Признание в любви с речного берега

В нем удивительным образом уживаются две сущности — твердого прагматика и тонкого лирика. Верховодят сущности по очереди. Прагматик, как правило, вершит дела в рабочее время, а лирик подает голос строго в часы отдыха. Правда, частенько они вступают в конфронтацию. Первый — трудоголик — еще не может вынырнуть из рутины, а второй уже думает над очередной поэтической строчкой. Так и живет в борьбе с самим собой финансист по образованию, поэт по призванию, директор Тюменской научной библиотеки Юрий Бутаков.
Работа на завалах
Писать стихи Бутаков начал давно — в юности. Но пришло время — за-двинул поэтические пробы в дальний угол. Начитался Теодора Драйзера и подумал: надо же, как ловко люди ворочают финансами! Что-то в нем тогда щелкнуло. Не случайно. Все-таки по природе своей Юрий Васильевич — человек с деловой хваткой. Не «юноша бледный». Исполнительный, расчетливый (в хорошем смысле), ответственный, любящий порядок.
Парня с комсомольской закалкой сразу взяли в оборот в армии. Он служил в инженерных войсках на Дальнем Востоке. Получив команду, принялся хозяйничать. Для начала навел порядок в «комсомольском» кабинете. Начальство удовлетворенно крякнуло, оценив «системный подход» новобранца, и поручило Бутакову взяться за библиотеку, оставшуюся к тому времени без хозяина. Юрий Васильевич вспоминает:
— Пришел я туда, а там пыль, паутина и библиотекарша, которая взирает на все скучным взглядом...
Бутаков засучил рукава. Взял в помощь несколько солдатиков и первым делом навел элементарный порядок, разобрав завалы книг и газет. Потом попотел над наглядной агитацией. Наладил отношения с почтовиками, после чего каждое утро в гарнизон стали присылать свежие газеты. Глянул — и у библиотекарши глаза загорелись. Она зевать перестала. Служивые в избу-читальню потянулись. А через три месяца нагрянуло высокое начальство из Хабаровска.
Командиры заглянули в библиотеку, подивились, поцокали языками — все блестит! Приперли начальника гарнизона к стенке: «Кто хозяйничает? Немедленно назначьте его секретарем комсомольской организации!»
Потом на гражданке история повторилась. Руководство, заметив деловитость Бутакова, тащило его на самые «труднопроходимые» и самые ответственные участки работы.
После армии он недолго поработал на Тюменском заводе медоборудования. Показалась ему все каким-то скучноватым. Сереньким. Огляделся и понял: жизнь кипит на Севере. Там строятся поселки и города. Туда едут смелые люди. За плечами у дембеля был железнодорожный техникум. Лиха беда начало! Рванул в Нефтеюганск. Начинал с инженера отдела комплектования управления «Юганскнефтегаз».
Вскоре («не успел поработать!») перспективного, рвущегося в «бой» парня заметили. Назначили руководителем этого же отдела. А через полгода Юрий Бутаков уже был заместителем начальника управления! На высоком посту задумался о необходимости высшего образования. Вспомнил Драйзера. И решил пойти в финансисты. Надо сказать, что экономические знания ему здорово пригодились. Ведь с первого колышка занимался строительством Пыть-Яха.
Через много лет Бутаков вернулся в Тюмень. Работал пять лет в областной Думе помощником депутата. И вот получил директорское кресло в «научке», увязшей в ремонте. Пришлось впрягаться, вспоминая армейский опыт. В военном билете Юрия Васильевича есть должностная запись — «библиотекарь». Показал своим подчиненным. Те улыбнулись — свой человек...
С мечтой о приключениях
В детстве он хотел быть моряком. Грезил океанами, кораблями, путешествиями. Страсть к морским просторам сидела в крови. Предки Юрия Бутакова бороздили Черное и Балтийское моря. Дед, Георгиевский кавалер, служил в Порт-Артуре. И отец мореманил. Когда взрослые пускались в воспоминания, будущий финансист сидел на печке и, замерев, слушал рассказы о дальних странствиях.
Читать больше всего любил исторические и приключенческие книги. И к поэзии тянулся с детства. Сначала открыл для себя Пушкина и Маяковского. Потом начал узнавать Анненского, Баратынского, Фета, Тютчева. В молодости читал запоем. Говорит, порой не мог дождаться ночи. Читал до четырех утра, а потом бежал на завод.
Свою домашнюю библиотеку Юрий Васильевич называет «средненькой». Под нее отведена всего одна комната... Он бережет то, что читал с удовольствием, то, к чему, знает, захочет вернуться. На этот случай оставляет закладки...
Потянулась рука...
Тюменской «научке» везет на директоров-литераторов. Долгое время библиотекой руководил Анатолий Марласов, который выпустил несколько поэтических сборников. И вот теперь еще одна заметная фигура — Юрий Бутаков. В молодости он писал о любви, природе, несправедливости, публиковался в газетах. «Белый ангел» — пока единственная его книга карманного образца, изданная в 2008 году. Этой книжицей Юрий Васильевич изрядно удивил гостей, пришедших на его 55-летний юбилей.
— Директор библиотеки не обязательно должен обладать литературным даром, — считает Бутаков. — Самое главное — уметь управлять коллективом. Но если к этому добавляется еще и творческая составляющая, то она, безусловно, привносит некоторый колорит.
То, что было написано в молодые годы, Юрий Васильевич разумно отложил в сторону. Сейчас у него другие творческие замыслы. Долгое время он не брался за перо. А тут рука потянулась. Стал чаще задумываться об ушедшем, о детстве, о российской деревне и людях, живущих на земле.
— Я не цепляюсь за прошлое, — уточняет Бутаков. — Просто если мы не будем забывать былое, то что-то важное для нас сохранится в будущем.
У него есть трогательные строчки о деревне, пошедшей на слом. Такая горечь в них, что кажется, будто это его родной дом с землей сровняли. Нет. Историю об уничтоженной деревне он услышал от одной женщины. И вдруг стало больно.
— Ведь ушли люди, оказались беспризорными собаки и кошки, кладбище без присмотра осталось. Корни оторвались от земли! — восклицает Юрий Васильевич.
Снести деревню «наверху» решили
И утвердили
росчерком пера,
И долго после
вороны кружили...
Уж столько лет прошло, но как вчера
Хоронится у речки
за погостом
Измученный
бессонницей туман,
На крест похож пустынный
перекресток —
И я схожу от этого
с ума!
Исчезло все —
дома и огороды,
Сломали клуб и бывший сельсовет,
И дом, в котором принимали роды,
И церкви Спаса
тоже больше нет.
Расправились
с деревней «скоморохи»,
Устроили
бульдозерный разбой,
Не помогли молитвы, крики, вздохи.
Все! Нет деревни, нет ее, родной...
Поля осиротели
и равнины,
От горя разорвалась тишина...
Испуганная,
с клином журавлиным
Сорвалась с мест намоленных душа.
Другой случай. Анатолий Марласов обратился к коллеге с просьбой написать о том, как под наступлением современной архитектуры исчезает деревянная Тюмень с резными наличниками. Бутаков поначалу отмахивался. Мол, не смогу. Смог... потому что заболел темой.

Что с Тюменью деревянной?
Где старинные дома?
Экскаватор окаянный
Поселился у окна...
...Навалились,
супостаты,
И с землей
ровняют дом.
В чем дома-то
виноваты,
Что пустили
их на слом?
Возле старого колодца,
Где живой воды родник,
Стекла битые оконца.
И неряшливый старик
Собирает хлам
да утварь,
Как остатки
дней своих.
Холодно ему и жутко
На развалинах таких...
...Что с Тюменью деревянной?
Нет ажурного моста.
На горе фасад
стеклянный,
За фасадом пустота...
Осень, листья
в ритме танго.
Новый город
вон каков!
Заступись,
мой белый ангел,
За наследие веков.

— Я не считаю себя профессионалом, — говорит Юрий Васильевич. — Поэзия для меня музыка, напев, отдохновение. А деревня — собирательный образ родины. Говорить о своей любви к ней с трибуны — это одно. Я же хочу сказать об этом простыми словами, встав на берегу реки. И, может быть, мои стихи кому-то заденут душу, заставят задуматься, вздрогнуть...
Юрий Бутаков много пишет о родном городе. Пусть родился и первый год жизни он провел в украинском Лисичанске, где его отец работал на шахте, вырос все-таки здесь. Поэтому ревниво относится к тому, что пишут, а точнее, не пишут о Тюмени. Считает, что наш город поэтически красив и достоин литературных образов, а тюменцы должны иметь возможность читать о своем крае, встречая в стихах знакомые имена рек и названия деревень.
Юрий Васильевич как-то написал стихотворение о деревне Головиной, в которой сейчас живет в своем доме. Местные ребятишки прочли и словно заново открыли для себя знакомые картины. Затеребили автора: «Дядя Юра, это что, правда, про нашу деревню? Она действительно такая?!»
— Я очень требовательно отношусь к себе, — уверяет. — Писать нужно правду. А жду простого — пусть мои стихи живут своей жизнью. Думаю, они имеют на это право...
Сон
Как наважденье, снится мне деревня,
Покой
патриархального двора,
И в речке тихой чаек отраженье,
И детства
безмятежная пора.
Там я веду коней гнедых в ночное,
Завидуя заправским пастухам,
И пью туман,
как молоко парное,
А эхо вторит
первым петухам!
Все изменилось, только память
детства
Велосипедным
мчится ободком —
Воспоминаний
прежних лет
наследство
Проникло в эту ночь ко мне тайком.
На пустыре репейник да рябина,
Печальный ворон сторожит погост —
А где деревня?
Нет ее, родимой,
От горя покосился старый мост.
Пророс плетень ростками ивы гибкой,
Разбуженный
предчувствием дождя,
Рассвет качает солнце словно
в зыбке,
И крылья чаек
небо бороздят!..
И я опять веду
коней в ночное
И погружаюсь
в сказочный обман,
И снова пью,
как молоко парное,
Сквозь сито трав просеянный туман!