Двое в семейной лодке, не считая мольберта и красок

К своим 70 годам заслуженный художник России Анатолий Седов подготовил вторую персональную выставку после семнадцатилетнего перерыва. Следующую организовал к 75-летию. Когда ему исполнится 80 лет, обещал представить еще одну. Но раньше собственного юбилея мастера настиг другой праздник — золотая свадьба. Пятьдесят лет прошло с тех пор, как он связал свою судьбу с Еленой свет Александровной, студенткой Иркутского медицинского института. Выйдя замуж за живописца, девушка, слабо разбиравшаяся в искусстве, всю жизнь соблюдала клятву Гиппократа “Не навреди!” Потому, считает Анатолий Владимирович, он и состоялся как художник.
Дорога в одну сторону
Они познакомились на студенческой вечеринке. Домой поехали на одном троллейбусе. Оказалось, живут неподалеку друг от друга. Анатолий — у родственников на квартире. Елена в “однушке” — с больной матерью.
Когда мама умерла, Елена осталась одна-одинешенька. Анатолий тоже был сиротой. С шести лет рос без матери, с тринадцати — без отца. Прислонились друг к другу двое, и отступило одиночество. В загс отправились без свидетелей. Черкнули пером там, где им пальчиком ткнули. “Не понимали тогда глубины и ответственности момента”, — говорит Седов. А через два дня собрали у себя за столом друзей-студентов. Наварили картошки, наполнили водкой рюмки и отметили рождение новой семьи. Тогда все было просто...
Побег из радистов в художники
Елена Александровна призналась Анатолию Владимировичу: если бы жизнь пошла заново, она, зная, с какими трудностями придется столкнуться жене художника, все равно выбрала бы его в мужья.
А он, между прочим, мог стать мастеровитым слесарем-инструментальщиком (постигал профессию в ремесленном училище), компрессорщиком или токарем (ходил в учениках на заводе). Мог бы и радистом выстукивать азбуку Морзе. Однажды по зову брата Анатолий покинул родную Читу и подался в Приморский край, чтобы освоить язык, состоящий из точек и тире. Но сбежал в Комсомольск-на-Амуре, когда увидел моряков, пришедших из плавания. Пьяные, без носок и маек, из карманов брюк высовываются пузыри с водкой. Приятель кивнул Седову — вот, мол, что тебя ожидает, если станешь радистом.
И осел бы скиталец на берегах Амура. Стал бы честным заводским тружеником. Но не обойдешь, видать, свое предназначение окольными путями. Как-то раз попал набросок Седова бригадиру. Тот подивился на рисунок, на котором разглядел самого себя (уж больно похож получился), и посоветовал Анатолию идти в художники. Тут и объявление на глаза ученику токаря попалось: “Объявлен набор в художественную студию при Дворце пионеров”. Пришел туда — взяли. Позже устроился в мастерскую артели “Вперед!”. Писал плакаты с советскими лозунгами, портреты членов политбюро. Подрабатывал в детском саду, разрисовывая детские горшки морковками да репками. Однажды друг толкнул Анатолия в бок: “Пора серьезно учиться”. И первым уехал в Иркутск. Через год туда же рванул и Седов.
Съедобный ковер
Студентов художественного училища, как и всех советских учащихся, в уборочную страду гоняли на колхозные поля. Одержимые страстью к творчеству будущие живописцы прихватывали с собой кисти и краски. И они им пригождались. Деревенские жители несли студентикам затертые фотокарточки отцов и сыновей, погибших на фронте, просили нарисовать портреты родных. Юные художники оставляли на работах свои росчерки. Должно быть, в чьих-то семейных архивах и сейчас хранятся первые портретные опыты Седова.
Как-то раз на уборочной произошел забавный случай. Студенты училища остановились в татарской деревеньке. Кто они такие, колхозники пронюхали сразу. Тут же прибежал один мужичок и сделал живописцам удивительный заказ — попросил написать ему... ковер! Ребята не отмахнулись от странного дядьки, сказали ему сделать подрамник и принести чистую крепкую простыню. Когда принялись за работу, спохватились, что грунтовать нечем. Клея нет! Завели вместо него крахмальную массу.
Нарисованным ковром мужичок-татарин остался доволен. В тот же день украсил им домашнюю стену. А утром прибежал к студентам с криками: “Ой, пета, ой, пета!” “Что случилось?” — всполошились “коверных дел мастера”. “Тараканы ковер съели!” — горько пропел заказчик. Художники бросились в его дом, а там тараканов — тысячи! Студенты сразу смекнули, в чем дело. Усачи унюхали душистый запах клейстера и напали на ковер. За ночь они выели ровную полосу “вкусного” клейкого вещества вместе с красками. “Ой, пета!” — продолжал причитать татарин. “Да, какая беда, сейчас закрасим!” — хохотнули парни и взялись за кисти. Ковер был спасен, а владелец тараканов получил наставление сначала высушить простыню на улице и только потом вешать ее на стену.
Художник дома и на работе
В Тюмени выпускника Иркутского училища взяли в Художественный фонд писать гуашью на фанерных листах рекламные плакаты. Молодой профессионал, жаждущий творчества, однажды весьма живописно изобразил плачущую девочку. Известный тюменский художник Митинский тогда покачал головой: “Ну, Седов, твой плакат хоть на выставку отправляй!”
Работы или, как говорит Анатолий Владимирович, “писанины” в то время было много — те же жизнерадостные лозунги писать приходилось, тех же членов политбюро с фотографий срисовывать. Хочешь не хочешь, а обязаловку отрабатывай. Но Седов выкраивал часы и для настоящего творчества. Он был влюблен в речку Туру, по которой сновали разноцветные катера. Ходил на берег с мольбертом. И писал, писал...
Были у живописца и серьезные заказы. Выставком Уральской зоны заключал с художниками договоры на картины. Анатолия Седова приняли в Союз художников СССР. Вместе с членским билетом он получил в качестве положенной привилегии отдельную мастерскую.
А с женой поначалу жили на съемной квартире, в доме, крыша которого касалась земли. Художника утомляла густая духота, скапливающаяся в покосившейся избушке, и он уходил спать на чердак. Ночью просыпался от того, что в его убежище через дыры в кровле пробирались мяукающие гуляки. Спустя много лет Седовы сумели выхлопотать себе комнатку в полуподвальном помещении.
...Анатолий Владимирович быстро завоевал доверие коллег. Ответственный, исполнительный, незаносчивый и энергичный. Такому как раз под стать общественная должность председателя профсоюзного комитета. Оказанное доверие ничуть не обрадовало Седова. Он представлял, сколько времени отнимет у него эта работа. Но, делать нечего, согласился. А потом его убедительно попросили возглавить Художественный фонд. Семь месяцев руководства Анатолий Владимирович вспоминает как самые черные дни в своей жизни. Ему бы на природу уехать, прихватив кисти и краски, а не в кресле директорском заседать. Кое-как, вспоминает, открестился от почетных обязанностей. Однако совсем свободным от организационных дел не стал. Входил в состав правления Тюменского отделения Союза художников, председательствовал в ревизионной комиссии, руководил творческим сектором.
А ведь были еще и домашние хлопоты. Седовы научились делить их пополам. Уедет Елена Александровна в командировку, глава семьи остается с сыном. В выходные усадит малого на велосипед и махнет с ним за город этюды писать. В другой раз Анатолий Владимирович месяца на два умчится из дома повышать квалификацию. Тут уж жена взвалит на себя все домашние заботы.
— Она никогда не жаловалась, — рассказывает Седов. — Принесу деньги — хорошо. Не принесу — тоже неплохо. Лена на меня не наседала. Знала, придет день, который подарит нам кусочек красивой жизни. Поэтому и сохранился во мне художник.
“Египетский” труд
— Когда пришло “веселое” время — перестройка, у нас сразу все треснуло, — вспоминает Анатолий Владимирович. — С исчезновением обкомов и горкомов не стало государственных заказов. В детские сады и школы нас тоже перестали приглашать. И там началась разруха. В итоге художники сели на мель...
От безысходности родилась идея — открыть художественный салон-магазин, в котором можно устроить продажу картин. Так и поступили. Люди стали заглядывать в новый салон. Живописцы немного встряхнулись. Однако торговля не принесла им уверенности в завтрашнем дне. Сегодня они продадут картину, а потом месяца два-три будут ждать следующего покупателя. На что жить? Как работать? Надо ведь и краски купить, и за мастерскую заплатить.
Многие тогда подались в преподаватели. Пробовал заняться педагогической деятельностью в колледже искусств и Анатолий Седов. Но за один учебный год понял, если останется здесь, то потеряет себя как художник.
...Седов — представитель реалистической школы. Он всегда писал с натуры. Сейчас уже редко кто выбирается с мольбертом на природу. Анатолий Владимирович без этого не может обойтись. Он сравнивает себя с заядлым курильщиком, которого тянет к сигарете так же, как его тянет к холсту, краскам да красивым местам, где шумят листвою деревья, растут луговые ромашки и сверкает на солнце озерная вода. Больше двадцати лет назад Седовы приобрели дачу на берегу Андреевского озера. Анатолий Владимирович очень любит бывать там. С утра, пока сохраняется свежесть взгляда, он пишет этюды. А потом принимается за “грязные” дачные дела.
Ради денег Анатолий Седов, по собственному признанию, делает портреты на заказ. С фотографий, как во времена студенчества. Порой, чтобы удовлетворить запросы заказчика, тратит на работу по полгода. Пишет на заказ и пейзажи. Заприметит какой-нибудь ценитель искусства в мастерской у художника красивый этюд и затребует большую картину в богатой раме. Это можно, это пожалуйста! Бывает, зарабатывает Анатолий Владимирович за месяц двадцать тысяч рублей. А случается, месяца три не получает никакого дохода. При этом щедро раздаривает свои картины друзьям и просто хорошим, по его мнению, людям. Безвозмездно передает работы в библиотеки, музеи, детские дома.
— Другой раз, знаете, жалко вещь продавать, — делится мастер. — Но продаю, деньги нужны. Болячки стали прогрессировать. А лекарства в аптеках дорогие. Хотя... есть работы, которые нельзя ни продавать, ни дарить, которые уже не напишешь больше. Их я оставлю потомкам.
Он говорит, что и глаза у него уж не те стали, и энергии меньше. Сам же дни напролет просиживает в своей мастерской за работой. Творческая-то жилка бьется с прежней силой. И столько всего успеть хочется.
— Жена со временем поняла, какой это “египетский” труд, — говорит художник. — Я вот с утра ухожу в мастерскую, и мы только перезваниваемся. За пятьдесят лет, что мы прожили, как семья, вместе были, может, лет тридцать пять.
— В чем же, по-вашему, секрет семейного долголетия? — спрашиваю у Седова.
— Никакого секрета нет. В нашей семье много чего было. И споры возникали. Но Елена Премудрая всегда побеждает. А я прощаю ей все эти победы.
Первая персональная выставка Анатолия Седова состоялась в 1982 году в кинотеатре “Юбилейный”. Художник был участником городских, областных, зональных, республиканских, всесоюзных и международных выставок. Его произведения находятся в Тюменском музее изобразительных искусств, Тобольском государственном историко-архитектурном музее-заповеднике, в частных собраниях России, Германии, Югославии, Польши, Англии, Америки.