ОДНА РАДОСТЬ — ВНУКИ

Бывает же такое: незнакомый человек вдруг вклинится в твою жизнь со своим разговором, и вся душа перевернется. И никуда уже не можешь деться от чужой судьбы, от щемящего чувства жалости и собственного бессилия помочь.
Так случилось со мной в первый же рабочий день после январских выходных. Ехала себе спокойно на работу — и вдруг...
Севшая рядом со мной на автобусное сиденье пожилая женщина показала кондуктору проездной билет.
— Он же у вас прошлогодний, — сказала та.
— Ой, я забыла новый положить в удостоверение.
— Уж сколько дней прошло, а вы все еще забыли, — вяло ответила кондуктор и отошла.
Видимо, не желая показаться вруньей, женщина повернулась ко мне.
— У меня такое давление высокое, двести пятьдесят на сто десять, так я и не помню ничего порой, — сообщила она.
— Зачем же вы с таким давлением по городу ездите? — не выдержала я.
— А я и не ездила еще нынче, а сейчас мне надо, милая, по неотложному делу, — начала она монолог. За десять минут пути я узнала всю ее биографию, наполненную трагизмом.
Ехала моя спутница в здание на Первомайской, 20, чтобы отчитаться за материальную помощь, полученную к Новому году. Она достала из сумки документы, подтверждающие покупку телевизора за четыре тысячи рублей.
— Уж такую мне радость доставили, что выделили помощь, спасибо нашему депутату. Но и походила я за ней порядочно. Знаете, сколько справок надо было принести? О составе семьи, и из сберкассы, и какая пенсия, и комиссия к нам домой приходила, посмотреть, что и правда телевизора нет. Да-а. — Помолчав, она продолжила: — Я вот с мужем почти пятьдесят лет прожила. Если доживем, так скоро свадьба золотая будет. Грех, конечно, осуждать, но пил он всю жизнь, ужас. Пил и гулял. Вот и телевизора потому нет. И детей от него не нарожала из-за этого, одна только дочь у меня. Дочка-то сильно хорошая, но у нее тоже свои горести.
— А разводиться не хотели? — задала я провокационный вопрос.
— Да как же разводиться? Мы так приучены: если вышла замуж — все.
Тут она неожиданно заплакала.
— За что только с нами стариками так? Я вот всю жизнь трудилась не покладая рук, 36 лет стажа, у мужа 45 лет, а пенсии какие? За квартиру уплатишь — и все, копейки считаешь. А ведь мы действительно трудились, лодыря не гоняли. Я вот с 35-го года, детство в войну прошло, и уже работала. Ой! Вспомнишь, так вздрогнешь. Детства у меня не было. С семи лет начала зарабатывать. Мама была инвалидом, я пасла чужих коров. В четыре утра вставала. Потом мне молока нальют, хлеба дадут, сама поем и маме принесу. Одеть нечего. Соседка, помню, дала мне пальтишко, так на нем потом несколько заплаток, и все разного цвета: чинить-то нечем. Мама где какой лоскут найдет, тот и пришьет... — Она понизила голос почти до шепота: — И побирались, такое было. Пойдем с мамой по людям... Раньше людей добрых было больше. Бо-о-льше. Если бы не добрые люди да не мое трудолюбие, наверное, уже и померла бы давно. А так Господь все же дает мне жизни, вот до 72-х дожила...
Видимо, давление-то у меня смолоду, от трудной жизни, просто раньше его не меряли, но голова постоянно болела. А теперь таблетки пью горстями, печень, почки посадила, а что делать? Получала я в советское время хорошо, 180 рублей. Это ж какие деньги были! Пенсию назначили 120, а теперь вот три тысячи получаю. Не знаешь, как и растянуть. Так что спасибо за депутатскую помощь, я рада. Думала, на что бы истратить? У нас плита никакая, ей уже 30 лет. Обратились, а говорят, раз квартира приватизирована, ничего менять не будут. За свой счет надо. Теперь думаю, может, лучше плиту было купить? Но так уж телевизор посмотреть хочется! Я очень концерты люблю смотреть. Кто опять кинофильмы, а я концерты. Так-то никуда не ходим, не ездим...
Автобус приближался к моей остановке.
— Не горюйте, — постаралась я утешить нечаянную собеседницу, — живите долго.
— Только вот внуки и радость, у меня их двое, — за-улыбалась она. — Такие хорошие! Спасибо вам, что выслушали. Поговорю вот так с добрым человеком, и легче станет.
Выйдя из автобуса, я огляделась. По улице шли люди. Каждый со своим выражением лица, со своими мыслями и заботами, но в целом ощущалось еще праздничное настроение. А в отъехавшем от остановки автобусе сидела заплаканная бабушка, вдруг вспомнившая всю свою жизнь. Она ехала отчитываться за подаренные ей городской властью четыре тысячи рублей...
P.S. Не стала спрашивать у моей собеседницы фамилию, имя-отчество. Зачем? Дело тут не в конкретном человеке. Людей с подобными судьбами масса, и в их прошлой жизни ничего уже не исправишь. Но разве не заслужили они уважения, заботы общества — не показной, а истинной — сейчас, в настоящее время? Почему, оказывая помощь пенсионерам, власть заставляет их доказывать, что эта помощь нужна, в виде всяческих справок? Почему потом велит отчитываться за истраченные деньги? Ведь данные на каждого пенсионера введены в компьютеры отделений Пенсионного фонда, департамента социального развития, ТРИЦа, наконец! И состав семьи, и уровень доходов — все там есть. А чиновников так много, может, стоит поручить одному-двум проверять данные тех, кто обратился за помощью, а не гонять стариков за справками?
Да если даже и перевалил «среднедушевой доход» пенсионера за положенную норму на две-три сотни рублей, так и что? Где вы видели богатых бабушек и дедушек, переживших военное и послевоенное лихолетья и положивших здоровье на благо страны? Если таковые вдруг и есть, то их единицы и они вряд ли станут просить материальную помощь, слишком уж унизительны условия. Одна из старушек, которой 84 года (!), позвонила в редакцию: мол, попросила помощь на зимнее пальто, так стали требовать справки о зарплате сына и невестки, даже о стипендии младшего внука.
— А почему сноха должна покупать мне пальто? — спрашивала она. — Я всю жизнь трудилась честно, с малых лет. И получается, что даже на пальто не заработала.
Собрав все нужные справки, эта пенсионерка, участница трудового фронта, вдова участника войны, награжденного орденом Красной Звезды, инвалид второй группы, так и не получила материальной помощи. Ни ответа ни привета не прислали ей из социальной службы Ленинского округа. Обидно и больно...