Юридический язык? Давайте заглянем в словарь

Иван Романчук, доцент кафедры теории и истории государства и права Института государства и права Тюменского государственного университета, кандидат юридических наук:

— Практически все современные российские СМИ нередко обращаются в статьях, теле- и радиопередачах к политической тематике, что предполагает среди прочего и апеллирование к юридической терминологии, к названиям государственных должностей, органов и учреждений, которые зачастую употребляются не то что неточно, но и совершенно неправильно — просто в недопустимом значении.

Все это происходит на фоне борьбы за становление в России правового государства и формирование подлинного гражданского общества, что возможно только при развитой правовой культуре всего общества. Более того, представители СМИ много и красочно говорят о правовой безграмотности российских граждан (на юридическом языке данное явление именуется правовым инфантилизмом). Но сразу встает вопрос: откуда гражданам России черпать правовые знания, если сами СМИ предоставляют населению искаженную информацию?

Из наиболее частых ошибок можно отметить обозначение главы Правительства Российской Федерации термином «премьер-министр», а его заместителей — «вице-премьер». Хотя согласно ст. 110 Конституции РФ глава правительства именуется Председателем Правительства РФ, а его заместители, соответственно, — заместители Председателя Правительства РФ. Нередко дикторы некоторых телевизионных каналов произносят название главы правительства неправильно, тогда как в информационной строке дается все-таки точное название должности. Однако есть и такие СМИ, в которых наименование государственных должностей не только неправильно звучит, но и неверно пишется! С какой целью СМИ допускают такие неточности: то ли с целью реализации каких-то PR-технологий, то ли с целью запутать обывателей (а может быть, премьер-министр звучит красивее), мы не знаем.

Некоторые могут упрекнуть нас в том, что в других странах премьер-министр действительно является главой правительства, и потому точность наименования должности государственного деятеля в нашей стране большой роли не играет. Мы, однако, не согласны с подобными утверждениями: во-первых, если в законе записано одно название, зачем спекулировать иностранными терминами? Во-вторых, должность премьер-министра характерна для парламентарных форм правления (имеются в виду, например, парламентарная республика в Германии или парламентарная монархия в Великобритании), в которых он фактически руководит государством; в нашей же стране главой государства и в формальном, и в фактическом смысле остается Президент. Ну а, кроме того, если следовать такой логике, то почему бы тогда главу российского государства не именовать царем или королем, к примеру?

Зачастую встречается обозначение Государственной Думы Федерального Собрания РФ как нижней палаты парламента, а Совета Федерации Федерального Собрания РФ — как верхней палаты, что, по нашему мнению, противоречит духу демократии, которой, по словам многих политиков, мы уже достигли. Это связано с тем, что названия «нижняя» и «верхняя палата» восходят к феодальному строю и сословным привилегиям, то есть имеют истоки в тех временах, когда верхняя палата состояла из представителей высших сословий (например, дворянство, лорды, пэры и т.д.), а нижняя — из простолюдинов, которые такими большими привилегиями не пользовались, и решающее слово в принятии закона отводилось верхней палате. В наше время при достижении в России гражданского равенства говорить о верхней и нижней палате может либо тот, кто страдает упомянутым ранее правовым инфантилизмом, либо тот, кто всерьез считает, что в России не демократический строй, а государственная власть принадлежит определенной политической элите. Более того, если сопоставить полномочия Государственной Думы и Совета Федерации, то сразу станет ясно, что первая обладает большими полномочиями по сравнению с последним. Поэтому политики, которые говорят о демократии в России и при этом употребляют такие термины, как «верхняя» и «нижняя палата», либо проявляют свою некомпетентность (или, простите, глупость), либо лгут.

Список терминов, произвольно (можно сказать — безответственно) употребляющихся в наших СМИ, с легкостью можно было бы продолжить. В него помимо названия государственных должностей входят и многие наименования юридических процедур, что, кстати, не может не вызывать недоумения и даже возмущения у грамотного юриста, не говоря уже о том, что часто показываемые в некоторых передачах, художественных фильмах и сериалах те или иные юридические действия и операции явно не соответствуют действующему законодательству.

В связи со сказанным выше хотелось бы пожелать читателям не доверяться слепо всему показанному и услышанному, а в определенных случаях перепроверять полученную информацию. Только тогда мы повысим свою правовую культуру и будем юридически более подкованными, а соответственно, значительно приблизимся к идеалам правового государства.

Комментарий лингвиста

Наталья Аксарина, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка ТюмГУ:

— Уважаемый коллега обратил внимание на одну из самых обычных и, несомненно, на одну из самых трудноизлечимых «лингвистических болезней» современной России. Настолько трудноизлечимых, что впору уже созывать консилиум — такой, знаете ли, особо грамотный, журналистско-управленческо-лингвистико-юридический, способный выбрать оптимальную стратегию борьбы с неподдающейся хворью, а главное — способный убедить «больного» (то есть наше общество), что лечение для него совершенно необходимо. Так, Иван Сергеевич корректно — и в то же время предельно серьезно и настойчиво, как и положено настоящему доктору, — объясняет нам, какую гражданскую (политическую и социальную) опасность для россиян несет с собой такой, казалось бы, пустячок, как неточное употребление юридической терминологии, тем более в условиях массовой коммуникации, в СМИ. Лингвистика в этом отношении совершенно согласна с юриспруденцией.

В последние годы и журналисты, и читатели (слушатели), и — что греха таить — некоторые ученые-языковеды приобрели привычку жаловаться на трудность нашего языка, на разросшийся терминологический аппарат (особенно в экономической, юридической и дипломатической сферах). Конечно, терминология — одна из самых сложных для освоения языковых подсистем, потому что осмысление каждого термина требует знания множества других понятий и, бывает, толкуется в нескольких предложениях, а то и на нескольких страницах... Смысл терминов так просто не объяснишь: это не бытовые понятия, как, например, «одеяло» или «нож», для истолкования которых достаточно назвать их назначение («чтобы укрываться» и «чтобы резать»). Однако именно поэтому так важно соблюдать точность в использовании терминологии. С точки зрения семантики — особой науки, изучающей появление и изменение смыслов и значений единиц языка (слов, фразеологизмов, словосочетаний и др.), — называть Председателя Правительства РФ премьер-министром так же немыслимо, как, например, назвать угол биссектрисой или велосипед телегой.

Сколько бы способов коммуникации и особых знаковых систем (от предельно простого языка дорожных знаков или морских флажков до сложных языков программирования) ни изобретало человечество, единственным универсальным средством общения, способным, так сказать, выразить ВСЕ, остается — и навсегда останется — естественный язык: русский, английский или любой другой. И эта универсальность языка — в том числе нашего русского языка, который, кстати, является государственным языком Российской Федерации, — нуждается в особой защите. Только это замечательное свойство — быть понятным для всех — делает наш язык таким всемогущим, способным передавать и строгую логическую, и тонкую эмоциональную, и еще более тонкую эстетическую и этическую информацию. Кроме того, язык — и основа, и сам способ нашего мышления, а следовательно, важнейший источник знаний о мире. Поэтому произвольное употребление слов и выражений в несвойственных им контекстах и значениях искажает не только смысл сказанного или написанного, но и миропредставление адресата. Дефектный язык неизбежно формирует у нас дефектное сознание. Соответственно, неграмотный, ущербный правовой язык будет немало способствовать развитию у его носителей — то есть у нас с вами — столь же ущербного правового сознания.

Заметим, однако, что не одни только СМИ виноваты в том, что мы все хуже понимаем друг друга, все менее ясно и точно оформляем собственную мысль. Формирование языкового сознания — длительный процесс, во многом определяемый волей и желанием самого человека, каждой самостоятельной языковой личности. И пусть эта самая личность, если она все-таки не оставляет надежды начать понимать мир, в котором живет, — не ленится заглядывать в словари и справочники.