Еремей Айпин: «Либо доживём до лучших времён, либо исчезнем»

Именно столько времени существует в Югорской Думе Ассамблея коренных малочисленных народов Севера.

О ее ближайших законотворческих планах рассказал председатель Ассамблеи Еремей Айпин.

— Еремей Данилович, Ассамблея коренных малочисленных народов Севера при Думе Югры сегодня является уникальной парламентской структурой. Насколько сегодня оправдано ее существование и какие задачи она решает?

— Основная функция Ассамблеи — законотворческая: расширение и углубление правового пространства коренных народов, развитие культуры, искусства и традиционного образа жизни.

В 2011 году мы отметили 15-летие Ассамблеи, по этому случаю провели международную конференцию. Да, мы, пожалуй, единственный регион в России, который имеет такую структуру в Думе субъекта РФ. И о том, оправдано ли ее существование, нужно судить по результатам. Сегодня мы имеем 12 действующих законов, которые касаются коренных народов Севера. Прежде всего они регулируют социально-культурный блок и традиционную экономику. Отдельные нормы, статьи, разделы по вопросам коренных народов имеются в 39 законах автономного округа.

Законотворческая деятельность — это одно из направлений нашей деятельности. Второе направление — работа с обращениями наших избирателей. В год Ассамблея получает более 600 обращений граждан. Основные проблемы, по которым обращаются, — это защита среды обитания, охрана территории проживания и родовых угодий. Еще один злободневный вопрос — обеспечение жильем представителей коренных народов. Не менее острыми остаются проблемы обеспечения рабочими местами, особенно в сельских районах. В то же время не теряют актуальность вопросы, связанные с нарушением прав коренных народов, их отношениями с правоохранительными органами, а также с компаниями-недропользователями.

Вопросов много, и, я думаю, у нас, депутатов, представляющих Ассамблею, нагрузка больше всех в Думе Югры, потому что мы избираемся всем населением автономного округа. Это более миллиона избирателей!

Коренной уполномоченный

— В плане законопроектных работ Ассамблеи на текущий год есть вопрос об уполномоченном по правам коренных малочисленных народов Севера. Почему возникла такая необходимость?

— Есть указ Президента России, рекомендующий субъектам РФ, наряду с уполномоченными по правам человека и по правам ребенка, учредить уполномоченных по правам коренных народов, если таковые проживают в регионе.

Есть также большой блок вопросов, который необходимо решать через уполномоченного по правам коренных народов. Один из примеров — отношения с правоохранительными органами. Аборигенов нередко привлекают к ответственности за нарушения правил пользования автотранспортом — моторными лодками и снегоходами, на вождение которых сегодня тоже нужно иметь права. Зачастую в суд приходит человек, малообразованный не только в правовом отношении, но и в целом — плохо говорит по-русски. Ему как минимум нужен переводчик! Для защиты своих прав он должен нанять адвоката, а денег на это нет — основная масса людей, ведущих традиционный образ жизни, не имеет дохода. Бесплатный же адвокат не слишком заинтересован в своей работе и советует обратившемуся: напиши признательные показания, и если будешь сотрудничать со следствием, тебе дадут меньший срок или условный. Чтобы добиться проведения независимой экспертизы, подать кассационную жалобу, надо опять же иметь хорошего адвоката. Образуется замкнутый круг.

— Какими еще вопросами, по-вашему, надо бы заниматься уполномоченному?

— Образование. В средних учебных заведениях имеются бюджетные и коммерческие места, но по Конституции каждому гражданину гарантировано право на бесплатное среднее образование, если он такового не имеет. К нам обратился молодой человек, который уже прошел все инстанции, но ему везде ответили, что он должен платить за учебу в среднем учебном заведении. Мы привлекли уполномоченного по правам человека и сумели доказать его правоту.

Где взять статистику?

Еще одна причина, по которой необходим уполномоченный, — отсутствие какой-либо статистики по соблюдению прав коренных малочисленных народов Севера. Допустим, уполномоченный при Президенте РФ по правам человека делает ежегодный доклад, в котором указывает, какие права человека были нарушены, сколько было обращений, скольким удалось помочь и так далее. У нас такой статистики нет.

Проект окружного закона об уполномоченном мы уже разработали, но юридическое управление правительства автономного округа дало на него отрицательное заключение. Нам ответили: в округе уже имеется множество законов, регулирующих права коренных народов, и закон об уполномоченном по правам КМНС нам не нужен. Мы считаем такой ответ неаргументированным, поэтому направили на рассмотрение губернатору второй вариант законопроекта. Ответа пока не получили.

Но будем ждать. Мы убеждены: принятие закона об уполномоченном по правам коренных народов демонстрирует уровень культурного и правового развития государства и субъекта РФ.

— Как вы думаете, стоит ли на уровне Российской Федерации принять подобный закон?

— В идеале, конечно же, принять надо. Но сегодня очень сложно лоббировать законы на уровне Федерального Собрания. Раньше это было возможным потому, что там были заинтересованные люди. Например, в последнем созыве Верховного Совета СССР нас было около десяти человек — представителей коренных народов Севера и Дальнего Востока из автономных округов, и мы занимались разработкой этих законов. В первом составе Госдумы РФ нас было уже человек пять. А сейчас там некому этим заниматься.

— Вы упомянули статистику. Ассамблея подготовила проект закона о совершенствовании статистических наблюдений качества жизни коренных народов Севера…

— Сегодня, повторю, у нас нет специальной строки по учету национальности коренных жителей. Мы не знаем, сколько ханты и манси занято в промышленности, сельском хозяйстве, сколько безработных, сколько здоровых и больных, какими болезнями болеют, в том числе социальными. Чтобы оказывать какую-то адресную помощь населению и планировать финансирование окружных программ, надо знать его социальный портрет. В некоторых муниципальных образованиях, например в Советском и Кондинском районах, у нас ведется такая статистика. А в целом по округу нет учета.
 
Но этот законопроект тоже «труднопроходимый». Надо вносить изменения в федеральное законодательство, чтобы федеральный законодатель предписал субъектам РФ, где проживают коренные народы, принимать законы, по которым все департаменты — сельского хозяйства, культуры, образования и другие — вели такую статистику.

— В плане законопроектных работ Ассамблеи также значится вопрос о регулировании отношений в области государственной поддержки коренных малочисленных народов Севера. В чем его суть?

— Этот закон мы пытаемся принять уже на протяжении второго созыва Думы Югры. Мы предложили документ рамочного характера, в котором прописаны все основные направления законотворческой деятельности в округе, касающейся коренных народов: образования, культуры, традиционной экономики. Пока у нас немного сторонников принятия этого закона. Ответ примерно такой же: в округе действует достаточное количество законов, зачем вам еще один, который отдельно регулировал бы отношения в области господдержки.

— Вы хотите прописать уже существующие меры господдержки?

— И новые тоже. Например, в сфере образования. В школах Югры родные языки изучаются только факультативно, на них выделяется лишь пара часов в неделю. А вот, например, в США, в индейских резервациях, количество часов преподавания английского и родного языков делится в пропорции 50 на 50.

В Канаду — за опытом!

Существует много нюансов в сфере регулирования вопросов коренных народов. Федеральным законом большая их часть передана субъектам РФ, которые имеют право делегировать их муниципальным образованиям. У нас до сих пор непонятно, на что имеют право муниципалитеты! По любому вопросу коренные жители должны обращаться в окружное правительство, находить деньги на дорогу в Ханты-Мансийск, на проживание. Раньше в администрациях городов и районов существовали отделы по делам КМНС (так называемые «отделы Севера»), сегодня они упразднены.

— К вопросу о преподавании родного языка. Как вы считаете, по какому пути должны развиваться коренные народы: по пути сохранения традиционной культуры? Либо должны приспосабливаться к культуре общероссийской? Или есть какой-то срединный путь, который сочетает в себе и то, и другое?

— Есть два пути: либо мы доживем до лучших времен, либо ассимилируемся и исчезнем. Лучшие времена наступят тогда, когда будут решены три правовых вопроса. Во-первых, особый статус коренных малочисленных народов Севера. В этническом, социальном, образовательном плане они находятся в неравных условиях с представителями других народов, так сказать, имеют разные стартовые возможности. Этот вопрос, к счастью, решен — особый статус признан 69 и 72 статьями Конституции РФ. Но еще два не менее важных вопроса не решены. Среди них — вопрос обеспечения пользованием землей и природными ресурсами.

Земля и природные ресурсы частично должны быть отданы в общинную собственность народа, как это делается, например, в Канаде. Там отдельные земельные участки находятся в собственности индейских резерваций. Пока мы не решим этот вопрос, мы не получим финансовых рычагов для решения своих проблем. Канадские и американские индейцы финансируют свои школы, больницы из собственных средств. Я думаю, рано или поздно этот вопрос решится и у нас.

Еще один нерешенный вопрос — об этническом самоуправлении в местах компактного проживания коренных народов. К примеру, в американских резервациях эту функцию выполняют советы. В совет одного крупного центра в Канаде, в провинции Квебек, входят по одному представителю от восьми эскимосских поселений и двух индейских. Как представительный орган они определяют всю политику развития резервации. А исполнительный орган власти формируется уже по профессиональному принципу, независимо от национальности.

У нас такого, к сожалению, нет. Даже в моем родном поселке Варьеган, в котором проживает более 600 жителей — большинство из них ханты и ненцы, — в местном совете нет ни одного из них. В одном из самых больших национальных районов, в Березовском районе, в Думе из 17 человек лишь двое — представители коренных народов.

Надо сказать, что по сравнению с другими субъектами федерации Югра имеет прогресс: у нас все-таки есть Ассамблея коренных малочисленных народов Севера в Думе автономного округа, с одобрения которой решаются многие вопросы. В целом для сохранения этнической самобытности малочисленных народов мировая цивилизация ничего лучше резерваций не придумала. Наверное, мы тоже должны прийти к этому. Иначе мы окончательно ассимилируемся лет через сто.

Об этнотуризме

— Ассамблея намерена предложить окружной закон об этнографическом туризме. Расскажите о нем.

— Этот закон должен способствовать развитию туризма в автономном округе. С одной стороны, туризм развивать надо, с другой — это дополнительная нагрузка на природу и традиционное хозяйство. Мы хотели бы прописать некоторые правила поведения в традиционной среде обитания коренных народов для туристов. Например, в Америке, в резервациях, есть места, куда не пускают туристов, — это территории проведения религиозных обрядов и ритуалов, кладбища. В музеях что-то позволяют фотографировать и снимать на камеру, что-то нет. У нас эти вопросы не отрегулированы. В советские времена у нас был полный запрет на все религиозные обряды и церемонии. Сегодня, наоборот, открыли доступ ко всему: фотографируют, снимают документальные фильмы, иной раз искажая толкование некоторых вещей.

У нас уже принят очень хороший закон о святилищах коренных малочисленных народов Севера. Это уникальный документ, аналогов которому нет ни в России, ни в мире. У американских индейцев есть лишь отдельные нормы об охране и защите святилищ. В соответствии с этим законом создан закрытый реестр таких мест.

— Как вы считаете, этнотуризм в Ханты-Мансийском автономном округе имеет перспективы?

— Естественно! Я сравниваю наш путь развития с народами Скандинавии: в Норвегии, Швеции, Финляндии туризм поставлен на поистине производственную основу. В небольших поселениях на севере Финляндии построены туристические комплексы, где можно покататься на лыжах и оленьих упряжках, сходить на охоту и рыбалку. Затем вернуться в комфортабельный отель, погреться в сауне или поплавать в бассейне, принять различные оздоровительные процедуры. У них рассчитано, сколько туристов может быть в сезон, сколько составит прибыль. Весь бюджет поселения составляют доходы от туризма.

У нас этого пока нет. Есть небольшая компания в Сургуте, которая возит туристов на рыбалку. Есть семья в Нижневартовском районе, которая специально отстроила стойбище, где можно поохотиться, сходить на рыбалку и покататься на оленях. А широкого, масштабного туризма в Югре, я думаю, не будет, во всяком случае, ближайшие десятилетия.

— Почему?

— Ну… сколько дней вы можете пожить на стойбище?

— Недолго.

— Об этом и речь. Любителей экстремального этнографического туризма немного. Бизнес на этом не сделаешь. А для того, чтобы развивать этнотуризм для широкого потребителя, нужно строить комплексы, хотя бы кемпинги. Инфраструктура должна быть на хорошем европейском уровне.

— В плане законопроектных работ Ассамблеи есть еще один закон, имеющий отношение к туриндустрии — «О защите материальных, духовных и художественных ценностей от коммерческой эксплуатации»…

— Инициатором выступил Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок. Вопрос поднимают прежде всего ученые, исследующие традиционные виды материальной культуры ханты и манси. Традиционные орнаменты, символика, имеющая сакральное значение, в последнее время нередко используется в рекламных и коммерческих целях. Специалисты возмущаются тем, что их применяют неправильно или не по назначению, искажая материальную часть культуры. Сувенирные производства, как правило, открываются людьми, которые не знают ни историю, ни культуру народов, но умеют считать деньги. Мы хотим прописать в законе так называемые авторские права народов на свою культуру.