Мы с железным конём все поля обойдём...

Волею судьбы оказался Иосиф в слободе Тавдинской. «Пригрел» его зажиточный крестьянин. А за добросовестную работу и честность «отметил» коровой, купил избушку в деревне Паченке. Поцеловал Иосиф ту землю и пустил на ней семейные корни. Отец Анны, Алексей Иосифович, с женой родили Аксинью, Филиппа, Зою и ее — Аннушку. Все они уже покоятся в паченской земле, отдав малой родине трудолюбие и преданность земельному делу. До сих пор радуется жизни только Анна.

Была война... Забрали из Паченки парней, мужиков. То ли на смерть, то ли на проверку прочности. В 14 лет, со школьной скамьи, определили девочку Аню на трактор ЧТЗ. Старшее поколение знает, что это была за машина: агрегат, приводившийся в движение при помощи сгорания березовых чурок. Здоровые мужики усилия прилагали, а здесь подросток-девочка взялась за махину. Без кабины — в летнюю жару, с прицепом в два пятикорпусных плуга... А на каждом плуге — по прицепщику. Вот такого железного коня водила по полям...

На освоение сей техники на все про все новоявленным трактористкам дано было 20 дней. Это теоретически. А практически: прежний тракторист Кирилл Петрушин, уходя на войну, обучил Аню заводить трактор и показал борозду. Все! Дальше до всех тонкостей доходила сама. Со слезами бессилия старалась постичь все премудрости тракторно-полевой работы.

Освоила их, конечно. А куда денешься? Война — она не только этому научила. В 1943-м Анну и других девчат отправили на кратковременные курсы в Тюмень. Закончили учебу. Шли домой в черках (это такие глубокие калоши из самодельной кожи на веревочках) по сплошной грязевой хляби. Ломти от буханки хлеба, выделенной на двое суток, запивали водичкой, «встреченной» по дороге. Такая была жизнь, и на ее тяготы никто не жаловался. Потому что понимали: всем худо!

На своем ЧТЗ во время каждой уборки она буксировала комбайны Клавы Флягиной, Федоры Шаламовой. Комбайнам не хватало горючего, а ее железного коня выручала чурочка, которую пилили, не разгибая спины, женщины. В посевную ее конь таскал сеялки. Но еще нередко наши женщины сеяли вручную: надев решета на шею, бросали зерно во вспаханную землю.

— Смотрю: чё-то мои бабоньки приотстали, — вспоминает Анна Алексеевна. — Остановлю трактор, подойду к ним. Батюшки! Они, бедные, босые! Какая обувка была на ногах — истрепалась на пашне, измочалилась. Плакать бы надо, а они учудят: решета на землю поставят, отдохнут маленько и давай выплясывать. А из пяток-то расколотых кровь идет! Вот так свою страшную усталость и печаль заглушали... За сеяльщиками боронили два брата: немцы Сайферты — Андрей и Роберт. Уж до чего они были удалы да смелы в деле! По-честному относились к работе. А нам, бабам, радость была, коли мужчины рядом.

Вот так и пропахала она земельку паченскую шесть лет. От начала до самого конца войны.

— Чем кормили, спрашиваешь, на полевом стане? Повариха на коромысле в ведрах доставляла в поле горошницу. А еще — по кусочку хлеба. Чаем из травок эту еду запьем — и вперед, за работу! Домой нас не отпускали: военный режим был. Вагончик стоял в Липнягах — там и спали вповалку, не раздеваясь, лишь бы скорее сомкнуть глаза на короткий отдых. Клава Флягина у нас бригадиром была, товарки мои по работе — Маша и Федора Шаламовы, Аксинья Алекшина... Иных уже в живых нет, но как тогда вижу их сейчас — дорогих моих подружек по труду. Молодость свое брала: молодежь в клубе собиралась или на мосту. Веселились под гармонию. А нам, полевикам, было нельзя с работы уйти. Ой как строго было военное время! Пахали-сеяли ночами. Потом фронтовики стали с войны возвращаться. Раненые да контуженые. За одного из них, белоруса Ивана Наумовича Андрейчика, я и вышла замуж. Детки пошли: Коля и Вера. Но недолгий срок жизни был отведен Ивану. Всего восемь лет мы с ним прожили. Умер он. Второе мое замужество в 28 лет случилось. Ко мне Николай Семенович Мовшенко, тоже белорус, посватался. На посевной мы с ним познакомились. Родился у нас сынок Семен. Детей от первого брака Николай Семенович принял как своих родных. Воспитывал в труде да словом добрым.

Второй муж Анны поехал в Тюмень — там в больнице умер тракторист. Видно, сильно поволновался Николай у гроба того тракториста — сам умер: сердце не выдержало. Хоронили Н.Мовшенко всем районом. Сильно уважали Николая за его хорошую работу в колхозе.

— А потом-то я, — продолжает свой рассказ Анна Алексеевна Мовшенко, — работала на разных работах: на свиноферме, в родильном отделении коровника, поварихой летом была. 43 года стажа вписано в трудовую книжку.

Еще 17 лет не учтены. В собесе сказали, что и этого стажа для пенсии хватает. С детками управляться мне маменька с тятенькой помогали, оттого и работалось полегче.

Я смотрю на эту 85-летнюю женщину... Именно женщину, а не старушку. Ведь до сих пор чувствуется ее стать, замешанная на польско-русской крови. Любуюсь! И восхищаюсь. За долгий, добросовестный труд награждена эта великая (не побоюсь этого слова!) труженица многими наградами. Про то, что они кровью и потом заработаны, знают люди ее поколения. Впрочем, моего тоже...

Прощаюсь с приветливой и такой простой, похожей на наших мамок, женщиной. Она приглашает заглядывать к ней в гости... Обязательно загляну: тепло рядом с ней! А по дороге думаю: а я вот так смогла бы? Вынести непосильные испытания войны, жизни, судьбы (недавно Анна Алексеевна похоронила одного из своих сыновей)? Не знаю... А эта женщина в свои 85 понимает и принимает жизнь такой, какая она есть. И улучшать ее пытается: женский ансамбль из деревни Паченки, в котором она участвовала, многократно видели на сцене районного Дома культуры. В репертуаре этого коллектива — старинные сибирские проголосные песни. Это за ними сейчас так «охотятся» фольклористы. Записи таких песен хранятся в районном краеведческом музее. Увы, из сельских певческих мадонн в живых лишь пятеро осталось. Весь коллектив сохранился лишь на фото. На нем Анна Алексеевна Мовшенко — третья справа.