Последняя тайна Александра Меншикова

Пропавшая могила

Так в 1825 году в Березове Тобольской губернии было обнаружено и открыто захоронение одного из ярких государственных деятелей в истории России — светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова, друга и соратника Петра Первого.

Сразу оговоримся: сегодня нет единой точки зрения по поводу места погребения Меншикова, существует несколько разных версий. Но в тот момент, когда происходили события, о которых пойдет речь, их современники считали, что это действительно «та самая могила» и «тот самый князь».

С момента его смерти в 1729 году следы захоронения затерялись. Новый гражданский губернатор Тобольска Дмитрий Бантыш-Каменский, назначенный на эту должность весной 1825 года, распорядился отыскать гроб знаменитого узника.

В своих записях глава губернии величал Меншикова «одним из ревностнейших слуг Петра Великого, любимцем фортуны, который имел счастье для славы России спасти жизнь монарха, строил с ним корабли, обучал войско, побеждал врагов».

Но, как писал Бантыш-Каменский, «князь был низвергнут в ничтожество, лишился всех надежд, несколько миллионов рублей, более ста тысяч душ, княжеского достоинства, чинов, знаков отличия»… И оказался в ссылке в далекой и холодной Сибири, где принял свою смерть.

После вступления в должность новый губернатор дал устное поручение березовскому городничему господину Андрееву «открыть место погребения Меншикова».

После этого началось самое интересное. Бантыш-Каменский предполагал всего лишь установить, где покоится князь. А местный чиновник воспринял указание буквально. И начал копать. Надо отдать ему должное — откопал.

Кстати, найти могилу, над которой не имелось даже насыпи, помогли показания старожилов. Один из них — 57-летний казак Иван Шахов — вспомнил, что еще в конце прошлого века о месте погребения ему рассказывал мещанин Матвей Баженов. Он был в числе тех, кто хоронил Меншикова, а сам умер на 107-м году жизни.

Сто лет во льду

Гробница обнаружилась на косогоре в десяти саженях от берега реки Сосьвы. Могила располагалась рядом с фундаментом сгоревшей в 1806 году церкви. А церковь эту, надо заметить, собственными руками возвел светлейший князь.

Длина гробницы составляла одну сажень (это чуть больше 2 метров). Когда крышку гроба открыли, стало понятно, что тело, покоившееся в вечной мерзлоте и покрытое льдом толщиной в 4-5 сантиметров, за сто лет не тронули ни тлен, ни разложение.

По приказу городничего землекопы водрузили крышку на место, а могилу забросали той же землей. И только спустя некоторое время — а именно 6 января 1827 года — на косогоре снова появились люди с лопатами.

Сам губернатор Дмитрий Николаевич прибыл в Березов, чтобы удостовериться в том, что похороненный здесь человек — это действительно Александр Меншиков. «При первом взгляде, — пишет Бантыш-Каменский, — я узнал его по фамильному портрету, бывшему у меня».

Ледяной корки, сохранявшей тело, на покойном уже не было. Городничий, присутствовавший при повторном вскрытии захоронения, сообщил, что кожа «чрезвычайно почернела». Видимо, под воздействием воздуха.

Подверглись тлену сукно, покрывавшее гроб, позумент, шелковое покрывало, стеганая шапочка на голове, венчик, башмаки с острыми носками и высокими каблуками. Часть одежды рассыпалась под руками, другая часть просто изменила цвет.

Губернатор послал за протоиереем, который тут же отслужил панихиду по Меншикову. Бантыш-Каменский с сожалением заметил, что никакого интереса со стороны жителей Березова к этому событию не наблюдалось.

Гроб снова засыпали (в тот же день!), над могилой сделали возвышение в полтора аршина (1 аршин — около 72 сантиметров), место погребения окружили выкрашенной деревянной решеткой. Спи спокойно, князь…

Без вины виноватый

Кто тогда мог знать, что вскрытие могилы Меншикова станет причиной крупных неприятностей. Точнее, тем недостающим звеном, которое позволило недоброжелателям Бантыш-Каменского напустить на главу Тобольской губернии безжалостных ревизоров, а после и вовсе сместить со своего поста.

Но обо всем по порядку. Для начала нужно представить самого губернатора. Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский был человеком разносторонним. К моменту «тобольской эпопеи» он уже получил некоторую известность в качестве историка и литератора, а также успел поработать на дипломатической стезе и пять лет занимал пост военного губернатора Малороссии.

По приезде в Тобольск назначенец развил бурную и полезную для города и губернии деятельность. Он привел в порядок губернскую столицу — приказал снести ветхие дома, отремонтировать мостовые. Бантыш-Каменский устроил уличное освещение, перенес бойню к реке, увеличил в два раза (!) доходы казны, реформировал полицию и пожарную команду, принял меры по борьбе с «лютой» эпидемией сифилиса.

Особо стоит отметить заслугу градоначальника по банной линии. По его распоряжению в городской бане были назначены раздельные дни для мужчин и для женщин. Ранее мужики и бабы мылись вместе.

Наконец, не обошел вниманием губернатор и местную каторжную тюрьму. Он позаботился об улучшении санитарных условий, наладил вентиляцию, отделил подсудимых от приговоренных и каторжников, а в тюремной больнице приказал устроить палаты по «разрядам болезней».

Как вспоминал Бантыш-Каменский в своих записках («Шемякинский суд в XIX веке», журнал «Русская старина», 1873 г.), прогрессивные распоряжения навлекли ненависть со стороны приверженцев старых порядков. Последней каплей стали попытки нового губернатора «приступить к искоренению злоупотреблений в низших административных учреждениях», чиновники которых буквально грабили крестьян, «выдумывая небывалые подати и налоги».

Во все стороны из Тобольска потекли доносы…

К нам едут ревизоры

Донесения недоброжелателей сделали свое дело. В марте 1827 года Дмитрий Николаевич получил официальное уведомление о том, что в Западную Сибирь назначены два сенатора-ревизора: В.Безродный и князь Б.Куракин.

«Князя Куракина я знал давно по высочайшему двору, — пишет Бантыш-Каменский, — о Безродном не имел никакого понятия. Он, как слышно, был низкого происхождения и низких свойств: чины, ленты не могут вложить в душу человека, рожденного в грязи, благородных правил».

Кто ищет, тот найдет. Ревизоры, перевернув горы грязного белья, «накопали компромат». Не в том объеме, в котором хотели бы, но достаточно для того, чтобы пошатнуть позиции губернатора.

И история с гробом Меншикова сыграла им на руку. Информация об этом случае в нужном контексте попала к государю. Тот разгневался: «По чьему указу и по какому поводу было сие сделано?!» Оказалось, что император Николай I был уверен, что тело покойного светлейшего князя после вскрытия могилы выставили на обозрение, а не закопали обратно.

В столицу полетел ответ: тело не вынимали, засыпали прежней землей, а единственным поводом для раскопок стало желание «найти место, где покоился прах знаменитого изгнанника».

Однако переписка на том не закончилась. «Добрые люди» шепнули самодержцу о том, что тобольский губернатор при вскрытии могилы забрал нательный крест, отрезал бровь и даже вырезал глаз Меншикову! История про крест оказалась правдой. Вот только к этому моменту реликвия давно уже была отправлена в Санкт-Петербург и передана потомкам соратника Петра I.

Подробный рапорт и объяснения наконец успокоили императора. Он лишь обратил внимание Бантыш-Каменского на то, что любопытство губернатора к могиле Меншикова «было, по крайней мере, неуместно».

Что касается других грехов, приписываемых градоначальнику, то следствие по ним велось в Санкт-Петербурге почти пять лет — с 1828 по 1833 годы. Свой пост Дмитрий Николаевич оставил по указу государя еще 30 июля 1828 года.

В марте 1833 года окончательную точку в деле поставил император Николай Павлович: «Бантыш-Каменского избавить от всякого наказания, обратить на службу. Господам же ревизорам поставить на вид неосновательность их донесения».

После этого отставной тобольский губернатор прожил еще 17 счастливых лет. Он занимал государственные должности, был награжден, а последнее десятилетие посвятил своему любимому делу — историко-литературному труду.

Длина гробницы составляла одну сажень (это чуть больше 2 метров). Когда крышку гроба открыли, стало понятно, что тело, покоившееся в вечной мерзлоте и покрытое льдом толщиной в 4-5 сантиметров, за сто лет не тронули ни тлен, ни разложение.