В Герасимовку, за смыслом жизни

Что видит пролетающее над Герасимовкой коршуньё? Заросли репейника в сажень ростом? Пепелище? Свежей укладки поленницу березовых дров возле крайней избы? Так живет или просто существует врастающая в землю некогда большая деревня?
Местные говорят: «Нас помаленьку поглощает тайга». Старые пашни уже затянул древесный подрост, а за поскотиной давно не мычат, не блеют. Один собачий лай вкруг кучки дворов, намека на оставшуюся улицу под названием Советская.
Четыре хозяйских усадьбы да два дачных поселения — вот и вся «инвентарная книга» замшелой деревни. Которую, может быть, и Герасимовкой-то назвали потому, что в опоясывающей людское становище болотине утопла не одна Муму.
В общем, стало обжитое место еще в советские времена нелюдимым. Ни магазина, ни почты. Ни избы, где тебе, когда ты расхвораешься, фельдшерица поставит укол. Рейсовый автобус из Тюмени, доехав до села Новоникольское, разворачивается и спешит назад, к цивилизации. До Герасимовки остается две версты.
...В окнах крайней по правую сторону улицы избы под номером 2 — все, как при хозяевах. И тюлевые шторки с пузанком-самоваром на окне. Может, кто-нибудь еще протопчет тропинку к крыльцу? К старой стайке, источавшей когда-то тепло?
В общем, дом оказался неживым. А хозяин здравствующего «хозяйственного объекта», обнесенного новыми осиновыми столбиками, встретился здесь же, в начале единственной улочки. Представился сам и представил четвероногую компаньонку по кличке Тайгуня. Все правильно. Там, где вокруг — тайга, нельзя обойтись без Тайгуни — верной охотничьей собаки, которая в лесу поднимет зверя, а дома предупредит об опасности. Мало ли кого в такую глушь занесет?
Деревенская жизнь востроглазой собаке нравится. Ее хозяину, пенсионеру и дачнику, 72-летнему Ивану Григорьевичу Юшкову — тоже. Предки этого человека были основателями Аман — так долгое время звалось соседнее Новоникольское. Человек он женатый, двоих сыновей имеет. Что живет в Герасимовке бирюком — супруга не возражает. Чистейшим воздухом старикан дышит, о смысле жизни размышляет. Самой ей сподручнее доживать в городе, под присмотром городской медицины. Летом, конечно, в Герасимовку тянет пуще. К огороду, к пчелам, к кошке Муське, к веселой напряженной молотьбе мужниной медогонки, вокруг которой роятся раскулаченные хозяином крылатые труженицы.
После армии Юшков четверть века отдал геологии. От Полярного Урала до Казахстана искал с товарищами по экспедиции нефть и газ, будучи геодезистом. Опыт геодезиста Иван приобрел еще во время службы на Дальнем Востоке, где тогда вовсю строили аэродромы. Теорию добрал, демобилизовавшись, в училище. Богомяков и Салманов решили устроить в Новоникольском подсобное хозяйство от Главтюменьгеологии. Года полтора мужики рубили лес, а потом зашумела, завертелась перестройка — и все планы рухнули.
— Переведенный сюда работать лесником, я мечтал впоследствии заняться пчелами. После выхода на пенсию это удалось...
Слушаю его как завороженная: в моем роду тоже были и есть пчеловоды, эти добровольные каторжане. Из разговора выясняется, что никакого омшаника, никакого специально отведенного для зимовки пчел подполья у Ивана Григорьевича нет. Пчелы зимуют прямо под снегом.
— Медведи только достают, — с досадой машет он рукой в сторону глухомани.
Во время роения пчеловод вывешивает на деревьях ловушки для беглянок. А косолапый, подкараулив, карабкается на дерево и рушит источающее медовый аромат приспособление.
Соседство с ребятами из реабилитационного центра хозяина дачной усадьбы не тяготит.
— Люди как люди, — говорит. — Поздороваются и пройдут мимо. Ни мне, ни другим не пакостят. Иногда посоветую что по огородной части: у них ведь (видите?) свои разбиты грядки. Земля всех спасает...
Всё пустоты да пустоты вдоль единственной улочки. Бурьян подступает к взятой в осаду Герасимовке. Не заполыхать бы, как то случилось в недалекой от этих мест Понизовке: жарким летом там разом выгорело 20 домов.
Вон, под вековой елью, усадьба химички и биологини Нины Михайловны Демичевой. Но теперь учительница в Веселой Гриве, у нее уроки. Телевизионные антенны над домами от ветра покачиваются, а телефоны у жителей — только сотовые. С этой кочки ловит, а с той — нет. Разобраться, так, может, оно и к лучшему — лишний раз не потревожат.
Мария Кузьмовна Антончик (та самая, чьи внуки Саша и Женя слывут замечательно успевающими учащимися в Веселой Гриве!) вышла погреться, нацепив на ноги валенки с калошами-чунями, на мартовское солнышко. Нашей машины и нас, охотников за разговорами, не испужалась. Слово за слово — и сложилась нехитрая биография. Житейская сказка про жизнь и про любовь.
Бабе Маше перевалило за 80. Семь лет ждала любимого со службы. Когда он вернулся, уже прошел ее «медовый» месяц с другим. На 30 денечков опоздала встреча...
— Сын, как выпьет, частенько упрекает: «Не любила ты, мать, нашего отца...» А я молчу и горько мне, старой. Если можете, не пишите про это: сын опять рассердится.
По достижении 80-летнего возраста ей добавили пенсию. Оно вроде бы и хорошо, да нехваток много. Бесплатных дров старушке ни-кто не заготовит. Пока что, дай Бог ему здоровья, с дроворубством управляется сын. «Тебе, чай (оглядывается на меня!), ровесник. Еще не на пенсии. Семью, квартиру в городе потерял — домой принесло. Он хороший, когда не пьет», только кто теперь не пьет?»
У соседа в семье тоже лихо поселилось. Жену (мы с ней часто на лавочке сиживали) хозяин на днях схоронил. А дочка, что тоже из города приехала насовсем, от выпивки никогда не откажется. А где выпивка, там и шум.
Как-то очень уж быстро пролетела у нее жизнь. Кажись, недавно купаться с девчонками бегали на выгорки, в головах друг у дружки искали. На ферму и с фермы — одна дорога.
Жизненная дорога бабы Маши закончится здесь, в родной Герасимовке. Не похожей, конечно, на прежнюю...
— Вот там учительница живет. Хорошая женщина, не старая, но мужа уже схоронила. На школьном автобусе ее на работу увозят. Сын у нее работящий, нормальный. Только он не в Герасимовке, конечно, робит. Что у нас в Герасимовке делать?
Баба Маша подзывает к себе Динку, задумчиво оглаживает собаку вдоль хребта и пытается закончить начатое описание родной деревушки.
— И грибов, и ягод здесь навалом. Не ленись да не боись. Если б ноги не болели, я бы корзину пылиться в амбар не закинула.
Попеняла старушка, что вода у них в колодцах стала хуже. А какие еще новости?
...Какое-то время назад в деревне появились новоселы. Перекатали купленный большой дом, построили одну за другой две бани. Буквально на днях и дом крестовой, и баня у приезжих сгорели. Горький запах пожарища еще разносится по Герасимовке.
Постройки принадлежали реабилитационному центру для больных наркоманией. Часами греться в бане, выгоняя из себя проникшую в каждую клеточку тела героиновую дурь, было жизненной необходимостью приезжих. Через каждые четыре месяца на постое за скрытыми воротами оказывались новые поселенцы. И снова они кочегарили незамысловатую помывочную...
— Я первую-то партию их шибко остерегалась, — говорит живущая на краю деревни баба Маша. — Соберутся, бывало, вечером на пустыре перед окнами — и дикуют. Значит, опять принялись за старое.
Нынешних соседей по несчастью коренные герасимовцы уже не сторонятся. Расставаться с прежними привычками приезжают те, кто сознательно сделал этот шаг от края могилы. А не кого мама с папиком насильно в глухомань турнули. Жаль, конечно, что погорели. Теперь им надо будет заново отстраиваться...
...На стук в ворота, за которыми живет особенный контингент, никто, к сожалению, не отозвался. Но по ограде бегал лохматый сторож, в вольере сидела похожая на весенний сугроб лайка. Значит, внутри кто-то был. Но ему пока не до разговоров: надо поверить в себя...