Расплата за любовь?

Горе в том, что такие истории давно перестали быть редкостью. Любовь к родителям, забота о стариках, уважение к их возрасту иными детьми отменяются за ненужностью. Главное — выжать из пап и мам максимально возможное. Каким путем — формальной разницы нет. Разница в моральной и правовой оценке поступков. А о ней, как выяснилось, и с законом можно договориться...
Ветеран тыла, мать пятерых детей, к семидесяти годам Анна Васильевна осталась одна. Дети разъехались, муж умер, и женщина коротала дни в трехкомнатной квартире в маленьком казахском городке, подрабатывая к пенсии техничкой на одном из местных предприятий. В середине 90-х ей по настоянию дочери пришлось переселиться на Север, поближе к детям. «Что же ты здесь одна, мама? Ни в магазин сбегать, ни лекарства купить некому, а с нами рядом, всегда на глазах. С нами жить не хочешь, так мы тебе отдельную купили, двухкомнатную, — оживленно щебетала Нина, заворачивая в бумагу деньги от продажи материной квартиры.
Отдельная «двушка» к приезду Анны Васильевны оказалась занята. В ней поселилась внучка с молодым мужем. Требовать обещанного бабушка не стала. Безропотно въехала в маленькую спаленку, которую отвели ей в трехкомнатной капиталке дочери, и стала подрабатывать к пенсии продажей семечек. А сама тем временем присматривала варианты: деньги от продажи казахстанской квартиры давали ей надежду на отдельное жилье, поэтому Анна Васильевна не торопила события. Но скоро появились обстоятельства, которые вынудили ее искать скорейшую возможность разъехаться с родственниками. Во-первых, не удалось найти согласия с зятем. Во-вторых, чем дальше, тем ближе становился день освобождения из тюрьмы младшего сына Анны Васильевны Игоря. Ехать, кроме как к матери, ему было некуда. Но перспектива получить на свою жилплощадь еще одного жильца зятя с дочерью не вдохновляла. Срок родственник получил за убийство, пусть и по неосторожности, но кому он был нужен на ограниченной стенами квартиры территории? Однако возвращать деньги либо покупать Анне Васильевне отдельное жилье они не торопились. «Я исправился, мама, скоро выйду, начну работать, и тебе будет легче», — клялся в письмах Игорь, традиционно заканчивая свои послания просьбами выслать курева, чаю, конфет... Семидесятилетняя мать загружала сумки и, сгибаясь под их тяжестью, торопилась на почту.
Теперь «рабочий» день Анны Васильевны начинался с рассветом. Ранним утром она обходила двор и уже известные ей места скопления стеклотары, чуть позже, ссыпав еще теплые семечки в пакет, спешила на базарчик, а вечером нянчила Тиму — четырехлетнего малыша, внука местной докторши. Мать поставила себе цель — к возвращению сына купить отдельное жилье.
«...4 мая около 13 часов Сидоров И.А., находясь в квартире №9 дома №10 по улице... причинил телесные повреждения своей матери Сидоровой А.В.». Эти строчки из уголовного дела стали продолжением обманчиво-светлой истории о встрече матери и ее долгожданного сына.
К возвращению Игоря Анна Васильевна успела-таки приобрести две комнаты в деревяшке, купить одежду, кое-какую мебель — словом, все, что могло бы обеспечить ее чаду минимальный уют. Надо отдать должное, он оценил материнские хлопоты: даже, как обещал, устроился на работу сварщиком в ЖЭУ. Но продержался там недолго — запил и ушел в загул. Попал под увольнение. Дальнейший свой жизненный путь Игорь продолжил, усевшись на мамину шею.
Конфликт между матерью и сыном нарастал постепенно, от словесных перепалок переходя к рукоприкладству, и втягивал в себя все больше людей: сначала сожительниц Игоря, периодически попадающих под его горячую руку, потом соседей, наконец дело дошло до участкового инспектора.
По словам Виталия Ивановского, Анна Васильевна неоднократно обращалась с просьбами побеседовать с Игорем. Участковый реагировал: приходил, вправлял безобразнику мозги, иногда выписывал штраф. Все. Большего он сделать не мог, поскольку все обращения Анны Васильевны были устными. Заявления писать она отказывалась: боялась, что, обвиненный в истязаниях матери, сын вновь загремит за решетку. Впрочем, опасения Анны Васильевны не были лишены здравого смысла: в тот момент Игорь находился под административным надзором и в случае достаточных оснований имел все перспективы отправиться по проторенной уже дорожке. Пока же благодаря доброте матери самым страшным наказанием для Игоря — почти спившегося и до крайности деградировавшего — был штраф.
Тогда, в начале мая, по всем признакам наступила развязка. Очередное избиение Анны Васильевны увенчалось ее заявлением в милицию, участковые собрали материал, и колесо возмездия закрутилось. Из заключения судебно-медицинской экспертизы: «...Сидоров И.А, находясь в квартире №9 дома №10, по неосторожности причинил телесные повреждения своей матери Сидоровой А.В. ... в виде перелома поперечного отростка третьего поясничного позвонка, которые вызвали длительное расстройство здоровья и расцениваются как вред здоровью средней тяжести». В октябре прокуратура г.Ноябрьска возбудила против Игоря уголовное дело по признакам статьи 118 ч.3 УК РФ.
Увы! Неисповедимы пути российского законодательства. 16 декабря того же года в силу вступил Федеральный закон №162 «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс РФ», сыгравший на руку истязателю. Повинуясь очередному законотворческому шедевру парламентариев, уголовное дело были вынуждены закрыть. Согласно п.44 ст.1 указанного выше закона, изложенного в новой редакции, часть 3 статьи 118 УК РФ утратила силу, а из этого вытекало, что, цитирую: «...согласно п.2 ч.1 ст. 24 УПК РФ преступность деяния Сидорова И.А., причинившего телесные повреждения гр. Сидоровой А.В., новым законом устранена».
Без комментариев. Жаль только бесцельно убитого времени следователей и участковых. Обидно за соседей, отчаявшихся добиться справедливости. Но больнее всего за Анну Васильевну. Неожиданный фортель судьбы старушка встретила стоически, только съежилась как-то и еще сильнее постарела. В таких случаях о пожилых говорят — сдала. А в декабре Анну Васильевну поместили в психоневрологическое отделение.
«...Домашнюю работу выполнять не может...» — так написала дочь Анны Васильевны, настаивая на ее повторном помещении в психушку. Но прежде бабушку Анну привезли в больницу сотрудники срочной социальной помощи. Им поступила информация, что бабушка ходит по помойкам, питается отходами и не всегда верно ориентируется. Анну Васильевну отыскали и сразу направили в психоневрологическое отделение. Медиков попросили ее осмотреть и понаблюдать хотя бы некоторое время, откормить. При госпитализации выяснилось: у старушки педикулез...
— То есть она была настолько завшивлена, что даже кожные покровы вследствие педикулеза были поражены дерматитом. Просто живого места не было, сплошная корка, — рассказывала заведующая отделением Альбина Данилова. — Бабушка была очень запущенная, но достаточно адекватная, поскольку даже в таком состоянии нашла способ добыть себе пропитание. Наблюдались некоторые отклонения в виде расстройства памяти, которые укладываются в возрастную клинику, но других оснований для ее содержания в нашем отделении не было. Поэтому мы решили некоторые вопросы по ее оздоровлению: провели санитарно-эпидемиологические процедуры, обследовали пациентку у всех специалистов. После чего стали готовить к выписке...
Вот тут и выяснилось, что мать никому не нужна. Впрочем, сын все же появился — на второй или третий день пребывания Анны Васильевны в отделении. Он изъявил желание получить доверенность на пенсию, но, получив отказ, убрался ни с чем. Больше Игоря никто в больнице не видел. Накануне выписки приехала дочь. Заявила, что она инвалид второй группы и... отказалась забирать Анну Васильевну, потому что с нею мать якобы жить не хочет, скучает по сыну... Перед новогодними праздниками бабушку Анну все-таки выписали. А 11 января она снова появилась на пороге отделения в сопровождении дочери. Нина предъявила направление участкового психиатра и настояла на повторной госпитализации. «...Плохо спит, себя не обслуживает и не может выполнять домашнюю работу из-за нарушения памяти», — так аргументировала дочь необходимость содержания матери среди пациентов с психическими заболеваниями. В отделении только руками развели...
— Совершенно естественно, что в возрасте 79 лет человек, даже в состоянии абсолютного здоровья, нуждается в какой-то помощи, — это комментарий главврача отделения. — Старость — это сама по себе немощность. Расстройства памяти могут появиться уже в 50-60-летнем возрасте и с годами постепенно нарастают. В данном случае мозг женщины переживает процессы, которые мы остановить не в силах: это старение, а у каждого оно идет по-разному. Фактически в таком возрасте начинается атрофия коры головного мозга и на этом фоне — расстройство памяти. Медикаментов, лечащих его, нет. Единственно возможное «лекарство» — уход: помыть, переодеть, пожалеть... Ее бы просто доследили... Это мы и пытались объяснить дочери, как и то, что в случае необходимости она всегда может прибегнуть к нашей помощи или к помощи наших сиделок.
Вопрос решения проблемы со здоровьем — в данном случае путем помещения в больницу — достаточно спорный. Официально диагноз звучит, как старческое слабоумие. Мы обеспечиваем пациентку витаминами, сердечно-сосудистыми препаратами, стабилизируем давление — всем, что может поддержать жизнедеятельность. И только. Тем не менее могу констатировать: угасание налицо — в динамике она стала слабее (хотя дочку еще узнает), и разница между Анной Васильевной, которая к нам поступила, и сегодняшней — разительная. Это уже половина той бабушки. Почему? Прежде всего, пожилому человеку очень сложно адаптироваться в новых условиях. Я считаю, что расстройства памяти лучше всего сглаживаются в привычной обстановке, среди близких людей. А любая смена окружающей среды стариков тревожит и беспокоит. Вот и бабушка Анна все время твердит: «Пустите, я домой пойду...» Дочь приходит — она немного успокоится, ночью спит, но проходит небольшой отрезок времени, и попытки уйти домой возобновляются.
На мой взгляд, ситуация сложилась почти пиковая. Надежды на родственников, как вы понимаете, нет: сын — алкоголик и тунеядец, а дочь ждет, когда для матери выделят место в интернате. Только доживет ли бабушка до этого страшного дня? Вопрос спорный...
Потеря уважения к матери как к основе нашего существования — один из страшнейших признаков настоящего времени. Это своеобразный символ болезни человеческого сознания, кризиса личности. В его основе невежество, эгоизм и безответственность. В то же время не мы ли — ослепленные любовью родители — вскармливаем идеального потребителя? А расплата — вот она, уже наступила: брошенных, никому не нужных стариков становится все больше...