Анатолий Сушинских: «Судебная система прочнее, чем многим хотелось бы»

Исторические хроники бесстрастно фиксируют: «Со смертью Петра Первого, в 1713 году пытавшегося отделить правосудие от администрации, наместники, администраторы-воеводы и губернаторы вновь стали вершить суд, вплоть до вынесения смертных приговоров. Власть не жаловала милостью ни черный люд, ни высшее сословие. Только после пугачевщины в России появились учреждения, именуемые судами…»
Многоточие в данном случае «перекрывает» сразу несколько веков, наполненных государственными реформами, меняющими систему правосудия, делающими ее ближе к цивилизации… и, хотелось бы думать, к нам, рядовым гражданам.
Каков сегодня российский суд? Выполняет ли он свою высокую конституционную миссию? Стал ли доступнее, ближе простым людям? Избавился ли от пресловутого телефонного права? Перевелись ли на Руси администраторы-воеводы? И к кому сегодня лояльнее наш суд — «простому люду» или «высшему сословию»?
Все эти, совсем не «праздничные», не юбилейные, однако всех волнующие вопросы мы задали председателю Тюменского областного суда Анатолию Сушинских. Речь, впрочем, шла не о пугачевщине — а о совсем небольшом, в масштабах истории, отрезке развития российской судебной системы. 65 лет. Так мало. И так много…

Газета выступила, ей отвечают…

— Анатолий Михайлович, на страницах нашей газеты мы не раз говорили о путях становления судейского сообщества в нашем регионе. Сегодня, говоря о 65-летнем рубеже его существования, какую ступень в этом становлении вы отметили бы особенно?
— Не стараясь придерживаться современной конъюнктуры, все же берусь утверждать: в первую очередь надо брать период судебной реформы начала 90-х годов.
— Он действительно так много изменил в системе российского правосудия?
— Знаете, в этой системе, как и во многих других, количество не просто переходит в качество, но и значительно на это качество влияет. Судите сами. В Тюменский областной суд я пришел в 1982 году. Знаете, каков был его штат? 15 человек! 7 человек — судьи по уголовным делам, 5 — по гражданским. Плюс еще трое — председатель и два зама.
— Трудно поверить...
— Тем не менее так оно и было.
— Как же физически справлялись с делами?
— Справлялись. Хотя, впрочем, и объем дел был не таков, как сегодня. Сегодня кратно возрос объем гражданских дел: за последние 6-7 лет — в 2-3 раза! По России цифра впечатляет — рассматривается около 10 миллионов гражданских дел в год.
— Граждане России стали грамотнее в правовом смысле?
— Не только это. За последние годы значительно расширилась компетенция суда. Ну, вот скажите, кто раньше мог пожаловаться в суд на секретаря обкома КПСС? Или на президента?
— Без комментариев.
— Сегодня не единичны случаи, когда рядовые граждане жалуются на больших чиновников, защищая свои права.
— Даже и не знаешь, радоваться или нет.
— Думаю, это неплохой признак. Раньше человеку в голову бы не пришло замахнуться на такую инстанцию. Сегодня мы все больше учитываем мировой опыт, и это тоже неплохая тенденция. По крайней мере, свидетельствующая о том, что мы готовы защищать свои права.
— Одним словом, работы судам прибавилось?
— Однозначно. В том числе и потому, что «самоустранились» такие стабильные, советских времен структуры, как товарищеские суды, парткомы, профкомы…
В газеты тоже народ писал охотно, призывая к ответу того или иного чиновника…
— А знаете, Анатолий Михайлович, по моим наблюдениям, старая газетная рубрика «Газета выступила — ей отвечают» вполне может реанимироваться. В последнее время, стоит только опубликовать малейшую критику на какую-нибудь чиновничью структуру, тут же вслед летит: мол, разобрались, призвали к ответу…
— Это плохо?
— Это хорошо. Вот только, опять же по наблюдениям, происходит это не всегда из-за старания чиновника исправить ошибку, а из-за его боязни «высшего» начальника.
— Пусть даже так. Пусть подключается административный ресурс, главное, чтобы были соблюдены права рядовых граждан. И чтобы ответ чиновника газете был ответом, а не вежливой отпиской.

Трудный молочник

— Анатолий Михайлович, вы сказали, такова мировая тенденция — разгружать суды от дел, перекладывая их в какой-то мере на общественность. Насколько это реально?
— Вспомните опыт СССР. Те же товарищеские суды. Комиссии по делам несовершеннолетних, домовые комитеты, наставники. Они несли на себе огромную нагрузку. В них разбирались дела, для которых не обязательна была судейская квалификация, однако они могли оказать на человека довольно серьезное влияние! Опыт «восстановительного правосудия», общественного влияния на малолетних преступников — а из них обычно вырастают преступники взрослые — весьма серьезен и на Западе. В Англии  трудного подростка отдавали в услужение, допустим, молочнику. И тот устраивал своему подопечному настоящую трудотерапию. При этом он отвечал за перевоспитание подопечного, что называется, на всю катушку.
— Подобное приходилось встречать в Средней Азии, в Ташкенте советских времен. Там жители махали — небольшого такого микрорайона — тоже брали на воспитание оступившихся ребят…
— И в России, и у нас в Тюмени был такой опыт. Общественность брала на себя ответственность за несовершеннолетних преступников. Эффект был гораздо более значительным, чем в пенитенциарной системе. Проходило время, представители общественности возвращались к судье и говорили: мы вместе с потерпевшим достигли вот этого и этого…Тот оглашал решение.
Не надо никакого процесса, договорились — вот оно! Такой эксперимент проводился в России не так давно. Но закончились деньги — закончился эксперимент.
— Подобный эксперимент можно закрепить законодательно?
— Да, в Уголовно-процессуальном кодексе. Или в Гражданско-процессуальном кодексе, если речь идет о каких-то гражданских, семейных делах. Ювенальная юстиция — то, о чем сегодня постоянно говорят в судейском сообществе. Но это пока не закреплено в законе — лишь, повторю, в порядке эксперимента. Такой эксперимент проводился у нас в Нижнем Новогороде, в Черемушкинском суде столицы. И в Ленинском суде Тюмени…
— Как по-вашему: этому эксперименту суждено прижиться на нашей почве?
— Думаю, да. Ведь это действовало в советские времена. Собрания в селах, деревнях, уличные комитеты — все это действовало. Человек видел, что его контролируют соседи, коллектив. И это действовало. А сейчас любая житейская ситуация переносится в суд. Все идут в суды, один с начальником по работе судится, другой из-за квартиры, третий с соседями. И это может длиться годами.

Суд и кризис

— Анатолий Михайлович, хотя повод для разговора у нас, если можно так выразиться, юбилейный, но предмет разговора не располагает к комплиментам и лучезарной статистике. Кризис повлиял на работу судейской системы?
— Значительным образом. За последние полгода нагрузка по гражданским делам выросла в Тюмени как минимум на 30 процентов. Что повлияло? Банковский кризис, сокращение рабочих мест. Ипотека. Долевое строительство. И так далее. Одним словом, квартирный вопрос, на фоне которого ситуация обострилась в большой степени. Что еще? Кредиты, рабочие отношения, когда начинают человека выдавливать с работы… Возьмите ситуацию с тем же «Тюменьэнергобанком» — мало она нам прибавила работы?
— Но ведь и до кризиса судам приходилось этим заниматься?
— Да, эти споры существовали и в докризисный период. Но они были зажаты определенными рамками. Такого обвала не было. Теперь же это приобретает критический характер.
— Какие факторы могут усугубить ситуацию?
— Социальные. Например, безработица — особенно в молодежной среде. Это чревато серьезными социальными потрясениями. Хотя, насколько я могу судить, у нас по области уровень безработицы держится в нормальных рамках более или менее. Главное — не допустить ситуации, когда на улицу могут выйти молодые люди, не нашедшие работы после учебы. И здесь надо обратить внимание не только на крупные предприятия, стоящие на контроле у администрации, правительства. Есть ведь множество мелких предприятий, людей из которых тоже могут потихоньку сокращать.
— Если напряжение в обществе будет расти, нагрузка на суды тоже вырастет, это ясно. Как укрепить судебную систему в подобной ситуации?
— За счет внутренних ресурсов… Вряд ли нам увеличат количество судей. Вряд ли увеличат и финансирование. Даже те самые 8 процентов, компенсирующие инфляцию, заложенные бюджетом для судебной системы, в нынешнем августе забрали.
— Такое бывает?
— К сожалению, бывает. А это были не просто деньги, а сохранение реальной заработной платы судей. Совет судей обращался в правительство России, но пока обращение не принесло желаемого результата.
— Приходилось слышать, что в последние годы материальное обеспечение судей все же достойное?
— Примерно семь лет назад — да, было увеличение почти в два раза. Однако на последнем совете судей даже президент признал, что материальное положение судей нуждается в существенном улучшении, и дал соответствующее поручение. А ведь у судей, как и у многих, тоже кредиты набраны. Как и всем, хочется квартиру купить, машину.
— А как с жильем обстоят дела? Как-то давно наша газета участвовала в судебном процессе, и уже после него мы узнали: судье за небольшой «перекос» не в пользу журналистов предлагали однокомнатную квартиру. Она в то время с семьей жила в пансионате…
— Квартирами раньше судей обеспечивали за счет органов местной власти. Это было до 2005 года. В Тюмени как-то получили 12-13 квартир в год. Это еще было при Степане Киричуке. Сегодня с выделением квартир все намного труднее. Во-первых, ни статус этих квартир, ни порядок их выделения не определен. Хотя мы с судебным департаментом работаем над этим, пытаемся продумать механизм наделения судей жильем.

А судьи кто?

— Анатолий Михайлович, кто идет на смену нынешним судьям? Есть надежда, что за плечами этого корпуса — профессионалы новой закалки, бойцы, так сказать… Вообще — учат у нас в стране на судью?
— К сожалению, выучиться на судью у нас практически невозможно. Специальных вузов для этого просто не существует. И сами судьи пока, так получается, учатся на людях… Лишь позднее они могут повысить квалификацию в Российской академии правосудия. Между тем к кандидатам в судьи предъявляются весьма жесткие требования. Знаете, как сегодня говорят? Проще в службу внешней разведки пойти или в космонавты. Кандидаты в судьи предоставляют всевозможные отчеты — о судимостях родственников, к примеру. Прокуратура, милиция, ФСБ выдают на них всю информацию. Начиная с этого года судьи, как и все остальные чиновники, будут заполнять декларации… Наверное, это правильно. Если формировать судебный корпус, то, безусловно, прозрачный. Никакого темного прошлого. Конечно, трудно найти человека без изъянов, но мы обязаны к этому стремиться. Иначе будет ли у судьи моральное право судить?
— Кодекс судебной этики… это не пустой набор слов?
— Не пустой. На последней квалификационной коллегии всем претендентам на пост судьи в Ишиме — а кандидатов претендовало четверо — было отказано. Хотя вроде бы нормальные люди, некоторые работали в органах внутренних дел, в прокуратуре, кто-то помощником судей. И тем не менее. Вроде бы и причины в ряде случаев не столь серьезные — ну, женился несколько раз. Сугубо личное дело… И в то же время судейская этика говорит о
безупречности судьи во всех отношениях.
— Помнится, был в Тюмени такой правозащитник, он все сражался за соблюдение закона «О статусе судей». Чтобы, так сказать, символика российская в зале присутствовала, чтобы судья не в сарафане в цветочек сидела, а в мантии…
— Это были те времена, когда и на мантию-то денег не хватало. Судебные процессы проводились в тесных крохотных кабинетах, и что было делать? Столько в кабинетик набивалось, что люди друг друга локтями касались. Это все было. Сейчас все иначе. И герб, и вся атрибутика — обязательны. Это все важно, это создает атмо-сферу.
— На одной из последних ваших пресс-конференции, около года назад, вы говорили, что в России до сих пор нет четкого определения такого глобального явления, как коррупция…
— А оно совсем недавно и появилось, четкое определение, — в декабре прошлого года. Появился соответствующий закон — теперь понятно, что относится к коррупционным преступлениям. По крайней мере, на заседаниях
совета по противодействию коррупции мы теперь, обсуждая это явление, можем оперировать законодательными категориями.
— Полпред президента в УрФО Николай Винниченко, будучи только представленным публике, заявил: в России с коррупцией борются «по мелочам». Ловят гаишников, преподавателей, взявших 3 тысячи рублей за «хорошо»…
— И медиков, и чиновников самых мелких… Это правда: до последнего времени в России борьба с коррупцией шла в этом направлении. Много говорили о других сферах — это разрешительные системы, лицензирование, недропользование, земельные отношения. Теперь начинают появляться и такие дела.
— Как по-вашему: недавнее предложение губернатора Тюменской области создать электронное правительство, исключив чиновника как посредника из сферы отношений государства и граждан, — это реально?
— И реально, и возможно. Если у гражданина появится возможность получить государственную услугу через Интернет — это освободит его от многих и многих препон. Человек может вытащить из этой программы и заявление, и нужный документ. Быстро и без контакта с чиновником. Конечно, эта система тоже нуждается в регулировании, в проверке. Но это, повторю, все реально. Если мы используем Интернет, когда заказываем номер в гостинице, то почему мы не можем использовать его и в этом плане?
И еще. Когда наш человек соприкасается с чиновником, необходимо, чтобы для последнего существовали четкие полномочия и служебные границы. И никаких «собственных усмотрений». Казалось бы, просто. Но именно эти меры помогут искоренить коррупцию в России.
— В нынешних судах берут взятки?
— За последние 7-8 лет у нас в области привлекались к уголовной ответственности трое судей. И лишь один обвиняется в получении взятки. При этом я всегда говорю, что 99 процентов работников судов к этому не склонны. Я в этом более чем уверен. Но и российский менталитет вычеркивать в данной ситуации не стоит. Чуть что случится, пытаются выйти на судью, на знакомого, на прокурора, на всех, кто каким-то образом «может повлиять». Это российская проблема. И размах у нее чисто российский. Отсюда и различные нездоровые слухи.

О собственной безопасности

— Это действительно менталитет, тут ничего не скажешь.
— Просто и та, и другая сторона привыкли считать, что их в суде не защитят. Вот они и пытаются найти выход. Хотя статистика свидетельствует, что до 70 процентов граждан отстаивает свои интересы в споре с государственными и местными органами власти и должностными лицами.
Иногда обращение срабатывает в обратную сторону. Испытав давление, боясь нагромождения слухов, судья перестраховывается и принимает более жесткое, чем могло бы быть, решение. Он боится за свою репутацию, свой авторитет. Вообще судейское сообщество знает своих людей. Случись такая ситуация — человек начинает жить не по средствам. Это было бы видно. И мы бы нашли способ избавиться от недобросовестного работника.
— А кто-то внутри вашей службы проверяет это?
— Вы знаете, у нас такой службы нет, хотя мы планировали ее создание — службы собственной безопасности. На сегодня одна из наиболее действенных мер контроля — это квалификационная коллегия и совет судей. Если судью «разбирают» на коллегии, то для него это серьезное предупреждение, после которого он может лишиться должности.
— А кто самого судью защитит?
— Должен защитить закон. Сейчас в рамках МВД создан специальный орган по защите должностных лиц, в том числе по реализации закона «О защите судей». И мы иногда пользуемся этим. В практике судьи бывает всякое — в том числе угрозы со стороны участников процесса.
— Наиболее серьезным делом последних лет считается дело Ямбыха…
— Сейчас приговор вступил в законную силу. Но там была сложная ситуация. Пытались повлиять на присяжных, и поэтому перед вынесением вердикта они ночевали здесь, в здании областного суда…
— В связи с этим — вопрос телефонного права. Оно живо?
— Что касается сегодняшней ситуации — ни один руководитель, даже самого высокого ранга, не может позвонить судье и сказать, чтобы тот принял угодное ему решение. И не только потому, что это уголовное преступление, а потому, что при всех сложностях и недостатках судебная власть стала самостоятельной ветвью государственной власти.

Конверт в дефиците

— Анатолий Михайлович, время, когда суды испытывали дефицит конвертов, скрепок,  слава Богу, прошло?..
— Думаю, что да. Хотя кризис и в этом направлении «поработал». Растут тарифы, и не только почтовые. Кое-где мы вынуждены ограничивать телефонную связь. Бывает ограничение почтовой связи. Хотя думаю, и даже уверен, что та дикая ситуация, когда суды были попросту брошены, прошла. Зачуханные коридоры, истцы, вынужденные бежать за своей бумагой и ксероксом. Судьи без мантии, без формы, без залов… Сейчас, с созданием системы судебного департамента, дело, думаю, до такого уже не дойдет.
Сегодня мы обеспечены всем необходимым для работы. Нас материально подкрепили. Усилилась, что крайне важно, законодательная база.
— Чего не хватает для полного счастья?
— У нас в Тюмени очень тяжелое положение с размещением судов.
По нормам мы обеспечены едва наполовину. Не хватает залов судебных заседаний. Если с судами в районах дело обстоит неплохо, то Ленинский, Центральный, Калининский суды нуждаются в улучшении условий. В Ишиме проблемы… Многое предстоит сделать. Но если учесть, что с кризисом наступили довольно сложные времена, понятно, что финансирование не может осуществляться в полной мере. Так что от обстановки в стране будет зависеть наше дальнейшее развитие.
— Понятно, что у судейского сообщества сегодня свои проблемы и свои цели. Но все же, думаю, рядовых граждан в первую очередь волнуют не новые здания для судов, а выполнение судебных решений… Ведь по большому счету от того, насколько оперативно и качественно они выполняются, зависит отношение людей к системе. Доверие к ней или недоверие. И вообще — вера в справедливость.
— Это действительно общероссийская проблема. Очень многие граждане вынуждены обращаться в Европейский суд по правам человека в связи с неисполнением судебных решений. Причин здесь много. Иногда это недостаточно активная работы службы судебных приставов, отсутствие у них надлежащих полномочий, материального и законодательного обеспечения их деятельности. С другой стороны, те, на кого судом возложена обязанность возместить ущерб или восстановить права гражданина, всякими путями пытаются уклониться от этого.
А порой у ответчиков просто нет средств. Над регулированием этих вопросов сейчас много работает и правительство, и Государственная Дума, и Верховный суд РФ.
— Анатолий Михайлович, насколько, по-вашему, важна в вашем деле такая вещь, как связь поколений? Насколько ценен и как учитывается опыт ветеранов, отдавших судебной системе десятки лет жизни?
— Сейчас мы работаем над созданием музея. И это будет не просто собранная коллекция раритетных документов, какой-то старой оргтехники… Это будет собранная воедино память о лучших людях нашей системы.
Судейское сообщество области ставили на ноги поистине легендарные личности, среди которых — председатели областного суда А.М.Шастин, А.С.Подкользин, Г.П.Бондаренко, А.Ф.Серов, В.П.Безроднов, В.Н.Беляев. Это заместители председателя и судьи: Я.И.Пестов, А.В.Дегтярников, И.А.Куровский, М.И.Гришин, В.С.Черемных, Н.Н.Кокорин, Р.Г.Киреева и многие, многие другие.
Пользуясь случаем, хочу всем сказать огромное спасибо за благородное служение правосудию. Опыт этих людей — и профессиональный, и нравственный — забывать и терять нельзя.
Связь поколений — не пустой звук. Это наши корни. И одновременно — мост в будущее.

Сушинских Анатолий Михайлович.
Родился в 1953 году в райцентре Пышма Свердловской области. В детстве отдавал предпочтения детективам. Первая попытка поступить в Свердловский юридический институт провалилась. В армии служил в 303-м отдельном батальоне правительственной спецсвязи при Комитете госбезопасности СССР, дислоцированном в туркменском городе Мары. После армии поступил в Свердловский юридический. Службу начал в должности следователя прокуратуры Казанского района Тюменской области. Был приглашен на работу в следственное управление прокуратуры Тюменской области.
В 1982 году — судья Тюменского областного суда.
В 1995 году — заместитель председателя областного суда.
В 2006-2007 годах возглавлял суд Ханты-Мансийского автономного округа.