Волшебный голос "Валентина", или История о том, как юный мичуринец стал певцом

Еще восемь лет назад солист Тюменской филармонии Александр Цинько не был уверен, что состоялся как певец. Сейчас не сомневается, что в свое время правильно определился с призванием. Он долго шел к этому. Сомневался, отмахивался от советчиков, не доверял комплиментам.
В итоге стал тем, кем на роду написано.
С судьбой не поспоришь — это как раз
тот случай.
— Александр Кондратьевич, у вас скоро юбилей. 18 декабря в филармонии состоится ваш бенефис. Вы много лет отдали профессии, поэтому есть повод вернуться в детство. Насколько известно, ваши ребячьи интересы были далеки от сцены...
— Скажем так: интересы, связанные со сценой, не были серьезными... В детстве я любил участвовать в самодеятельности. Директор нашей школы был музыкально образованным человеком и весьма разносторонней личностью. Он окончил училище по классу баяна. Преподавал химию, физику. И занимался со мной. Я с радостью бежал к нему в кабинет, особенно когда он забирал меня с уроков. Мои одноклассники задачки решают, а мы с директором новую песню разучиваем... Но в пятом классе у меня началась мутация голоса, и я постепенно самодеятельность забросил. О том, что когда-то пел, вспомнил только в армии, и то на последнем году (я три года служил на флоте). А почему вспомнил? У нас на корабле служил студент Бурятского музыкального училища. Мне нравилось, как он поет! И я начал ему подпевать. А он: «Сашка, у тебя замечательный голос!» Я замахал руками: «Да какой там голос! Ничего ж не знаю, нигде не учился!» После этого нас уже вдвоем стали вызывать с корабля на берег в офицерский клуб (или матросский он назывался?)...
— Отлынивали от службы?
— Отлынивал. Сами посудите, что лучше: вертеться на корабле или петь в клубе? К концу службы я начал думать, чем буду заниматься на гражданке...
— То есть до этого вы не задумывались о будущем совсем?
— Совсем. После школы учиться дальше не пошел. Почему-то никуда не потянуло. Вот такой раздолбай был. Батя очень сердился на меня. Поработал я немного в каком-то цеху. Летом с друзьями, которые тоже никуда не поступили, убирал сено, раскидывал силос по кузову машины. А потом повестку из военкомата получил.
— А где вы родились? В какой семье росли?
— Родился я на Алтае. В деревушке под названием Березовка. Ее уже нет, снесли во времена укрупнения деревень. Там жили переселенцы, которые осваивали новые земли во времена Столыпинской реформы. Мои предки по материнской линии перебрались на Алтай с Украины. Я рос в очень простой семье. Отец инвалид войны. Пришел с фронта без ноги. Он работал в меру своих возможностей ночным сторожем. А мама много лет трудилась на ферме дояркой. В семье было трое детей: я, старший брат и младшая сестренка.
— А кто-то кроме вас в семье еще напевал?
— У старшего брата хороший голос был, но он тоже не думал ни о каком пении. И у меня все произошло случайно...
— Вы как-то говорили, что в детстве мечтали стать летчиком...
— Мечты в детстве разные были. Кем я только не собирался стать! И летчиком, и садоводом. Я всего Мичурина проштудировал. Представляете? В пятом-шестом классе читал научные труды! Толстенные фолианты! Я знал, как прививать дикие яблоньки — черенком или почкой, как опылять, как производить селекцию. Потом этот интерес куда-то улетучился. Еще я занимался велосипедным спортом. У меня даже был гоночный велосипед... Все изменила армия. Сослуживец-певец сказал: «Голос есть — надо учиться». И я решил попробовать. Сначала в культпросвет-училище пошел. Проучился месяца два-три и понял, что не туда попал... Тогда отправился в музыкальное училище. И меня взяли на дирижерско-хоровое отделение, хотя я даже нот не знал. Трудно было...
— Но вы же не поверили в похвалу сослуживца...
— Не поверил... Как не поверил и школьному директору, который советовал моим родителям отдать меня в музыкальную школу. «Послушайте, какой у него голос!» — настаивал он. А пел я высоким дискантом, как Робертино. Но я отмахнулся: «Не хочу!» Мне отец тогда в сердцах сказал: «Ну и расти, как дурачок!» Хотя на баяне, который купили старшему брату, я на слух подбирал мелодии. И очень прилично, кстати, играл. Мне это помогло в дальнейшем, когда, будучи студентом, пошел работать художественным руководителем самодеятельности на опытную плодово-ягодную станцию. А в училище еще специально вокалом занимался. Познакомился с прекрасным педагогом Галиной Викторовной Латышевой. Можно сказать, она меня открыла. В итоге я окончил два отделения: вокальное и дирижерско-хоровое. Меня сразу пригласили в Алтайскую краевую филармонию. Просили остаться и на опытной станции. Предлагали двухкомнатную квартиру! Но я вместо этого поехал в Новосибирск и поступил в консерваторию на вокальное отделение. В то время я уже был семейным человеком. Учился и работал на двух работах — на заводе и дворником! И мне дали хорошую комнату! Представляете: дворникам раньше давали комнаты!
— После консерватории вы получили распределение?
— Не совсем так. Раньше выпускники-вокалисты съезжались в какой-нибудь город на специальную ярмарку. Они готовили выступления, и директора филармоний, оперных театров выбирали, кто им больше подходит. Мне предлагали работать в филармониях Липецка, Улан-Удэ, Мурманска, Пензы, Кемерово. Я согласился поехать в Пермский оперный театр.
— Но надолго там не задержались?
— На два года. Может, остался бы, если б не проза жизни — жить в гостинице было невозможно. Квартиру, конечно, обещали. Строился специальный дом для работников культуры и искусства, как в Новосибирске. Но... его достроили где-то через шесть лет после того, как я уехал из Перми. Разве может человек столько жить в гостинице! И вот решился — поехал снова на ярмарку, уже в качестве дикаря. Там понравился художественному руководителю Тюменской филармонии Авениру Проскурякову. Приехал в Тюмень, и мне сразу дали общежитие. Через год — однокомнатную квартиру. Через несколько лет — двухкомнатную.
— Александр Кондратьевич, восемь лет назад в откровенном разговоре вы назвали себя человеком приземленным, сказали, что Москву покорять никогда не собирались. И все же как далеко заходили ваши мечты?
— Да я особо и не мечтал. Просто делал свое дело. Работы было много. Ее и сейчас, конечно, немало. Но тогда мы очень часто ездили по северу и югу Тюменской области.
— А в каком году вы приехали в Тюмень?
— В 1981-м. Город мне понравился тем, что он был небольшой и зеленый. Мне показалось, что здесь очень свежий воздух! Ну, это естественно, после Новосибирска и Перми! Хотя, конечно, мне не понравилась грязь, черная и липкая. Она немного омрачала жизнь. В остальном все было нормально. Работа меня устраивала. Когда началась перестройка, меня позвал в Самару бывший дирижер Пермского оперного театра Владимир Коваленко (он к тому времени уехал из Перми). Но... время началось беспокойное, а я в Тюмени уже обжился и привык. Поэтому отказался. И, думаю, правильно сделал. Действительно, в этом смысле я приземленный человек. Наверное, другой на моем месте большего бы добился.
— А когда ваше имя в 2004 году попало в энциклопедию «Лучшие люди России», вам это польстило?
— Это же все так относительно!
— Похоже, вы не тщеславны?
— По большому счету — нет. У меня отсутствует стремление покорить мир. Вот со мной учились ребята Галузин и Алексеев. Они сейчас работают за границей. Володя Галузин входит в десятку лучших теноров мира. Валера Алексеев тоже очень известен. Он пел в Мариинском театре. А мне и в Тюмени всегда хорошо работалось. Еще лучше стало, когда встретились с Анжеликой Таланцевой, затеяли хор. Я чем мог старался ей помогать. Пригодились мои старые навыки, дирижерско-хоровое образование. Я быстро прирос к хору.
— Свой первый выход на сцену в качестве профессионального певца помните?
— Конечно. Я пел ведущую партию Валентина в «Фаусте» в Пермском оперном театре. И мне было приятно, когда бабульки, работавшие в гардеробе и на этажах и на своем веку слышавшие много известных певцов, сказали: «Наконец-то к нам в театр пришел настоящий Валентин!»
— Волнение, страх, священный ужас (все-таки в первый раз) были?
— Вы, знаете, нет! Мой педагог по вокалу Галина Латышева здорово мне помогла в этом смысле. Она говорила: «Уж если решил петь на сцене, пой. Ты должен показать себя! А не дрожать как листочек на ветру». Она заложила в меня хорошую творческую наглость. Безусловно, я испытываю волнение. Но в панику не впадаю никогда.
— Как вы себя на работу настраиваете?
— Хм... Готовлюсь, репетирую. Бывает, что не хочется работать, если чувствуешь себя не важно. Вокалист всегда должен быть в тонусе. Голос требует хорошего самочувствия.
— Слышала, что у певцов существует специальная диета для лучшего звучания голоса.
— Я никаких диет не придерживаюсь. Просто интуитивно стараюсь не пить горячего и холодного. Все-таки нужно держать себя в форме. Вокалисты сродни спортсменам.
— Сырые яйца перед выступлением не пьете?
— Ха-ха! Никогда!
— А сами готовить любите?
— Люблю. И готовлю. На флоте я какое-то время даже коком работал. Получил приказ командира и — куда деваться? — освоил премудрость. Теперь могу приготовить любое блюдо.
— А какое у вас любимое кушанье?
— Бутерброд с икорочкой! Это вкусно и полезно!
— У вас творческая семья. В ней есть место профессиональной ревности?
— Никакой ревности! Мы, наоборот, стараемся помогать друг другу. Делимся опытом.
— Анжелика Львовна всегда говорит о вас в превосходной степени...
— И я о ней так же говорю. Прекрасный человек. И очень талантливый! Она замечательный организатор. Это большое значение имеет для хора.
— Вам свойственно копаться в себе? Терзают сомнения?
— Ну а как же?! Как и всякого нормального человека. Только самоуверенные идиоты ни о чем не задумываются. Я всегда веду внутренний разговор с собой, в чем-то сомневаюсь. Может, по этой причине я и не остался в Германии. Меня в 1993 году приглашали на работу в Штутгартский театр оперы. Но не прельстился ни деньгами, ни красивой жизнью. Подумал и понял, что не смогу жить на чужбине. Не люблю, когда вокруг чужие люди, чужая речь. Меня приглашали еще и в церкви петь, тоже в Германии. Обещали хорошую зарплату и жилье. Но, видимо, я не тот человек, который может жить там. Меня тянет на Родину. Лучше уж в Тюмени на своих копейках...
— В чем, по-вашему, заключается счастье?
— Думаю, в семье. Для меня это так. К тому же мне повезло: семья и любимая работа неразрывно связаны.