Невыдуманные истории зырянской деревни

Под защитой Господа Бога

На сегодняшний день наряженных в национальные зырянские костюмы кукол более двухсот. Встретить их можно в музеях и частных коллекциях — даже за границей, в Германии. Кукол увозят из Саранпауля как главный сувенир, но свою самую первую куклу Агафья Ивановна хранит дома вот уже семь лет и продавать никому ни за какие деньги не собирается.

— Даже число помню — 6 октября, — рассказывает Агафья Ивановна о дне, с которого и началось ее новое увлечение. — Пошла я к соседке, вижу: кукла красивая. Даже в руки ее не брала, просто посмотрела, а пришла домой и говорю: «Мама, я хочу куклу зырянскую сделать». Сначала распускала старинные наряды, хранившиеся в сундуках (тем тканям больше сотни лет), потом по родне стала одежду собирать да кроить, сейчас парчу специально покупаю, а мама помогает цвета правильно подбирать. У нас в семье все шили: мама, бабушка… Я, когда вышла на пенсию, в совхозе надомницей подрабатывала, бурки и тапочки меховые ладила. А сейчас вот только на кукол шью.

Главный консультант Хозяиновой — старенькая мама Павла Алексеевна Вокуева — сидела с нами за одним столом, слушала разговор, беспрестанно теребя в руках носовой платок.

— Волнуется, — негромко подметила Агафья Ивановна. — Как узнала, что гости придут, нарядный сарафан надела, а потом спохватилась: что люди подумают? Мол, среди бела дня — и без дела… А как же без дела, если она на днях четыре мешка кедровой шишки исшелушила?

Павла Алексеевна — сама знаменитость и очень уважаемый в районе человек. Несмотря на возраст, она хранит в памяти много важных событий и имен, и все, кто хотел бы разузнать о своих родственниках, первым делом поговорить идут к ней. Надежды чаще всего оправдываются, хотя Павла Алексеевна с порога всех предупреждает: «Что знаю — скажу, что не помню — не скажу».

Нынче в честь Дня Победы ей подарили книгу «Фронтовая летопись 1941-1945 гг. Березовский район». Павла Алексеевна самостоятельно прочитала ее от корки до корки, хотя в свое время только 4 класса школы закончила, и, что самое главное, узнала по фотографиям всех своих ровесников. На 20-й странице она нашла портрет и письма мужа — Ивана Трофимовича Вокуева.

Павла Алексеевна ждала его с войны всю свою долгую жизнь, надеясь: вдруг живой? Ведь похоронки не было, только известие о том, что рядовой Вокуев пропал без вести в мае 1942 года. После войны к ней не раз сватались, но всем «женихам» она отвечала одинаково: «Что, как я выйду замуж, а дочери отца не найду?» Сейчас сердце успокоилось бы, если б знать, где могилка родного человека. Но никто это место указать не может…

В 1939-м Иван Трофимович работал проводником в геологической экспедиции, она — почтальоном. Погулять молодым было некогда, и потому насчет свадьбы сговорились быстро, просто выбрали день — 3 февраля. Вьюжило тогда — не дай Бог, но первый день в доме невесты отгуляли хорошо. А на другой случилась беда: от сердечного приступа умер ее дедушка. И свадьбу остановили…

— Мы вместе мало жили. Всего лишь 2 года 8 месяцев 21 день, — наконец-то осмелилась подключиться к разговору Павла Алексеевна. — Война началась: 27 сентября за робятами из военкомата приехали, 6 октября мы их проводили до катера, и уплыли они сначала в Березово, дальше в Омск. Письма с дороги писали…

А мы за мужиков остались, всю трудную работу делали: рыбачили, дрова рубили, сено косили, пахали, лес раскорчевывали. Меня бригадиром на дальних участках назначили и отправили рыбачить. Лодками до места 12 дней плыли, все голодом, только воду пили… Весной уехали — осенью вернулись. Я дочку увидела и говорю: «Ты че-то нисколько не подросла?» А она отвечает: «Как я подрасту, если меня бабушка только репой кормила».

Бабушка Федосья Ивановна, проводив сына на войну, осталась доживать свой век со снохой, хотя кроме Ивана были у нее и другие дети. Умерла в 92 года. Сейчас такой же возраст у Павлы Алексеевны. И так уж получилось, что только нынче она наконец-то обрела дом, в котором стала полноправной хозяйкой. Точнее, это не дом, а большая квартира со всеми удобствами, которую Вокуевой выделили как вдове погибшего.

— Старые люди к новому жилью плохо привыкают, но мама у нас — как из другого теста. Ей здесь сразу понравилось, — уточняет Агафья Ивановна. — Она хоть и жалуется иногда, что устала в этой жизни, но все равно говорит, что два года потерпеть надо, правнучке после окончания института помочь на ноги встать… А четыре года назад маму парализовало. Знаете, как она себя борола? Силком заставляла себя вставать, любыми путями. Вот и врачи удивлялись: надо же, молодые так не делают! Может, икона маме все еще помогает?

И Хозяинова рассказала мне совершенно удивительную историю. В детстве Павла была резвой девчонкой, бегала — только пятки горели. И вдруг обезножела, даже по дому не могла ходить. Однажды маленькой Павле приснилась красивая икона, которая будто бы ей сказала: «Я приеду издалека…» Девочка рассказала свой сон маме и бабушке — женщины в ответ только плечами пожали. Вскоре в Саранпауль привезли переселенцев, бросили на берег с пожитками. Люди разбрелись по деревне в поисках крова, к ним в дом на постой тоже попросились. Семью приютили только на лето, пока мужчины каслали оленей. А потом всем стало понятно: этих переселенцев сам Бог послал. Приезжая женщина, увидев больную Павлу, сразу сказала, что это сглаз, взялась лечить, и когда дела пошли на поправку, подарила ей икону Казанской Божией Матери. Девочка лик узнала — это была в точности та икона, которую она видела во сне.

С тех пор Павла Алексеевна верит в Бога. С любимой иконой никогда не расстается, с молитвой ложится и с молитвой встает, отмечает все православные праздники, строго соблюдает посты. Вот и нынче постилась 40 дней.

Семья переселенцев потом переехала в Березово. Вскоре всех мужчин взяли на фронт, несмотря на «политическую» статью. Кто сейчас жив из той семьи, Павла Алексеевна, конечно, не знает, но помнит имя женщины, подарившей ей икону, — Евдокия Ванягина.

А еще была давнишняя история, времен Гражданской войны, когда в Саранпауле власть переходила из рук в руки чуть ли не каждый день. Вспоминая те события, очевидцы всегда сильно путались, за кем какие «подвиги» числились, — за белыми, колчаковцами или большевиками. Но в фактах расхождения не было. Однажды всей деревне велели собраться в большом доме. Мама Павлы Алексеевны, будучи беременной ею на последнем месяце, взяла за руку трехлетнего сына и пошла на сход. Народа набилось — не протолкнуться, но на улицу никто выйти не смог: избу закрыли и хотели подпалить. Людей спасли чудом: в деревню ворвался вооруженный отряд…

А в Щекурье в том же году неизвестно кто разграбил церковь. Часть икон люди спасли от огня и спрятали в укромных местах, даже большие «доски» умудрялись пилить на части, а вот колокол… Сутки стоял катер у берега, не мог отчалить из-за тяжелого груза с Богоявленской церкви, а когда все-таки отплыли, все равно до места колокол не довезли, утопили нечаянно за деревней Ломбовож.

***

Принято считать, что активное переселение коми-зырян через Уральские горы на север Западной Сибири началось с XVII века, но по последним археологическим материалам переселения предков современных коми-зырян можно датировать началом II тыс. н. э.

Название Саранпауль раньше звучало как «Саран-Паул» (в переводе с мансийского буквально «зырянский поселок»). К началу XX века в Березовском уезде было уже три деревни, заселенных коми-зырянами: Саранпауль, Сибирская пристань и Щекурья. В них насчитывалось 582 человека. По сведениям, которые приводит А.А.Дунин-Горкавич в 1904 году, заселение этих пунктов проходило с согласия местных жителей, причем «за дозволение поселиться уплачено инородцам по 25 рублей с каждого домохозяина и платится ежегодный оброк за право жительства, независимо от платежей за пользование лугами, паст-бищами и рыболовными местами». В отличие от инородцев и русского населения, коми-зыряне не были «приписаны» к местам фактического проживания и не «водворены», то есть не наделены угодьями. Но это не мешало им развивать хозяйство, вести активную торговлю и укреплять позиции своей диаспоры.

Особо охраняемые тайны

В перепись 1926 года в Саранпауле было записано 127 хозяйств, в которых проживало 640 человек, 303 мужского и 337 женского пола. 549 жителей назвали себя зырянами, остальные — самоедами. Практически все домишки саранпаульцев теснились вдоль реки Ляпин. А поскольку береговую линию режут два оврага, село условно делилось на деревни — первую, вторую и третью.

Старое «административное» деление осталось лишь в памяти старожилов. Современное село — это вполне приличные улицы. Многие из них носят имена земляков: Героя Советского Союза снайпера Гавриила Собянина; санитарки Елены Артеевой, которая, спасая раненых, со связкой гранат бросилась под танк; кавалера ордена Красного Знамени, трех орденов Красной Звезды и трех медалей «За отвагу», бывшего директора совхоза «Саранпаульский» Семена Семяшкина…

По этой улице ходит на работу в лесничество Роман Семяшкин — внучатый племянник Семена Васильевича. Лесником был и его отец, Роман Гермогенович. Семяшкин-старший со спокойной душой передал свой Ятринский участок сыну через 33 года работы.

Роман Романович принял эстафетную палочку 7 августа 1983 года. Сейчас он мастер леса Саранпаульского участкового лесничества — огромного хозяйства площадью в 2 миллиона 720 тысяч с копейками гектаров. Средней полосе России такие территории под лесничества и не снились.

— На эту территорию нас здесь всего трое вместе с водителем, — вздыхает Семяшкин, закуривает и на секунду задумывается, словно решая, что лучше приезжему журналисту рассказывать, о проблемах или трудовых буднях. — Раньше было 7 лесников, потом начались непонятные сокращения, и убрали сразу 5 лесников. Сейчас мы при всем желании таким составом на все четыре стороны не разорвемся.

Чем занимаемся? Посевами, тушением лесных пожаров… Нынче, правда, я на пожары не летал, занимался организацией и отправкой людей, а вот летом 1989-го лично 60 суток отбарабанил. 10 суток в лесу огонь заливаешь, потом домой на вечер в баню отпускают, а утром новую группу забираешь — и опять в пекло.

Что касается посевов… Раньше мы по 100 гектаров сосны на горельниках садили семенами, ребятишек активно к этому процессу привлекали. Они и шишку нам помогали собирать. Доведут, значит, сверху план получить 5 килограммов семян — все понятно: для начала нужно собрать полтонны сосновой шишки. Тут без помощи школьников как обойдешься?

Кедр мы почему-то никогда не садили, но орех заготавливали, тонны по три в урожайный год. Вот нынешний год — урожайный. Такой повторится только лет через пять-семь, а собирать-то кедровую шишку некому. А тогда мы с мужиками соберемся — и в лес. План выполнять. Лет двадцать назад однажды было дело — вертолетом Сосьвинской экспедиции нас в лес забрасывали. Пилот над лесом ну очень низко прошел, и вся шишка с деревьев отвалилась. Без колотушек обошлись, нам оставалось ее только с земли поднять. Но чаще так: орех собирали, мешками на лодках в Саранпауль везли, через самодельный прибор пропускали, пылесосом продували, чтоб пустой орех вылетел, и — пожалуйста! —чистейший готовый продукт. Оставалось в сушилке довести его до кондиции и отправить по адресу. Нынче мы от этого дела в стороне, и барабан наш где-то по поселку из дома в дом передают…

Кедрач здесь повсюду, местному населению далеко ходить не надо. Возле Саранпауля большой кедрач, за рекой кедр, за Маньей даже есть кедровые боры — чудное место. Но люди орех только для себя берут, сбывать его у нас некому. Может, зимой кто-нибудь на машине приедет. При коммунистах мы сдавали кедровый орех по 2 рубля за килограмм. Это я точно помню. По тем временам это были хорошие деньги, главное — стабильные. С мешка шишек выходило ведро ореха, а набрать мешок нетрудно. Только не ленись кланяться!..

…Прежние времена Семяшкин вспоминает с ностальгией — это сразу понятно. И, возможно, именно по этой причине он все свои отпуска проводит… в лесу. Уходит на лыжах по первому снегу в глухомань, в напарники берет только лайку по кличке Турват — верного и умного пса.

— В лесу хорошо! — подтверждает Роман Романович. — У меня там избушка слажена. Дней на десять беру минимум пищи: три булки хлеба, сахар, чай. Мясо, понятное дело, добываю сам. Раньше за день километров тридцать проходил. Сейчас, конечно, поменьше, но все равно постоянно нахожусь в подтянутом бодром состоянии.

60 лет трудового стажа наберется у Семяшкиных на двоих, и эти годы они посвятили охране леса. Рассказов о встречах с медведями и лосями, росомахами да соболями у них на добрую книгу хватило бы, но Роман Романович только отмахивается: мол, писать таланту нет, а просто так толковать — мало кто удивится. Ведь в Саранпауле у каждого мужика касаемо леса есть свои секреты, особо охраняемые тайны…

***

Порядок ведения Красной книги Ханты-Мансийского автономного округа — Югры был утвержден постановлением правительства ХМАО — Югры 17 декабря 2009 года. Из млекопитающих в Красную книгу занесен западносибирский речной бобр, из рептилий — прыткая ящерица, из рыб — сибирский осетр и таймень, а также 31 вид насекомых, 33 вида птиц, более 170 растений, включая лишайники и мохообразные (по-простому — ягель).

Продолжение следует.

Начало в №192, 196.

В перепись 1926 года в Саранпауле было записано 127 хозяйств, в которых проживало 640 человек, 303 мужского и 337 женского пола. 549 жителей назвали себя зырянами, остальные — самоедами.