Третье пришествие Юрия Башмета

Свое “третье пришествие” на тюменскую сцену Юрий Башмет, к радости поклонников, ознаменовал новым амплуа. На сей раз в его руках был “мегаинструмент” — Государственный симфонический оркестр “Новая Россия”, художественным руководителем, главным дирижером, а также солистом которого и является маэстро.
Концерт молодежного по преимуществу коллектива во главе с мировой знаменитостью завершал фестиваль искусств “Алябьевская музыкальная осень” и сопровождался аншлагом — явлением изрядно подзабытым на филармонических концертах классической музыки.
Программа выступления коллектива была составлена согласно новейшим PR-технологиям: с учетом интересов слушателей, менеджмента, безупречного музыкального вкуса. В первом отделении играли увертюру-фантазию П.Чайковского “Ромео и Джульетта”, “Романс” М.Бруха для альта с оркестром, сюиту № 2 из балета С.Прокофьева “Ромео и Джульетта”, во втором — Пятую симфонию Л.Бетховена.
Разумеется, все взоры были прикованы к главному герою вечера. И маэстро, вновь не обманув ожидания поклонников, явил истинный креатив в деталях и аксессуарах: вместо фрака — дирижерской “униформы” — просторная черная рубаха, вместо дирижерской палочки в правой руке — массивное кольцо на мизинце, эффектно искрившее в такт энергичным движениям дирижера. Кстати, в один из предыдущих своих приездов, помнится, Юрий Абрамович щеголял с внушительной круглой подвеской на шее, авторитетно заверив журналистов, что никакими магическими свойствами она не обладает.
Но вот во всем остальном, то есть в музыке и ее сиюминутном воплощении, “соответствовать” чьим-то ожиданиям маэстро явно не собирался. Скажу больше: почти полный отказ Башмета от того, что называют исполнительской интерпретацией, стал основной достопримечательностью его нынешнего выступления.
Увертюру “Ромео и Джульетта” Чайковского он провел, например, не отрывая головы от партитуры, сосредоточенно тактируя четырехдольную “сетку”. И был по-своему прав, не предлагая ничего, но лишь (как ехидно говорят в таких случаях музыканты) выполняя волю покойного композитора. Творчество Чайковского по популярности среди исполнителей и слушателей — на верхних позициях мировых рейтингов и предложить новое, неожиданное прочтение шедевра кажется сейчас почти невозможным.
Но даже и без каких-либо попыток “интерпретации” лаконичное, безупречное по форме, предельно динамичное сочинение Чайковского в исполнении “Новой России” рассыпалось на “ингредиенты”. В результате мы смаковали по отдельности вихревые, отлично выученные пассажи, контрапункт в теме любви, старательно пропетый валторнами... А оглушительные удары тарелок, знаменовавшие всякий раз новые перипетии в противостоянии главных действующих сил — добра и зла, любви и ненависти, вызывали восторг неожиданностью и точным попаданием в такт.
Что до Бетховена, то его изумительная нечеловеческая музыка, как говорил вождь пролетариата, сыгранная оркестром “Новая Россия”, к моему искреннему удивлению, не увлекла с первого звука и до финального аккорда, как бывало, но... вызвала чисто археологический интерес! Слушала Пятую симфонию — будто читала роман позапрошлого века: герои схематичны, язык и приемы отдают архаикой, пафос чужд, развязка известна заранее... До самого конца популярного классического опуса гнала эти крамольные мысли, относя их на счет своего восприятия, “испорченного” разной — современной и не очень — музыкой. Но когда в ответ на отрывистые, многократно повторяемые заключительные аккорды симфонии (а они, по мысли автора, утверждают несокрушимую мощь человеческого духа и его полную и окончательную победу в борьбе с роком) рядом раздался... смех, я поняла, что, увы, не одинока. Бетховенский шедевр в этот вечер не актуализировался.
Зато встреча с музыкой Прокофьева оказалась невероятно интересной и волнующей. Башмет, казалось, попал в родную стихию. Слегка лишь сакцентировав некоторые приметные детали, он добился максимального эффекта. Вторая сюита из балета “Ромео и Джульетта”, известная не менее чем все остальные, исполнявшиеся в концерте сочинения, звучала свежо и остро. ”Танец рыцарей" стал еще более жестким и угловатым, “Джульетта-девочка” — еще более хрупкой и невесомой. Не боялся маэстро и “кричащих” диссонансов — выстраивал, слушал...
А когда взял в руки альт и заиграл, одухотворил, наполнил жизнью мелодию Бруха, стало (в который раз!) понятно, что даже если бы Башмет просто стоял на сцене, не дирижируя и не играя, ему бы все равно бешено аплодировали и дарили цветы. За невероятный магнетизм и неисчерпаемый талант.