При социализме романтики было больше. А порядка — меньше

О Владимире Богданове, генеральном директоре “Сургутнефтегаза”, ходят легенды. Ближайшие соратники, проработавшие рядом с ним многие годы, отмечают его дар предвидения, умение вычленить из множества фактов главный, мгновенно просчитать десятки вариантов и предложить совершенно неожиданный, неординарный, но, как показывает практика, единственно верный ход. Это он отстоял право регистрации компании на территории округа, не поддался соблазну перенести офис в столицу. Это во многом благодаря Владимиру Богданову Сургут пережил лихие 1990-е без перестрелок и забастовок. Это благодаря ему и его команде “Сургутнефтегаз” обеспечивает львиную долю прироста запасов и добычи нефти в стране. При этом Владимир Богданов не любит светиться в лучах юпитеров. Он редко встречается с журналистами, избегает всякого рода политических шоу. Немудрено, что пресс-конференция нефтяного генерала накануне очередного юбилея “Сургутнефтегаза” собрала рекордное число акул пера.
— Владимир Леонидович, с высоты прожитых лет можете оценить, что было и что стало с “Сургутнефтегазом”...
— За эти 30 лет на наших глазах — многие из сидящих здесь журналистов хорошо помнят, что здесь было раньше, — произошли разительные перемены. Какие раньше были дороги, промыслы, поселки! Конечно, за всеми переменами стоит труд людей, которые прожили здесь эти 30 лет, чьи дети влились в наш 105-тысячный коллектив, а внуки учатся на нефтяников. Все это говорит о том, что 30 лет прожиты не зря, создан мощный, слаженный коллектив, которому по плечу любые задачи.
За 30 лет мы добыли полтора миллиарда тонн нефти, а если быть точным — миллиард 507 миллионов. Цифра впечатляет! За каждой добытой тонной — нелегкий, упорный труд буровиков, геологов, нефтяников, строителей. В каждой тонне частичка труда и каждого жителя нашего региона. Вдумайтесь в такую цифру: за эти годы мы ввели в действие 22800 скважин! И каждый год, как на конвейере, сдаем по тысяче скважин. Для сравнения: на балансе “Газпрома” всего три тысячи скважин. У нас в разработке полсотни месторождений, и каждый год вводим по три-четыре новых с довольно приличными запасами. Они находятся в регионе с развитой инфраструктурой, что позволяет эффективно их разрабатывать, наращивая добычу. Без созданной основы, без тех же буровиков мы просто не могли бы этого делать.
— Надолго ли хватит этой нефти? Говорят, лет через двадцать нефть в Западной Сибири закончится.
— В Западной Сибири нам придется работать еще как минимум сотню лет. У нас только в юрских отложениях запасов более 3 миллиардов тонн. Если считать нефтеотдачу на уровне 30 процентов, и то это миллиард тонн добычи. Конечно, это не те фонтаны, что раньше, но это вполне рентабельная добыча даже при сегодняшней системе налогообложения. Кроме того, у нас в баженовских отложениях три миллиарда тонн геологических запасов, при нефтеотдаче в 10 процентов это еще 300 миллионов тонн добычи. Я уж не говорю о тех месторождениях, которые открыты, и о том, как можно развивать добычу за счет новой техники и технологий на действующих месторождениях.
У нас большие задачи в Восточной Сибири, потенциал там значительный. В Якутии, Иркутской области, Красноярском крае, где мы имеем лицензии, должны выйти на 800 миллионов, а может, и на миллиард тонн извлекаемых запасов. В 2010-2011 годах нам придется создавать НГДУ в Ненецком округе, где открыли три месторождения и нынче получили еще одну лицензию. Ну, и здесь, в Западной Сибири, предстоит большая работа — в Ямало-Ненецком и Ханты-Мансийском округах, на тюменском юге, в Омской, Томской, Новосибирской областях, где мы приобрели лицензионные участки. Работы непочатый край. Можно ставить задачу по добыче ста миллионов тонн в год. Нужно только считать, насколько это экономически эффективно. Это самый главный критерий, которым мы руководствовались и руководствуемся. Думаю, наши смежники должны быть спокойны. Работы всем хватит: строителям, врачам, учителям...
— Один слух, что нефть скоро кончится, вы развеяли. Но есть и другие слухи... Логика нынешней государственной политики указывает на то, что государство старается взять под свой контроль все компании, связанные с природными ресурсами. Как вы оцениваете перспективу и в будущем остаться частной компанией?
— Любые слухи — это спекуляция. Мы знаем, кто занимается их тиражированием и для чего. Сценарий прост: аналитики дают рекомендации продавать акции, и кто-то скупает пакет. Потом играют на повышение и продают. Закона об инсайде в стране нет, через суд никого не накажешь. Они этим и пользуются. Раньше зарабатывали на серых схемах с “Газпромом”, сейчас наше имя в игре используют. Спекуляция, говорят, тоже правильный бизнес. Но я так не считаю. Нужно осторожно относиться к подобным слухам. Тот, кто планирует объединение или слияние, делает это тихо. Без шума, без пыли.
— Целесообразно ли тогда укрупнение государственного нефтяного сектора?
— Нет. Отсутствие конкурентной среды ни к чему хорошему не приведет. Все это мы уже проходили: во времена Советского Союза был Главтюменнефтегаз, который ведал всем. Мы хорошо помним провалы по добыче в 1980-х и 1990-х. С газовой отраслью проще, был бы рынок сбыта. С нефтью же каждый день работать надо, причем в разных условиях, на разных месторождениях. Если не будет конкуренции, произойдет падение добычи, поднимутся цены на нефтепродукты.
В истории есть подобные примеры. Американский “Standard Oil”, пользуясь монопольным правом, так взвинтил цены, что федеральное правительство США разделило холдинг Рокфеллера на 38 независимых компаний. В результате появились “Exxon”, “Chevron”, “Texaco”, “Mobil”... Главное ведь не в том, кого с кем объединить, главное — эффективность, которая в конечном итоге и отражается на ценах. Общество потребителей должно стоять за то, чтобы ни в коем случае не допускать монополизма. А у нас монополизм сегодня во всем, он просто душит экономику. Граждане на своем кармане это чувствуют. Официальная инфляция — 8 процентов, а на промышленную продукцию цены растут на 25-30 процентов в год. С монополизмом надо бороться.
— Два вопроса о монополии. В стране происходит монополизация по партийному признаку. Довлеет ли над вами эта ситуация? И сами вы за какой парламент — двухпартийный, многопартийный? Второй вопрос житейский. По дороге на Федоровку стоит шлагбаум, в грибные места не попасть. Озера и реки “Сургутнефтегазу” не принадлежат, и леса с грибами не принадлежат, это часть образа жизни сургутян. Вы монополизируете право не только на то, что находится в недрах, но и на то, что на земле.
— Начну со второго вопроса. В лицензии записано, что мы отвечаем за все на отведенных землях. Если кто-то поджег, стащил, взорвал, мы должны отвечать. Идет воровство, разбойные нападения. Если бы не было постов, еще больше воровали бы. По проезду, может, методика у нас не отработана. Но вообще-то все ездят. Надо механизм какой-то придумать, надо смотреть. И мы от постов не можем отказаться, и вы правы. А в парламент, если он выборный, должно быть из чего выбирать, должно быть несколько партий. Что сейчас и делается. Мне больше мешают те, кто законы принимает не думая. И те, кто их подписывает.
— Был ли принят закон, который вас порадовал?
— Такого закона я не помню. Когда не принимают ничего, уже радостно.
— За 23 года работы генеральным директором вы девять лет руководили государственным предприятием в плановой системе экономики, вот уже четырнадцать лет руководите частным предприятием. Готовы назвать принципиальные отличия вашей работы, ваших взглядов на развитие предприятия при социализме и капитализме?
— При социализме романтики было больше. А с точки зрения хозяйствования, конечно, совершенно разные позиции — тогда и сейчас. Раньше приходилось хватать все, что только по фондам давали, надо — не надо, брали и про запас держали. На экономику это влияло отрицательно. Я уж не говорю, что за оборудование нам покупали. Советский Союз остался должен всем: болгарам, венграм, румынам. Никто ничего не считал. Финские домики закупали через разные внешнеэкономические объединения. Им давали план потратить деньги — они ехали в конце года за рубеж заключать договоры: фуршеты, банкеты, подписывали все. Эти комплексы потом мы сами стали покупать — и лучшего качества, и в четыре раза дешевле! Насколько все это неэффективно для государства было.
Мы реализуем масштабную программу импортозамещения. На нас работают более двух тысяч поставщиков по всей стране. Объемы закупок российского оборудования для нефтедобычи составляют 85 процентов. Мы постоянно работаем с нашими поставщиками, их специалистами, конструкторами, чтобы снизить зависимость от зарубежных производителей, особенно по высокотехнологичному оборудованию. В нефтепереработке ситуация гораздо хуже: 85 процентов закупаем за рубежом. Для нефтепереработки необходимо оборудование, работающее при сверхвысоких температурах и давлениях, а оно, к сожалению, в России не выпускается, а если и выпускается, то в недостаточном количестве. Заметьте, мы никогда не имели бы тех технологий, той техники, которая у нас есть сейчас, если бы все оставалось по-старому. Западно-Сургутское, Быстринское, Савуйское месторождения давно бы уже стояли.
— Последние годы повсеместно наблюдается снижение темпов добычи. Какие планы перед собой ставят сургутские нефтяники?
— Исходя из запасов, мы можем добывать и 70, и 80 миллионов тонн. Но есть целый ряд объективных и субъективных причин, по которым этого не делаем. К объективным следует отнести горно-геологические условия: месторождения вырабатываются, идет обводнение продукции. Надо возмещать запасы, наращивать бурение. И тут начинается самое интересное. Чтобы отсыпать куст, пробурить скважину, построить линию электропередачи, нужно у чиновников собрать массу бумаг. Чиновники плодятся; чтобы с ними работать, мы в ответ увеличиваем свой штат. Совсем недавно в нашем земельном отделе было семь человек, и они справлялись. Сегодня создали целое управление из 80 человек и не справляемся, не успеваем собирать подписи. Отправишь бумажку “без ног”, ей вообще хода не дадут. А если не будет подписи, придет прокурор. Людьми рисковать я не хочу, и цап-царап, без документов мы делать ничего не будем. Нужно государству, чтобы добыча падала, пусть она падает.
За прошлый год мы собрали более 35 тысяч (!) подписей, чтобы построить объект и зарегистрировать его. Я неоднократно говорил об этом, в том числе и бывшему премьеру Фрадкову. Работать просто невозможно. По лесам первой категории было пять экологических экспертиз на федеральном уровне. Сделали вроде бы одно окно. Ростехнадзор, Росприроднадзор экологическую экспертизу не делают, а в Росстрое нет специалистов, они в этом деле ничего не понимают, спрашивают, что такое ДНС, КНС. Возим документы в Москву, Омск, Екатеринбург. Пытались пробить, чтобы в Ханты-Мансийске оформлять документы. Есть соответствующая протокольная запись, Фрадков давал поручение Яковлеву быстрее решить вопрос. Но ровным счетом ничего не делается. Новых документов нет ни у одной компании. Значит, завтра станут буровики, послезавтра это скажется на нефтедобыче. В России чиновников нынче в 2 с лишним раза больше, чем было в Советском Союзе, и чиновники эти хорошие деньги получают. Сапог не хватает подписи собирать. Так ведь и на бытовом уровне все ровно так же. Какая-нибудь бабушка, чтобы чего-нибудь от государства добиться, может и с жизнью расстаться. Только когда государство почувствует, что налогооблагаемая база начала валиться, вот тогда начнут что-то делать. Пока гром не грянет...
— С точки зрения экономических перспектив, как бы вы прокомментировали последние перестановки в российском правительстве?
— Меня это абсолютно не волнует.
— Те, с кем вы постоянно имеете дело, сохранили свои посты?
— Я со всеми имел дело, даже с Зурабовым после наших митингов. Кстати, обещанное межотраслевое соглашение так и не вышло... Со всеми приходится работать, многоплановая у нас компания. И с Минфином, и с МЭРТ, и с Минпромэнерго, и с МПР, и с Левитиным приходится постоянно... скандалить.
— Недавно “КоммерсантЪ” писал о перспективности нефтегазодобычи на океаническом шельфе. В числе компаний, которые могут осуществить проект, называют “Газпром”, “Роснефть”, “Сургутнефтегаз”. Интересно ли вашей компании участие в этом проекте?
— Интересных проектов очень много. С одной стороны, государство правильно делает, забирая участки, на которых не ведутся работы. Некоторые компании захватывают участки и ничего там не делают. Одни для капитализации, другие для перепродажи. Мы всегда изучаем активы, прежде чем принять участие в конкурсе. Во-первых, с точки зрения перспективности. Во-вторых, сможем ли потянуть их, обеспечив буровыми работами, сейсмикой. В прошлом году выиграли одиннадцать участков, в этом — четыре. По шельфу никто ничего пока не выставлял. Если выставят на конкурс и нас это заинтересует, будем участвовать.
— На предыдущих пресс-конференциях вы не отрицали, что у “Сургутнефтегаза” есть интерес к сургутским ГРЭС. Многих экспертов удивило, что среди претендентов на ОГК-4 не оказалось “Сургутнефтегаза”.
— Перед покупкой нужно сделать оценку. Какой будет окупаемость? После аукциона ОГК-5 стало ясно-понятно, сколько стоит мегаватт генерирующих мощностей. Если мы строим новую станцию, у нас 450 долларов за киловатт получается. Зачем же я должен покупать этот киловатт на аукционе за 700 долларов? Мне легче с нуля свою станцию построить. Дешевле будет.
— “Сургутнефтегаз” перерабатывает лишь треть добываемой нефти — около 20 миллионов тонн. Планируете ли вы строительство новых и модернизацию старых заводов?
— В Киришах мы вышли на 22 миллиона тонн. Если поставить дополнительное оборудование, мощность можно довести до 24 миллионов. Главная задача сейчас — окончание строительства гидрокрекинга, это пять миллионов тонн переработки мазута. Затем приступим к каталитическому крекингу, это еще 5 миллионов тонн глубокой переработки. В 2011-м закончим весь цикл. На гидрокрекинге получим керосин и дизтопливо, на каталитическом крекинге — бензин. В сумме это увеличение на 10 млн. тонн. Глубина переработки достигнет 95 процентов. Через два года наш “Киришинефтеоргсинтез” будет самым крупным и современным заводом Европы.
Рассматривали варианты покупки еще одного завода, а также строительства в Приморске, на конце Балтийской трубопроводной системы. Но там проблема с электроэнергией. ТЭЦ поставить нельзя, нет газа. Проблема с пресной водой. Нужно либо ставить опреснители в Финском заливе, а для этого опять-таки нужна энергия, либо с Ладоги тянуть водоводы, что проблематично с точки зрения экологии. Решили строить второй завод в Киришах, заканчиваем проработку ТЭО на 12 миллионов тонн в год. Здесь вся инфраструктура, полноводная река Волхов. Рядом ГРЭС-19, может, на один блок придется ее расширить. В итоге выйдем на 36 миллионов тонн глубокой переработки. С учетом перспективной добычи в 72-75 миллионов тонн 50 процентов переработки вполне достаточно.
— В продолжение темы. Вы заявляли о намерении построить нефтехимический комплекс в Сургуте. На каком этапе находится этот проект?
— На этапе ТЭО. Могу откровенно сказать: у нас не хватает специалистов в области нефтехимии, а речь идет о создании именно такого производства. Трудно считается и экономика с точки зрения возможности продажи продукции на рынке. Сначала хотели выпускать полиэтилен низкого и высокого давления, сделали ТЭО, я в прошлом году специально завод “Mitsubishi” смотрел. Но заводов такого направления у нас много строится на Нижней Каме, в Буденновске. Поэтому рассматриваем и другой вариант — производство минеральных удобрений.
— Как компания относится к введению налога на сжигание попутного нефтяного газа?
— Государство чаще выбирает репрессивные методы. А надо бы на стимулы акцент делать. Если компаниям будет выгодно, они быстрее паровоза побегут и все сделают, с руками оторвут. А если невыгодно, на грани рентабельности, то некоторые просто бросят ряд месторождений. Нужны стимулы. С этого года ввели, например, поправку по дифференциации НДПИ. На Талаканском месторождении мы этой льготой пока пользуемся, там проще. А на старых месторождениях, выработанных более чем на 80 процентов, пользуемся льготой только на Солкинском и Савуйском. Чтобы воспользоваться льготой на Западно-Сургутском месторождении, надо либо Сайгатинское месторождение остановить, либо строить отдельные установки подготовки нефти, мини-товарный парк. Затраты на строительство этого парка никакими льготами не окупятся. Но останавливать месторождение неправильно, нефть можно вообще потерять. Такая же картина по Западно-Солкинскому месторождению, по Быстринскому возникают вопросы. Поэтому и не пользуемся льготами.
Законы почему у нас не работают? Они должны быть публичными, должны предварительно обсуждаться. Благодаря тому, что Господь Бог дал нам природные богатства, что у нас терпеливые, очень образованные люди, которые любят свое дело, все безобразия в стране нивелируются. А что касается попутного нефтяного газа, то мы — единственные в стране — утилизируем его 95 процентов. Планируем к 2008 году практически на всех месторождениях, в том числе мелких, полностью его утилизировать. На новых месторождениях, Лабатьюгане, Ватлоре, где и нефть добывать еще не начали, уже построили или строим электростанции.
— Каков предполагаемый экономический эффект вашей экологической программы?
— Экономический эффект в том, что штрафов нет и чиновники подписывают бумаги. Без этой программы мы бы уже не работали. Можно долго рассказывать об экологической политике компании. Если бы мне 10-15 лет назад сказали, что у нас будут такие промыслы и все будет настолько ухожено, я бы и сам не поверил. Совершенно другая техника, другие технологии, другая степень ответственности. 32 миллиарда рублей направляем на финансирование наших экологических программ в 2007-2009 годах. Здесь и замена трубопроводов, антикоррозийная защита, ввод установок предварительного сброса воды...
— 30 лет — пора задуматься об истории. Вы поддерживаете ветеранов, вложили немалые средства в сооружение мемориального комплекса Фармана Салманова. Нет ли у вас желания создать в Сургуте современный музейный комплекс, где бы подрастающее поколение могло узнать о промышленном освоении таежного края.
— Мы проектируем новый Дворец искусств. Наверное, там стоит предусмотреть и музей. Хотя музей “Сургутнефтегаза” у нас и в здании бизнес-центра предусмотрен, введем его в следующем году. Дворец искусств будет представлять собой огромный комплекс, он будет построен на современном уровне, как говорится, для души, для народа.
Пользуясь случаем, хотел бы высказать слова благодарности тем, кто пришел на эту землю 40-30 лет назад, кто и сегодня еще работает или находится на заслуженном отдыхе, а также отдать дань памяти тем, кого, к сожалению, уже нет с нами. Можно назвать сотни замечательных людей “Сургутнефтегаза”, но хотел бы сегодня вспомнить тех, чьи имена навечно вписаны в историю нашей компании и с которыми мне приходилось близко работать. Виктор Дешура, Григорий Кукуевицкий, Геннадий Голубев, Мухтар Назаргалеев, Зинур Хусаинов, Александр Усольцев... Их именами названы улицы, школы, месторождения, кому-то поставлены памятники. Имена этих людей мы будем помнить всегда. От всего коллектива низкий поклон всем, счастья, здоровья на долгие годы. Та основа, которую вы заложили, — это огромный экономический потенциал для будущих поколений, который даст возможность развиваться “Сургутнефтегазу”, Сургуту, Сургутскому району, всему Ханты-Мансийскому автономному округу, да и России в целом.