«И эхом откликается война…»

Историческое сознание – странная штука. Несмотря на старания учителей школьники довольно быстро забывают имена, события, даты. А через некоторое время на вопрос: «Гордишься ли ты своей страной?» – неопределённо пожимают плечами. Сегодня утром Антон проснулся какой-то очень серьезный и задумчивый: «Мама, я видел сон и вот что понял: надо защищать независимость самого себя и своей страны независимо от возраста. Если ты умрёшь – это ничего, человека можно оживить электричеством, а вот если умрёт страна – это плохо!» А старший по дороге в школу поделился впечатлениями о прочитанной книге: «Я когда читал «Бородино», то чувствовал, как моя Родина славится!» И я вдруг явственно ощутила, что любовь к Родине, историческое сознание и патриотизм берутся не из учебников, не из монументальных проектов мемориальных комплексов, которые невероятно далеки от военной фанерной звезды, а из семейных преданий, из тех маленьких частных историй, из которых складывается живая картина свершавшихся когда-то великих событий.

Семьдесят лет назад, 17 сентября, был освобождён от немецко-фашистских захватчиков город Брянск. На тюменской земле мы – пришельцы, потомки геологов, первооткрывателей нефтяных и газовых месторождений. Тюмень, конечно, стала нашей родиной, здесь родилась я, мои дети, но Брянск – это что-то сильнее нас, это источник энергии, место силы, в котором сконцентрировалась трёхвековая история рода. И потому 17 сентября мы пойдем к Вечному огню, и я расскажу детям военную историю нашей семьи.

    ***

Август 1941 года. Сданы Минск, Гомель, Смоленск… Немцы подходили к Брянску. Макар с семьей уже не жил. Уехал с брянским машиностроительным заводом на Урал, в Нижний Тагил. Новиковым уходить некуда. Александре предложили эвакуироваться. Да куда она с тремя детьми на руках? Старшему ребенку – Тамаре – всего шесть лет, Алику три с половиной, младшей – Изочке – два. Время сжалось до точки. События разворачивались так стремительно, что проще было не думать ни о чем. Конец июня – начало войны. Конец августа – значительная часть европейской территории оккупирована. Те, кто решил уехать, зачастую не доезжали до места: составы бомбили. О разбомблённых составах доходили слухи. Что ж, Брянские леса укроют, им не впервой. А нет – так помирать дома будем. Так сказала баба Лиза.

    ***

Дед Сачик – хозяин. В середине двадцатых его с семьей выселили из собственного дома. Раскулачили. Да то ли с географией у представителей власти было туго, то ли с транспортом, то ли просто пожалели мужика – своим потом землю-то поливал, – но посадили всех на телегу и отправили в брянские леса. Все ж не лагерь и не Сибирь. Начинай, дед, все заново строить – вали деревья, корчуй пни, вспахивай землю. Не обижался дед на власть – некогда было. Через год в лесу, километрах в трёх от Тростны, вырос посёлок на шесть домов. В каждом доме – Новиковы жили, братья Сачиковы со своими женами и детьми. Так и звался поселок – Новиков.

О войне узнали от тростнянских. Целый день дед молчал. А за ужином стукнул кулаком по столу: «Так, Александра с детьми и матерью у нас жить будет!» И попробуй пикни баба Моришка – обуза, мол, и рты лишние в доме…

Двое дедовых братьев ушли на фронт, двое – в партизаны. Остался в Новикове дед Сачик, его старший брат Степан, знавший лес как свои пять пальцев – лесником он был, да куча баб с детьми. Старший брат Александры, Михаил, сын бабы Лизы, тоже ушел на фронт. А младший, Афанасий, красивый парень, талантливый, приписав себе лишний год, ушел служить на флот. Фотографию прислал, где в форме, с трубкой. Погиб в 41-м при обороне Севастополя. Шестнадцати ему еще не было.

    ***

Наши отступали: Брянск...  Бежица…  Тростна… Новиковы оставили свои дома и ушли в лес. Жили в землянках. Вокруг на деревьях висели узкие белые полоски. Это сушились бинты. Огромное количество бинтов. Высохшие – дети скручивали. Взрослые готовили еду, стирали бельё для стоявшего неподалёку партизанского отряда. Все: и взрослые, и малые – были при деле. Немцы боялись брянских дебрей как чёрт ладана. И всё же ранней весной 42-го, днём, появились они в лесной глуши с собаками. Бежать было бессмысленно. Всех забрали в лагерь.

Пересыльный лагерь – территория, огороженная колючей проволокой, сторожевые вышки, охрана с овчарками, барак. Для многих постель – земля, крыша – небо. Новиковым повезло: они смогли занять в бараке небольшой уголок. Перед арестом взрослые успели Алика переодеть в девчоночью одежду, в лагере его все называли Аллочкой. Шестилетнюю Тамару как вполне работоспособную немцы сразу занесли в список подлежащих отправке на работу в Германию.

Кормили пленных так: один раз в сутки немец кидал на территорию лагеря хлеб. С кем рядом упала буханка – тот и сыт. Однажды несколько кусков хлеба упали прямиком у ног Александры. Она кинулась на них – закрыла, чтобы не отобрали. Что тут началось! Как свора собачья накинулись изголодавшиеся и измученные люди на нее – били, пытались оттащить… А фашист стоял за колючей проволокой и смеялся. После этого баба Лиза сказала: «Уж лучше мы умрем как люди, но жить как собаки – не будем!».

Всю молодую весеннюю поросль крапивы и лебеды заключённые съели за несколько дней. А вскоре на территории лагеря вообще не осталось ни одной травинки. Однажды Тамара увидела за колючей проволокой огромный куст лебеды. Потянулась. Охранник с вышки открыл огонь. Пули чиркали по земле слева и справа, но девочка ничего не видела, кроме этой сочной лебедины. 

Освобождение пришло как-то внезапно. Однажды утром охранник огласил список фамилий тех, кто отправлялся на поселение в Тростну. В лагере остались подозреваемые в связи с партизанами. Осталась там и Лизавета Попова. Говорят, это дядя Коля, служивший у немцев и собиравший важные сведения по поручению партии, спас Новиковых. После окончания войны Николай получил лагерный срок. Перед арестом он заходил к Александре, они о чём-то тихо толковали минут пятнадцать. Из лагеря он не вернулся.

    ***

До посёлка шли пешком, под конвоем. Колонна двигалась довольно быстро. Иногда разрешалось отдохнуть  – минут десять, не больше. Новиковы плелись в хвосте, отставая все больше и больше, выбиваясь из сил – много ли и быстро ли с малыми детьми на руках пройдешь? А когда подходили к пункту отдыха, колонну уже поднимали. И где-то километре на двадцатом немец – молодой такой – пожалел детей и налил в свой огромный солдатский котелок сытного горохового супа с куском сала.

В Тростне семья поселилась в маленьком домике. Где хозяева – никто не знал. На огороде алели огромные маки, зрели огурцы, колосилась полоска ячменя. Потихоньку наладили полуголодный нищенский быт. Повесили на стену фотографию Афанасия, которую сберегли каким-то чудом – ту самую, где он в морской форме. Так и провисела она на стене всю оккупацию, служа оберегом семье – солдатские семьи немцы почему-то не трогали. А потом Александра выходила освобождение и матери.

Ночами фашисты выгоняли жителей на патрулирование железной дороги. Дежурила вместе со всеми и Александра. Если что-то случалось – бомба ли падала, партизаны ли устраивали диверсию – ответственного за участок расстреливали на месте. Потом вешали и всю семью. Со страхом тростнянцы ждали возвращения дежурных. Дети спали, а баба Лиза молилась, чтобы наступил ещё один день жизни...

***

Приближалась Красная Армия. Перестрелка почти не смолкала. Под свист пуль засыпали, под свист пуль просыпались. Участились налёты авиации. Жители бомбёжек боялись. К ночи они собирались все вместе в одной большой избе. Взрослые спали сидя, дети на полу. Когда рядом другие люди – всё же не так страшно. Фашисты начали зверствовать, и жители подались в леса. Когда дошли слухи о спаленной карателями Поляковке, что недалеко от Тростны, Александра решила, что пора уводить детей (остальные Новиковы, баба Лиза с Аликом уже ушли).

В одно из непогожих сентябрьских утр Александра подалась из дома по какому-то делу, оставив Тамару и Изочку под пригляд соседей. А днем в поселок вошел отряд карателей. Заполыхали целые улицы. Соседи спрятались в овине, а детей взять побоялись. Александра появилась в последний момент. Зачем-то достала чугун с прокисшими щами, вылила их в ведро, чтобы нести сподручнее было, схватила младшую на руки (старшая мертвой хваткой вцепилась в материнскую юбку) и побежала. Да не огородами, а прямо по дороге. Каратели стреляли в спину убегающей женщине с двумя детьми. И ни одна пуля не задела ни ее, ни детей.

    ***

Несколько дней прожили в брянском лесу. «Жили» в овраге, спали на земле, готовили на костре в консервной банке.  Где-то в середине сентября Александра с женщиной по фамилии Гагарина – бесстрашная такая была, боевая, уж не родственница ли нашему первому космонавту? – ушли на разведку, и вот уж сутки как их не было. Появились только через пару дней и принесли весть о том, что в Тростне свои. Это было 17 сентября 1943 года.

Всё, война закончилась. Александра с детьми и матерью уже через три дня вернулась в Брянск, а 1 октября в прожжённом пальто Тамара пошла в первый класс – положили на дыру заплатку, дед сплел лапти, где-то раздобыли сумку от противогаза. Такой вот праздничный наряд получился. Начиналась новая, мирная жизнь. Надо было заново строить дома, возделывать землю, учить детей.

А Тамара долго ещё не могла слышать хриплого, надсадного лая немецких овчарок.

    ***

Что такое семьдесят лет для Вечности? Капля в море. Что такое семьдесят лет для Истории? Вечность. Но пусть у моих детей память о тех, кто жил и выжил, чтобы родились они, не поросла в этой Вечности сорной травой.

← Назад к списку записей