Театр там, где есть талантливые люди

— Слава Степнов — это творческий псевдоним?

— Вовсе нет. Когда жил в России, был по паспорту Вячеславом Юрьевичем Степновым. В Америке друг друга принято называть по имени. Вячеслав — труднопроизносимо для англоязычных людей. Я взял короткую форму имени — так и стал Славой Степновым. Ничего, собственно, не изменилось. Решил и на российском пространстве не обращаться к Вячеславу Юрьевичу, мне это сразу напоминает о профсоюзных собраниях советских времен. Степень уважения к человеку не зависит от того, как его называют.

— В названии театра — «Steps» — обыгрывается ваша фамилия?

— Изначально фамилия не имела никакого отношения к названию театра. Слово «steps» появилось от английского выражения «step by step», в переводе означает «шаг за шагом». Становление нашего театра происходило именно так, постепенно. Позже я смекнул, что в звучании английского слова и моей фамилии есть какая-то игра...

— Как вам, русскому человеку, удалось прижиться в Америке?

— Трудно пришлось. Но прижился, потому что очень хотел попробовать себя в иных обстоятельствах. Первый театр, с которым я начал сотрудничать как педагог, режиссер, — театр в Луисвилле, штат Кентукки. Это было в 1994 году.

— Почему уехали в Штаты?

— Здесь нет ничего социально-драматического. Девяностые годы — сложное время, в России все шло наперекосяк. Мне было интересно: а как там, за границей. Родственники жены давно жили в Штатах. Была возможность переехать в другую страну. Я — авантюрист, потому и решил попробовать. Правильный выбор или нет — не знаю. Не стоит жалеть о содеянном, надо просто заниматься своим делом, и неважно где. Каждый человек движется из точки А в точку Б, остановки в пути могут разными...

— Расскажите о своем театре в Нью-Йорке.

— «Steps» появился в 1997 году. Театр начинался с чеховской «Чайки», затем были «Лолита» Эдварда Олби по роману Набокова, «Ошибка природы» по рассказам Луиджи Пиранделло, «Убить Шарлотту» (версия чеховского «Иванова»), «Каин» Байрона... Драма «Убить Шарлотту» была представлена на нью-йоркском фестивале «Chekhov Now», «Каина» отметил популярный в Америке журнал «OOBR Review» как лучший спектакль 2000 года в Нью-Йорке. Этот город — уникальный, здесь живут люди разных национальностей. Мы попытались прислушаться к нему, играем спектакли на разных языках — английском, русском, испанском. В «Steps» играют актеры из Перу, Израиля, Сербии, Франции, Украины, Новой Зеландии... В 2007-м поставили «Маленькие трагедии» Пушкина на английском языке. Это была первая постановка Пушкина в Нью-Йорке! Через полгода повторили спектакль в Новой Зеландии, в Веллингтоне. Одна из последних работ театра — спектакль по пьесе Исаака Зингера «Враги, история любви». Его показывали в Нью-Йорке на русском языке. В июле начнем репетиции английской версии постановки.

— Труппа у вас большая?

— В Америке не существует таких понятий, как «труппа», «театр-дом». Коллективы играют на разных площадках. Наш театр спектакли на английском языке показывает в Грин Вилледже (район в Манхеттене), на русском — в Бруклине. Актеры приглашаются для работы в конкретном проекте, с ними заключаются контракты на определенный срок. Если интересно было работать с человеком, могу его пригласить и в другой проект. Актерского счастья быть на зарплате в Америке нет...

— Российский и американский театр. Есть в них что-то общее?

— Не думаю, что надо сравнивать русский и американский театры. Сопоставлять их — все равно что пытаться найти сходства и различия в Тихом и Атлантическом океанах. Они просто разные. В России театр — государственный. В США — частное дело. Это две разные философии. Когда театр частный, на постановку спектакля тратишь собственные деньги. Соответственно и отношение к тому, что делаешь, другое. Я могу вложить в спектакль небольшую сумму, проверить его на зрителях — пойдут или нет. Если публика заинтересовалась, постановку можно продлить, пригласить звезду на главную роль — вариантов множество. Деньги театрам в Америке жертвуют частные лица, фонды, крупные корпорации. Там это стремление — поддерживать искусство — существует на генетическом уровне. Я не скажу, что спонсоры выстраиваются в очередь, но желающих помочь много. Государство заинтересовывает их. Те, кто помогает театру, получают послабление в налогах. Бывают случаи, когда крупные банки сотрудничают с театром. К примеру, банк выдает под поручительство портфель своих акций на крупную сумму. Контора играет на бирже с этим портфелем. Полученные средства остаются в театре.

— Некоторые российские критики утверждают, что в Америке театра нет...

— Это смелое заявление. Но оно ничем не подтверждено. Критики имеют в виду отсутствие государственной помощи. Объездив много стран, поработав с разными национальными театрами, понял: театр существует везде, где есть талантливые актеры, режиссеры. И неважно, выделяет государство деньги или нет, дело — в людях. Актер государственного театра может наткнуться на «подводные камни», разрушающие профессию. Я заметил, что у актеров на Западе — другие глаза. У многих российских актеров — глаза подневольных людей, людей из крепостного права. В российском театре я провел четверть века — знаю, что это такое.

— В каких российских театрах работали?

— Где меня только не носило. Это же Советский Союз был — переезжай из одной республики в другую, ни загранпаспорт, ни виза не требовались. Я работал в театрах Тбилиси, Кирова. Начинал в Мордовском русском драматическом театре города Саранска. Двенадцать лет служил актером, затем постепенно перешел в режиссуру. Наверное, проявилась детская черта характера — любознательность, желание пробовать что-то новое. Мама говорила, что я был шкодливым, непоседливым ребенком, везде совал свой нос.

— Почему выбрали актерскую профессию? Мечта детства?

— Я родился в Крыму, в Керчи — небольшом городке на берегу двух морей. Знак судьбы?! Возможно. В детстве мечтал стать рыбаком. Но все изменил случай. Однажды меня, пацана (я учился в 7-м или 8-м классе), пригласили на съемки фильма «Соль земли Таврической». Как сейчас помню, играл подпольщика, бегал с автоматом, прятался. Потом были съемки еще в одном фильме — «Билет в детство». Так все закрутилось, появились знакомые, друзья, связанные с кино. Они-то и посоветовали поступать в театральный институт. Год я учился в Питере, у Игоря Владимирова, потом окончил ГИТИС. С некоторыми преподавателями общаюсь до сих пор. Ирина Мягкова, мой преподаватель по ГИТИСу, и пригласила меня поработать в жюри на тюменском фестивале.

— Подобные творческие форумы дают возможность понять, что происходит сегодня в российском театре. Что изменилось в нем, на ваш взгляд, за несколько последних лет?

— Раньше театр концентрировался в столицах — Питере, Москве. Сегодня театральная жизнь провинции ничуть не хуже столичной — это очень хорошо. В Америке театр не стекается к центру. Актер, живущий в Нью-Йорке, будет считать за счастье, если его позовут поиграть 3-4 месяца где-нибудь на окраине, в Оклахоме. Потому что там театральный процесс идет гораздо интенсивнее. Нечто подобное происходит и в России. То, что увидел на фестивале «Золотой конек», — признаки децентрализации русского театра.