Предчувствие перемен к лучшему, усиливающееся к концу февраля, в начале марта достигает своего апогея, купаясь в запахах тюльпанов и мимозы. И у всех женщин – грудного или преклонного возраста – лица непременно становятся загадочными и нежными, как у бессмертной героини Леонардо да Винчи.

В 1913 году, как утверждает  Википедия, в столице Российской империи впервые день 8 марта отмечался как международный женский праздник. Вот я и хочу отметить столетие со дня празднования Женского дня словом об Арюше.

Арюшей звали мою бабушку, мамину маму. Я её никогда не видела, родившись через 26 лет после её смерти, но мама рассказывала мне о ней, и мои дяди, трое уцелевших на войне сыновей Арюши, тоже в редкие встречи (жизнь разбросала семью по всей стране), конечно, вспоминали своих родителей: умершего в блокаду отца Владимира Семёныча и Арюшу. Воспоминания об отце были связаны с его поступками даже тогда, когда таким поступком было строгое и справедливое слово. В воспоминаниях об Арюше не упоминались события, её имя, произнесённое вслух (не «мама», не «мать» - «Арюша»), сопровождалось тихой и светлой паузой, когда больше и незачем было говорить…

 

Арюша была купеческой дочкой, которую готовили к участи хорошей жены и заботливой матери. Она была красива неброской привлекательностью светловолосой тихони, хорошо воспитана и образована. От природы в ней была необыкновенная душевная тонкость, которая и помогала ей хорошо ориентироваться в сложных ситуациях, не изменяя себе, но и не вступая в ссоры. Прабабка моя, мать Арюши, очень гордилась дочерью, рассчитывая получить вскорости обеспеченного и благодарного зятя. Разочарованию её не было предела, когда узнала она, что Арюша полюбила самого обыкновенного рабочего, который что-то чинил в их доме. Рабочий этот был человеком скромным, готовым ждать, когда мать избранницы даст согласие на брак дочери. Никаких особых заслуг за ним не числилось, кроме того, что он был способным любить и быть верным, душу в семью вложить. Это вот всё Арюша в нём и увидела и всей душой полюбила. И дети у них в браке родились совершенно замечательными, артистичными, дружными, одарёнными и с такой стойкой, непобедимой добротой и верой в душе! Хотя судьба иногда весьма изощрялась, испытывая их на верность добру… Но всё это было потом.

Матушка Арюши, женщина упрямая, амбициозная, ни за что не соглашалась на свадьбу дочери с рабочим. Когда мать Владимира Семёновича, убеждая мою прабабку смириться с выбором молодых, намекнула, что при их взаимном-то чувстве недалеко и до греха, та, гордо выпрямившись, пообещала семь люлек (для незаконно рожденных) повесить в доме, а согласия своего не давать!

Ни я, ни даже мама, рассказывавшая мне историю Арюши, так и не узнали, как там у молодых дело дошло всё-таки до венчания, но – дошло как-то. Арюша переехала к свекрови, которая любила её как родную. Но не долго – умерла.

Мама рассказывала мне, как навещала Арюшу её упрямая мать. Стараясь получше познакомить свою мать с внучкой, Арюша попросила мою маму накрыть на стол. И вот мама моя расставляет на белоснежной скатерти чайные чашки, блюдца, сахарницу, вазочку с вареньем, а прабабка, поджав губы, наблюдает. Когда все приготовления к чаепитию завершены, она берётся за угол скатерти и широким взмахом швыряет всё на пол. «Скатерть у тебя слабо накрахмалена, я за таким столом сидеть не стану»!

А Арюша вела себя так, словно заранее была готова к этому дебошу, а может, и в самом деле была готова, понимала, что гнев её матери сильнее её здравого смысла… Мать Арюши даже тогда, когда совсем стала старой и бедной, когда её обижали её другие дети, не соглашалась переехать в дом, где к ней относились бы всегда уважительно и тепло, не могла победить свой гнев. В этом поединке оружием Арюши была кротость, и кротость её оказалась сильнее гнева. Время от времени Арюша собирала для матери гостинец и отправляла мою маму навестить упрямую прабабку. Маме моей эти походы совсем не нравились, но Арюша умела уговаривать, и мама отправлялась к бабушке, ведь иначе как же прабабка узнала бы, что всё у Арюши хорошо, что Арюша её любит.

Арюша заболеет менингитом и умрёт, не успев состариться. Незадолго до своей смерти она, вспоминая историю своего замужества, говорила моей маме: «Ты, Лида, не скрывай от меня сердца. Я препятствовать твоему выбору не стану и приму любого зятя». Мама моя, тогда ещё совсем не собиравшаяся замуж, начала испытывать Арюшу: «А если он будет коммунистом»?  А надо сказать, что Арюша была женщиной религиозной и маму мою в храм Вознесения на Смоленском молиться и петь водила. «Приму, - говорит Арюша. – И у них люди есть».  «А если он еврей окажется?» – допытывалась мама. «И у них люди есть, ничего, приму. Любого приму, дочка. Без материнского благословения нет счастья на земле».

Нравится