Весточка с фронта, долетевшая с песней

Мы сочувствуем вымышленным героям, удивляемся закрученности сюжета (в котором частенько запутываются и сами режиссеры, сценаристы), порой забывая о том, что реальная жизнь — гораздо интереснее. Нужно только присмотреться, прислушаться...

Эту трогательную историю рассказал фронтовик Василий Федорович Галич. Много лет ему не давала покоя непростая судьба одной женщины, с которой случайно познакомился на деревенском празднике.

— Шел 1987 год. Я работал главным агрономом в совхозе имени Ленина в украинском селе Красногоровка (Восточная Украина, Донбасс), — вспоминал Василий Федорович, смакуя каждую деталь. — Мы готовились к большому празднику — окончанию жатвы, который здесь называют «обжинки». В тот год, урожайный для совхоза, решено было наградить передовиков производства. Кроме грамот вручали щедрые подарки — такие, что действительно необходимы селянину. Велосипеды, мотоциклы с колясками, радиоприемники, телевизоры, автомобиль «Москвич». Среди призов были также... поросята, петухи, бычки и телочки.

Чтобы народ не заскучал, на торжество пригласили духовой оркестр, а также районный хор из соседнего села Марьинка. Среди женщин, нарядившихся в национальные украинские костюмы, особо выделялась одна — уже не молодая, но все еще стройная красавица с русой косой, запевала и руководитель хора Наташа.

Гулянье затянулось до позднего вечера. Уже за полночь, когда многие разошлись по домам, по округе все еще слышались звуки вальса в исполнении духового оркестра, где-то играла гармошка... Из этих убаюкивающих мелодий вырвался звонкий, чистый голос. Он словно убегал вдаль по лунной дорожке озера, на берегу которого устроили праздник, отзывался эхом в старом «панском» лесу.

Ой ти не свiти, мiсяченьку,

Не свiти нiкому.

Тiльки свiти миленькому,

Як iде до дому, — Наташа пела, никого не замечая вокруг, думая о чем-то своем. Все как-то разом замолчали. Шутки и веселье были неуместны.

— Наташа пела, никого не замечая вокруг, думая о чем-то своем. Все как-то разом замолчали. Шутки и веселье были неуместны.

Неожиданно одна из женщин обратилась ко мне: Василий Федорович, вы — фронтовик, расскажите о войне...

— А слез не будет?

— Нет, мы войну и здесь, в тылу, видели, — вздохнула женщина. — Уже все слезы выплакали. В нашей деревне только в трех семьях вернулись мужья с фронта...

— Расскажу вам даже не об одном дне — нескольких минутах войны. Это было осенью 1943 года, под Харьковом. Нам дали приказ замаскироваться, рыть окопы-щели. Пока суть да дело, прибыло пополнение — 12 солдат. Худых, измученных, но одетых в новенькое обмундирование. Новобранцы оказались из Татищевского запасного учебного полка, что располагался под Саратовом, на Волге. «Из Донбасса кто есть?» — поинтересовался.

— Я из Донбасса, из Марьинки Сталинской области, — отозвался парень. — Саша меня звать...

Тут как раз полевая кухня подвезла продовольствие. Как говорится, война войной, а обед по расписанию... С простой армейской кашей управились быстро, расселись по кустам, чтобы враг не заметил, отдыхаем. Вдруг мой земляк, наверное, чтобы справиться с волнением перед первым боем, запел:

Ой зiйди, зiронька, та вечiрняя,

Ой вийди, дiвчина, моя вiрная...

Продолжение песни мы так и не услышали: шурша и воя, над нашими головами пролетел снаряд, рванул неподалеку. Через несколько минут в небе появился немецкий самолет — рама, корректировщик огня. Наши зенитки не смогли его сбить...

— Держись, братцы, сейчас начнется, — предостерег кто-то из служивых.

Действительно, снаряды стали сыпаться так густо, что невозможно было сообразить, куда скрыться. Осколки косили кусты и деревья. От пороховой гари першило в горле, слезились глаза. Бывалые солдаты ловко перепрыгивали из одной воронки в другую, пытаясь угадать, куда упадет следующий снаряд, криками и жестами подсказывали новобранцам, как уцелеть в этом аду. Испуганные, они не слышали ничего — сгрудились под кустами, прикрыли руками головы...

Обстрел, показавшийся вечностью, длился всего четыре-пять минут. За это время было ранено около 30 человек, погибли 14 солдат, в том числе шестеро новичков. Среди них был и тот парнишка, который пел...

— Василий Федорович, где это было? Вспомните название села, район, — просила Наташа. Из короткого рассказа она узнала то, что, казалось, уже никогда не выяснится. — Это был мой Сашенька, он часто пел мне песню, называл «зiронькой». Я ждала его всю войну, до сих пор надеялась, что отыщется хоть какой-то след.

...Через несколько месяцев я приехал в Марьинку, зашел в Дом культуры проведать солисток хора. Наташи не встретил. «Нет больше нашей певуньи, — сообщила печальную новость ее подруга. — Как только мы вернулись из вашего села, Наташа сразу же отправилась в Харьков, искать место, где погиб ее солдат». Женщины не было чуть больше недели, но за это время она сильно изменилась. Поседевшую, исхудавшую, ее узнавали с трудом.

Наташа нашла братскую могилу, где с другими бойцами был похоронен Александр (к сожалению, Василий Федорович не запомнил его фамилию. — Прим. авт.). Трое суток женщина оплакивала солдата... Она так и не пришла в себя, затосковала, слегла. Селяне установили негласное дежурство возле нее, пытались поддержать, утешить чем можно. Но... Если отнять у человека надежду, жизнь теряет всякий смысл. После возвращения в Марьинку сельская певунья прожила пять дней. Хоронили ее всем районом...