Я из племени филологов. И этим горжусь

Прежде чем оказаться в ряду почитателей словесности, среди филологов, то есть «любителей слова», мне пришлось преодолеть в жизни такие ступеньки, которые мне помогли стать профессиональным филологом: как-никак, свыше 300 научных публикаций, не менее 500 дипломников, избравших путь учителя словесности, свыше 40 кандидатов и докторов филологических наук, спецвагон сборников научных статей по филологии, подготовленных к печати.
Между прочим, еще в школьные годы я очень пристрастился к чтению литературной классики — тогда это было общепринятым, участвовал в самодеятельных спектаклях, декламировал стихи и басни, мечтая стать артистом. Сохранились некоторые сувениры, грамоты тех лет, знаковая награда — книга «У нас уже утро» А.Б.Чаковского, полученная за отличное окончание 5-го класса.
Участие в художественной самодеятельности продолжилось во время армейской службы. Друзья-сослуживцы уважали меня за умение развеселить, придумать забавную историю, пародируя, сымитировать чей-то голос из окружения. Видимо, я был веселым солдатом, который успел побывать за три года службы в роли музыканта, связиста, худрука своей части, комсомольского секретаря, которого после завершения политшколы комбат величал «марксистом», и даже в чине ординарца генерала, который меня «наградил» досрочным увольнением для поступления в вуз. В армии я возмечтал стать писателем-пересмешником, начал пописывать статейки в газету, но понял, что мой словесный багаж весьма скромен, а пополнить его можно было на филологическом факультете. Выбор пал на Воронежский университет, куда я поступил с заметным запасом проходных баллов. Вместе с армейским другом Анатолием Борискиным (вечная ему память!), будущим философом, мы отслужили, отучились (я в основном «зарабатывал» повышенную стипендию), поженились на близких подругах, вместе встречали праздники, но писателями, увы, не стали. Вероятно, для этого нужно было обладать природным, образным мышлением, а мы были «амбициозными», серьезными мужиками с понятийным подходом в оценке всего воспринимаемого.
Тогда я стал подбираться к филологии. Я понял, что филология — это не только чтение и анализ прочитанного, не только овладение родным языком и языками, — это увлекательное занятие, осознание того, что филология в гуманитарной сфере — начало всех начал, вершина просвещенности. Филология ведь тесно связана с философией и историей, культурологией и краеведением, географией и этнографией. Филология — это история письменных культур, эволюция этнолингвистических цивилизаций, это панорама мысли, слова, речевой культуры.
Став филологом по профессии, я пришел к глубокому убеждению, что совокупность мировоззренческих сфер знаний: литературоведения и языковедения, источниковедения и палеографии, текстологии и документоведения, стилистики и семиотики — высвечивает утесы словесного искусства. Свое восхождение как автономная от философии отрасль познания мира слов филология начала со времени появления графических знаков, служивших звуковыми эквивалентами окружавших человека предметов и явлений в быту. Жители Древнего Египта, Месопотамии, Ближнего Востока, Кавказа и Средней Азии, Китая и Индии, Греции и Италии, Славении и Булгарии оставили нам в наследство свои письменные культуры, ставшие фундаментом современной письменной цивилизации. Сейчас далеко не просто систематизировать вклад великих мыслителей и просветителей в пространство филологии. Китай подарил миру Конфуция, Индия — Панини, Греция — Гомера и Аристотеля, Италия — Доната и Данте, Балканы — Кирилла и Мефодия, Аравия — Фарахиди и Кашгари, Россия — Ломоносова и Пушкина, Германия — Гумбольдта и Гете, Франция — Вольтера и Бальзака, Англия — Шекспира и Байрона, Украина — Шевченко и Потебню, Белоруссия — Скорину и Коласа.
Естественно, в недрах самой филологии вызрели направления описания языковой картины мира, определившие различия в подходах познания филологических явлений. Несмотря на неизбежную дифференциацию словесных дисциплин, появившихся из чрева некогда одной и той же отрасли знаний, единство самого феномена филологии остается неизменным. Невозможна филология без лингвистики и литературоведения, неубедительна филология без палеографии и текстологии, маловразумительна филология без семиотики и стилистики. Какие-либо сопоставления и тем более противопоставления литературы и языка, языка и речи актуальны лишь в плане оценки абстрактного и конкретного, что определяется диалектикой самой филологической науки. Слава Богу, что филология остается любимой, востребованной и полезной человеку. Слава Богу, что мне представилась возможность приобщиться к этому демиургу духовной культуры, слава Богу, что в Тюменском государственном университете к филологии уважительное и нежное отношение.