Ответственная за погоду в зале

Театр начинается с вешалки, а Тюменская филармония — с приятного, знакомого голоса Надежды Коваленко — ведущей концертов. Большинство тюменцев даже не догадываются, какая интересная у нее работа.

№157 (5134)
10.09.2010
Елена Шименева

— Надежда Дмитриевна, расскажите о том, как вы пришли в музыку…
— Я жила в городке Алапаевске (ныне Свердловкая область). Когда-то это был центр металлургии,
и еще в демидовские времена управляющим одного из заводов служил горный инженер Илья Чайковский — отец Петра Чайковского!
В Алапаевске его семья жила в просторном каменном доме, в котором потом в советское время расположилась детская музыкальная школа. Я училась в ней, наш класс по фортепиано находился в комнате матери Петра Ильича. Моя учительница, беззаветно любившая музыку, организовала школьный музей П.Чайковского. Сначала это была всего лишь одна комнатка, а потом весь дом превратили в музей. Заметив, какой я любопытный ребенок, учительница Вера Городилина предложила мне вести экскурсии в этом музее. После музыкальной школы, в 1975 году, я окончила музучилище и сразу поступила в Уральскую консерваторию на музыковедческое отделение. А в 2005 году я стала кандидатом искусствоведения.
— По какой теме защитили диссертацию?
— Она называлась «Духовная тема в творчестве С.Танеева и ее воплощение в кантате «По прочтении псалма». В дневнике композитор однажды записал: «Я атеист». В отечественном музыкознании была распространена точка зрения, согласно которой он не имел никакого отношения к религии. На основании изучения его дневников и новых документов, которые были раскрыты в 2000-х годах, я пришла к противоположному выводу. Танеев был тесно связан с русской духовной культурой. Он несколько лет подряд встречал новый год в Троице-Сергиевой лавре, общался со священниками, изучал духовную литературу. Композитор много сделал для профессионального становления хора Синодального училища, и его религиозно-философские взгляды получили отражение в своеобразном творческом завещании — кантате «По прочтении псалма». От работы над диссертацией я получила огромное удовольствие, а мою работу высоко оценили в профессиональном сообществе музыковедов.
— Существует мнение о том, что музыка обладает терапевтическим эффектом. Как вы считаете: это дейтсивтельно так?
— Трудно сказать, но я должна заметить, что у меня интерес к жизни сохраняется во многом благодаря живой музыке и общению с артистами. В моей работе постоянно присутствует неподдельный интерес: как тот или иной музыкант интерпретирует какое-либо сочинение. Произведение рождается не на глазах, а, образно говоря, «на ушах». Когда совпадают духовные амплитуды исполнителя и аудитории, возникает удивительное чувство душевного подъема. В такие моменты у слушателей лучатся глаза, а я начинаю осознавать, насколько благодарна за все это судьбе, обстоятельствам, людям, ведь моя профессиональная жизнь сложилось так удачно! Студенты часто говорят: вам повезло, у вас такая интересная работа, вы общаетесь с выдающимися людьми. И я с ними соглашаюсь…
— С какого года вы работаете в Тюменской филармонии?
— В октябре 2009 года исполнилось 30 лет с того дня, как я пришла сюда на работу. В 1980-м я окончила консерваторию, но еще раньше, в 1979-м, была приглашена в Тюменскую филармонию на место музыковеда. Моим руководителем оказался земляк — Авенир Проскуряков, он тоже из Алапаевска.
— Насколько знаю, вы преподавали?
— Да, я состояла в штате филармонии до 1990 года. После ушла в Тюменский колледж искусств, где проработала 17 лет. Но филармонию никогда не оставляла: трудилась там по совместительству. Вся моя жизнь связана с этим учреждением. В 2007-м Михаил Бирман пригласил меня в штат на должность художественного руководителя творческих проектов. Сейчас я совмещаю работу в филармонии с преподавательской деятельностью в институте психологии, педагогики и социального управления (ТГУ) на кафедре музыкального образования. Уже доцент.
— Музыковед — востребованная профессия?
— Сейчас в области музыковедения наступает теоретический кризис. Немногие могут посвятить свою жизнь научной работе — это титанический труд. Музыковедом-профессионалом становятся постепенно: надо много времени проводить в библиотеках. Когда я училась, нас было 16 человек на курсе. Конкурс — больше шести человек на место! Тогда это была престижная профессия. Сегодня людей, выбирающих ее, на порядок меньше. Считаю, что классическое образование уходит. Жалко!..
— Какую книгу, на Ваш взгляд, должен прочитать каждый любитель музыки?
— Не буду советовать читать специальную литературу, поскольку неспециалисту ее понять трудно, но есть художественные произведения, написанные на основе документальных свидетельств и где относительно мало вымысла. Из самых удачных я бы назвала «Осуждение Паганини» А.Виноградова, которая читается на одном дыхании. Дэвид Вейс написал книгу о детских годах Моцарта — «Возвышенное и земное». «Записки» М.Глинки и «Летопись моей музыкальной жизни» Н.Римского-Корсакова — интересные книги, но их трудно понять неспециалистам.
В целом люди сегодня меньше читают. Даже студенты полагаются на Интернет, хотя в области музыковедения это малокомпетентный источник. Я однажды, чтобы не ставить двойки, дала студентам задание найти фактологические ошибки в материале, взятом из Интернета, после чтения учебника. Таким образом они сами нашли истину.
— В чем сложность работы на сцене?
— Мне пришлось учиться всему: ходить, стоять, даже жестикулировать. Осваивала азы сценического поведения, работала над речью. На сцене нельзя говорить быстро — «трындеть как пономарь» — или чересчур медленно, а то скажут «завела шарманку». Большое значение имеет интонационное богатство речи, ее яркость, образность. Не менее важно и сценическое обаяние. Но оно либо есть, либо нет. Бывает так: выходит внешне приятный человек, но слушать его не хочется. Или выйдет нефактурный, но его слушают открыв рты. В целом ведущий часто делает «погоду» всего концерта. Он подготавливает аудиторию, от него зависит, какой будет атмосфера в зале.
— Как изменился тюменский зритель за последние годы?
— Я дифференцирую зрителя на две категории. Первая — это те, кто сам пришел к нам, и вторая — это те, к кому мы пришли. Чаще всего мы приходим в школы. Сегодня там трудно с эстетическим воспитанием. Дети увлечены совершенно другими вещами. Тем не менее после концерта они кричат: «Браво!» — или, уходя, восхищенно говорят: «Какой концерт!» Ребята знакомятся с классикой, они слышат ее вживую впервые. Их надо завоевывать, а это связано с большой эмоциональной нагрузкой.
— Что скажете о тех, кто сам спешит в концертные залы филармонии?
— Зрители в зале — всегда отрадное явление. Все больше людей приходит на концерты классической музыки. Наша филармония активно работает, и результаты ее высоки. Это признают не только в столице, но даже за границей. Как-то Бирман упрекнул меня, что я объявила Алана Воше как кларнетиста, а не как выдающегося кларнетиста. А я-то уже привыкла, что на нашей сцене выступают музыканты с мировыми именами. Десять лет назад я и представить не могла, что буду объявлять Хосе Каррераса или Монсеррат Кабалье!
К нам неоднократно приезжали такие выдающиеся музыканты, как Юрий Башмет, Владимир Спиваков…
В этом заслуга Михаила Бирмана — он гениальный менеджер! Работать
в Тюмени чрезвычайно интересно!
— Вы видели многих знаменитых музыкантов «за кулисами». Что больше всего удивило в их поведении?
— По-настоящему большие музыканты всегда очень интеллигентны. Они доброжелательны, легко идут на контакт. С теми, с кем я работаю не в первый раз, общение почти дружеское.
— Расскажите смешной случай, произошедший с вами на сцене…
— На сцене я не падала (тьфу-тьфу-тьфу!), каблуки у меня не застревали, но один забавный момент помню. Приезжали к нам певцы, любившие во время концерта обсуждать спортивные новости. В программе они должны были дуэтом исполнить одно из двух произведений. Я объявила сочинение, а они не расслышали какое. Вышли на сцену —
и запели разные произведения, каждый свою партию. Потом пришлось, сквозь смех, приносить слушателям извинения и начинать заново.