Не забудь: улица Луговая!

Был когда-то фильм — классика совет- ского кинематографа, назывался он «Не забудь: станция Луговая». Сегодня тоже расскажем о Луговой, но не станции — улице, что находится в районе Зареки. Уж ее точно не забудешь. И все потому, что жить на этой улице с киношным названием не хочется.
Круговорот обид в природе
За дикими зарослями тальника и плотным буйством чертополоха — несколько десятков домов частного сектора, в большинстве своем старых и кособоких. Узкая, в рытвинах, улица кое-где отсыпана щебенкой. Недавний ливень отметился на Луговой внушительной лужей, которую машины проплывают по-черепашьи. Пешеходы же балансируют по краям, добираясь к Земляному валу. Там щебенка погуще, да и до остановки рукой подать.
Когда-то в этих местах стояло болото, рассказывает местный старожил Виктор Анатольевич Дурков. Его дом стоит здесь уже более полувека, с тех пор, как болото осушили и провели отсыпку. Напротив — колонка, о ней-то надо бы рассказать подробней. Авось кто услышит: чиновник из водоканала, СЭС... Люк над скважиной вроде бы прикрыт, но в большую щель грязная жижа сочится внутрь. В двух метрах от колонки самая настоящая помойка, скрытая от посторонних глаз густой зеленью. В зловонной воде плавают бутылки, тряпки, прочий хлам. Страшно представить, как можно брать воду для питья из этого «источника». Маленькая старушонка тащит большую тележку с сорняками и вываливает содержимое в трех шагах от колодца. А нельзя ли в другое место отвезти мусор — спрашиваю...
— Дык, тут все мусор выбрасывают. Вон, поглядите, в том доме цыгане жили, видите, какой бардак они устроили? Скоро хозяин дома выйдет из тюрьмы, так цыгане-то и сбежали.
Понятно. Опять чавелэ виноваты. Как без них в наших несчастьях?
— Возле колонки моют машины, даже на «ГАЗелях» маршрутных приезжают. Местные — те хоть отъезжают подальше, а приезжие подсоединяют шланг и шуруют, воды не дадут набрать.
Спрашиваю Виктора Анатольевича, не жаловались в милицию или куда еще:
— Своего участкового я в глаза не видел, никому мы не нужны. Наш район Зареки не считают за город, мы здесь так, в забытой Богом деревне. Улицы кругом перекопали, когда газ проводили, так до сих пор дороги не отремонтировали.
Хозяйка Тамара Сергеевна, жалуясь на мусор и грязь, о цыганах говорить категорически отказывается:
— Вы уедете, а нам тут жить. Приедут да дом подпалят, а то еще и хуже. Я, милая, еще пожить хочу.
Надо отметить, парочка пепелищ в округе имеется. Чьих рук дело?..
На соседней улице состояние колонки, пользуясь терминологией врачей, удовлетворительное. Люк закрыт, дыр и щелей не видно. Но и здесь круговорот пахучего вещества тот же. У Феоктисты Стафеевны в частном секторе живет сын. Навещая его, она не раз становилась свидетельницей постирушек, которые устраивали и по сей день устраивают местные цыгане:
— Тут же стирают, полощут под колонкой, вода вся вниз. Сколько им ни говори — без толку. А вот тут, посмотрите, настоящая помойка. Одна из двухэтажных деревяшек бесхозная, дом ничейный, кто только туда не вселяется. Вот самовольные жильцы устроили свалку за домом. Лишь нынче весной вывезли мусор, а сколько накидали опять.
У дома семьи Раузы Мирхаметовой не в пример соседям прибрано, возле дома — новенькая машина. И для «купания красного коня» воду тоже берут из колонки, хозяйка утверждает, авто моют рядом с домом. Жалуется: место заболоченное, низина, в подвале картошку не хранить — вода стоит до глубокой осени. Да что там подвал, после дождя лужи разливанные сохнут неделями. Рассказывает, как однажды приезжали из городской администрации, кто — не помнит. Обещали установить мусорные контейнеры, собрали деньги на санкнижки и — тишина. Женщина в обиде на власть:
— На все выборы хожу, надеюсь, кто-то возьмется наконец за порядок: милиция, депутаты, СЭС. Нет, никому мы не нужны, вот и живем в грязи, воду пьем из канализации.
Сергей с соседом не верят ни в черта, ни в Бога. Сосед, крепкий мужчина в наколках, бормочет презрительное про журналистов, дескать, толку ото всех... «Как мы тут живем? Да как и везде простой народ живет».
— А может, стоит самим колодец привести в порядок, с «автомойкой» разобраться? Да и цыган можно шугануть с их постирушками, — возражаю Сергею.
— Что — самому покупать мешок цемента? Так 350 рублей стоит. Зачем мне это надо?
Кому — война, кому мать родна...
Двор у супругов Дуркиных просторный, вот только неухоженный, как у иных соседей. Вины в том у хозяев нет. Виктору Анатольевичу 78 лет. И еще одна цифра: его трудовой стаж — шестьдесят лет. После четырех инфарктов и инсульта мужчина теряет зрение, говорит, здоровье подорвано непосильным трудом. Дети выросли в этом доме, живут отдельно. Все хозяйство — огород да пожилые коты. Хозяйка Тамара Сергеевна целыми днями на грядках: вскопать, посадить, полоть, поливать. Что выросло — на базар, нужны деньги на газ. К дому подвели трубы, чтобы зажить в тепле, Дуркиным надо выложить почти семьдесят тысяч рублей. Экономят на всем — да много ли надо пожилым людям — пенсию стараются не тратить. Не всегда, правда, получается: надо детям помочь, внукам, как иначе?
Собственная немощь, цыгане-лиходеи, сволочные автолюбители не так ранят душу хозяина, как обида на государство и двух экс-президентов, которую Виктор Анатольевич, пользуясь случаем, хочет высказать газете:
— Я — участник трудового фронта, в 11 лет пошел работать на оборонный завод, сейчас там приборостроительный. До верстака не доставал, мастер на ящик меня поставил. Тогда, в войну, рабочим давали 800 граммов хлеба, а иждивенцам — по 300. Отца в 41-м забрали на фронт, нас у матери четверо, она вахтером работала, вот я решил: буду мамке помогать. Завод только построили, в цехах холодно, сквозняки, буржуйку затопят, помню, уши жжет, а ног не чувствую. Меня премировали ботинками, так подошва была деревянная, ноги коченели жутко. Работали по 12-16 часов, потому что были приравнены к участникам войны.
Дисциплина была как на фронте, нашей 44-й бригаде присвоили звание фронтовой. Так мы, пацаны, до конца войны держали это звание и гордились. Отец погиб на Карело-финском фронте, а мне в 45-м дали медаль за доблестный труд в Великой Отечественной войне. У меня обида на столичную власть. Почему всех поставили в один ряд: узников концлагерей и нас, участников трудового фронта? А ведь мы не на немцев работали... А еще раньше, при Ельцине, убрали надбавки к пенсии, но я не про деньги сейчас. Вот сосед мой ни дня в войну не работал, ходит с медалью. Говорит, сейчас, чтобы получить ее, достаточно двух свидетелей, которые устно подтвердят, что трудился. Я, говорит, нашел в Богандинке двух мужиков, договорился. Я не понимаю, как можно медали горстями раздавать? Это же не полтинник — награда. Ее заслужить, заработать надо!
...Начали с колонки — предмета обращения в газету жителей — окунулись в Лету. Ну что сказать? Жителям улицы Луговой можно посочувствовать: и место заболоченное, и сорняки кругом, помойки всюду, и пьют они всякую гадость, что попадает в стоки колодца. Вот только к колонке милиционера не приставишь, депутата не обязуешь вырубить тальник с чертополохом. Если на мешок цемента денег жалко, о чем, товарищи дорогие, говорить? Не согласна с соседом Сергея, дескать, в России все ТАК живут. Не все и не везде. Разруха в наших головах — профессор Преображенский прав. Можно ругать власть, обвинять цыган (кавказцев, гастарбайтеров, Саддама Хусейна покойного), вот только чистить колодцы (да хотя бы не засорять!) под силу нам самим.
Мы хотим жить комфортно, уютно, и все, что портит пейзаж во дворе или в огороде, выносим подальше от глаз, например, на берег реки или опушку леса, как это делают дачники «Водника» или «Калинки». Негодуя на цыганские постирушки, собственное авто будем мыть возле колодца: не тратить же деньги на автомойку! Можно всю жизнь прожить в обиде на кого и что угодно, причин найдется тьма, не взяв в руки лопаты с метлой — удобно и бесхлопотно — в ожидании виноватого во всем дворника. Дождемся ли?..
Обида Виктора Анатольевича, без сомнения, справедлива. Сермяжная правда в его словах: «Тыл хороший — бойцы воюют хорошо, Победу вместе делали». Помню своего соседа дядю Мишу, который в поход по магазинам надевал пиджак с «иконостасом»: без очереди дефицитом отоварят. Мой отец, у которого старший брат в 19-летнем возрасте сражался на Курской дуге, его откровенно презирал: «Интендант». Войну дядя Миша провел в тылу в службе обеспечения, и награды у него сплошь юбилейные, не боевые. «Полтинники», как говорит Дуркин. Обе стороны медали Виктора Анатольевича — не блестяшки — настоящие, фронтовые, о которых поэт сказал: «Нам в сорок третьем выдали медали, и только в сорок пятом — паспорта»...