полом, шибануло о стену, а потом густым потоком хлынула тьма. “Духи” обстреляли комендатуру из гранатометов.
Очнувшись в госпитале Моздока, Даниил познал, что чувствует человек после контузии. Сначала все тело мертвеет, как, бывает, немеет палец от крепкого удара молотком, а потом каждая мышца взрывается болью. Звенит в ушах. И снова теряется чувство времени.
После тяжелого ранения его комиссовали. Медицинский консилиум в госпитале назначил солдату II группу инвалидности. Несколькими днями раньше у Даниила был день рождения. Ему исполнилось 19 лет.
Здесь
Самое главное — правильно отрегулировать тормозной блок при высадке с вертолета. Если ошибешься хотя бы на пару килограммов, плавный спуск превратится в стремительное падение. Вниз летишь со свистом. Высота от винтокрылой машины до земли стандартная, 50 метров. Если попробуешь затормозить, ухватиться рукой за трос, перчатка задымится.
На базу охраны лесов Даниил пришел сезонным рабочим. Знание рации помогло ему втиснуться в штат. Невзирая на хромоту, он выучился специальности десантника-спасателя. Учеба далась легко. Медицина ему всегда нравилась. Ориентирование на местности тоже не озадачило. Если делаешь то, что по душе, трудностей не бывает.
Тяжелее оказалось привыкать к мирной жизни. На войне было проще. Там все чужое быстро стало привычным. Не осталось ничего лишнего. Только свои и чужие. Только жизнь и смерть.
В родном городе все знакомое сделалось каким-то посторонним. Даже друзья. Пришли к нему в гости двое давних приятелей. Один радостно размахивал справкой о том, что у него энурез. Другой прикрылся от армии диагнозом “алкоголизм”. Оба — верзилы под потолок. На них бы по паре гранатометов навьючить да “броник” надеть. Только где там! Таких размеров и на складе не сыщешь...
Пока Даниил воевал, у его друзей появились дорогие машины и уютные квартиры. У комиссованного солдата остались только ночные кошмары, тросточка да пенсия в 200 тысяч неденоминированных рублей. Тогда минимальная зарплата в городе доходила до полутора миллионов. Буханка хлеба стоила 10 тысяч. Пенсии не хватало на то, чтобы выжить. А в 19 лет хочется ЖИТЬ.
Сначала Даниил отставил трость. Приучил себя ходить без нее. Потом, как надоевшую хламиду, скинул группу инвалидности. Это было легче всего. Он просто не явился на очередное освидетельствование. А после, в поликлинике, проходя медкомиссию, умолял врачей, заглянувших к нему в военный билет, написать заветное: “Годен”.
Отказывался даже окулист. Как же? Ветеран Чечни, да еще перенесший контузию... И все же, не устояв перед его напором, врачи соглашались признать парня здоровым.
Когда авиабазу закрыли, Даниил перешел в городскую службу спасения. Потом устроился специалистом по безопасности в ОАО “Уралсвязьинформ”. Сейчас он работает системотехником в частном предприятии. И никогда не жалуется на судьбу. Даже вспоминая о своей распавшейся семье. Теперь его семья — мама, младшая сестренка и бабушка. Она у Даниила фронтовичка. Но поговорить о боевом прошлом у солдат двух войн как-то не получается. Слишком разными они были, эти войны. Бабушка воевала за родину.
А внук — за что?
Эпилог
Приказом Министра обороны РФ за №240 от 13 августа 2004 года Даниил Гурамеевич Алакулашвили награжден медалью “За службу на Северном Кавказе”.
— Я знаю, за что воевал, — говорит бывший солдат. — Я патриот, по-любому... Я за ребят воевал, которые там остались. И еще затем, чтобы другие не полегли. На войне я повзрослел, причем очень быстро. Теперь даже стыдно за свои прошлые выходки. А что будет дальше — не знаю, если честно. Может, семейная жизнь еще сложится.
...До войны у парня была мечта. О ней Даниил сегодня не рассказывает. Зачем? Это же очень личное. Война мечту не отняла. Поначалу ее чуть было не забрала мирная жизнь.
Теперь он стал поближе к заветным грезам. Правда, немного, лишь на полшага. Но все равно о них пока мало кто знает. Пока...