«Не бывает неверных решений — бывает недостаток политической воли»

 

— Итак, Дмитрий Юрьевич, по имеющимся данным, у половины столичных банков кредитные портфели «на нуле». А как обстоят дела в нашей области?

— Говоря о финансовой системе страны, надо помнить: банки Московского региона держат порядка 60-70% всех денег России. Поэтому, если поверить информации о их некредитоспособности, прозвучавшей в СМИ, можно воспринять ее как коллапс. Я более оптимистично смотрю на ситуацию. Что же касается утверждения, якобы их кредитные портфели «на нуле», то здесь нужно знать, о чем говорить: либо они погасили все кредиты и больше не выдают, либо стоимость их (выданных кредитов) уменьшается в связи с появлением того или иного процента просрочки.

Безусловно, если мы говорим о просрочке, очевидно, что ее уровень растет день ото дня. Истинное свое финансовое положение знает конкретно взятый банк.

Касаемо тюменского региона, можно заметить: здесь цифра не превышает 2,5-3%, а в целом по УрФО — 5%.

— То есть у нас картина более-менее благоприятная?

— Да, это так.

— Просрочка — это невозврат кредитов?

— Либо кредитов, либо процентов, либо и того и другого вместе взятых.

— Даже в докризисные времена процент невозвратов в масштабах страны был довольно высок. Надо полагать, на сегодняшний день в связи с осложнившейся экономической обстановкой он увеличился?

— Рост, безусловно, наблюдается и в общем по России, и в Тюменской области — вопрос только, в каком процентном соотношении.

— Кредитный портфель формируется из каких средств?

— Из средств вкладчиков; из остатков на счетах клиентов, юридических лиц; из собственных средств банка; из заработанной прибыли...

— Известно, что государство значительную часть резервного фонда направило на поддержку банковской системы. Каков механизм этой поддержки и насколько она оправданна? Быть может, более целесообразно было бы принять ряд мер для оказания помощи заемщикам, испытывающим финансовые трудности в связи с кризисом? Ваше мнение по этому поводу.

— Вопрос достаточно дискуссионный. Меры, предпринятые Правительством РФ в последнем квартале прошлого и в начале нынешнего годов, имеют как своих сторонников, так и противников. Действительно, бытует мнение, что те деньги, которые государство выдало банкам с помощью стабилизационных, безналоговых кредитов, могли бы эффективнее сработать, будь они направлены конечным потребителям (промышленным предприятиям, какой-то категории физических лиц). Безусловно, я, как лицо, возглавляющее кредитную организацию, оцениваю действия Правительства и ЦБ России в большей мере положительно. Потому что в тот сложный момент для всей банковской системы они явились адекватными и своевременными. Думаю, если б сделали это раньше — не в конце, а в начале октября, эффективность мер была бы большей. Другое дело — каков сам механизм раздачи денег. Когда они выдаются всем, тогда правила игры понятны. Но если львиная доля денежных средств направляется избранным (я имею в виду государственные банки), то это уже выглядит как явный сигнал рынку: с ними будет все хорошо, а с остальными — как получится. Соответственно, среди вкладчиков возникают определенные волнения. Клиент видит, что Сбербанку или там ВТБ, Россельхозбанку дали сотни миллиардов рублей (первые вливания в ВТБ, Газпромбанк, Сбербанк составили в общей сложности практически 1 трлн. рублей), значит, считает он, надо забирать свои деньги из того кредитного учреждения, где они находятся, и разместить их в госбанках. Поэтому, повторяю, в целом меры были правильными за исключением того нюанса, о котором я сказал.

— То есть преференции неоправданны?

— Они неоправданны с точки зрения конкуренции: мы все — единая система, находимся, что называется, в одной лодке. Неизвестно, выстояли бы Сбербанк, ВТБ, прочие банки, не получив столь серьезную поддержку... Конечно, в таких условиях конкурировать крайне сложно. Когда идет общая конкуренция — пожалуйста, борись за деньги вкладчика с точки зрения продукта, процентной ставки, с точки зрения обслуживания, наконец. При этом борьба за клиента идет между государственными и коммерческими банками на равных, и ему (клиенту) предоставлено право выбора. А если б вам сказали: несите деньги в Сбербанк — это здоровая конкуренция? Я думаю, нет.

— А Запcибкомбанк, возглавляемый вами, ощутил господдержку?

— Я бы отметил положительную меру, касающуюся всех банков, в том числе и нашего: были отданы деньги всем кредитным организациям из ФОРа (фонда обязательных резервов), куда они должны перечислять определенную сумму на счета ЦБ. То есть, когда стало тяжело, каждый банк получил деньги соразмерно остаткам, которые там были. А вот проведение беззалоговых аукционов я бы назвал менее конкурентоспособной мерой, потому что к ним был допущен всего 161 банк, тогда как их в стране более тысячи. Несмотря на то, что «Запсиб» попал в их число, расцениваю это как ограничение конкуренции (ведь большинство банков остались за бортом). Но здесь надо рассуждать об объективности или необъективности государственного подхода по той простой причине, что 200 банков держат порядка 80% всех российских денег, а остальные 800 — всего 20%. Соответственно, принималось решение, кого спасать. С другой стороны, ЦБ заметно активизировался в работе с коммерческими банками. Нам предоставили механизмы, с помощью которых мы уже на рыночных условиях могли занимать у Центрального банка деньги. Пусть они были «короткими», пусть обеспеченными чем-то, тем не менее они были. И это тоже поддержка, которой и Запсибкомбанк, разумеется, воспользовался.

— Дмитрий Юрьевич, вы сказали, что на территории России действует более тысячи кредитных организаций?

— Да, где-то... 1025-1030.

— В некоторых источниках присутствует информация о сокращении их количества, о слиянии. То есть на высшем уровне идут уже конкретные разговоры по этому поводу?

— Более того, предпринимаются определенные шаги, на мой взгляд, более смелые, нежели в диапазоне 2-3-летней давности. Изменено законодательство, с помощью которого, с одной стороны, упрощена процедура слияния, присоединения, реорганизации коммерческих структур. С другой — их еще как бы экономически подталкивают соответствовать нормам. То есть, согласно принятому закону, банки должны иметь минимальный уставный капитал где-то 5-7 млн. евро. И если кто-либо в эти рамки не вписывается, он прекращает называться кредитным учреждением, а остается просто финансовой организацией.

— Говоря о банковской деятельности, нельзя, наверное, обойти стороной вопрос рисков?

— На сегодняшний день, безусловно, на первый план выходит оценка рисков. Готов ты или не готов рискнуть деньгами? Если готов, тогда, соответственно, эту оценку закладываешь в кредитную политику, так как кредитный риск — самый распространенный. К примеру, я прогнозирую, что могу выдать 100 потребительских кредитов. Причем у меня есть скоринговая система, позволяющая на основании определенных данных о заемщике выдать ему кредит или отказать. При этом я предполагаю, что среди ста человек у 10% возникнет просрочка. С пяти из них с помощью судебных, правоохранительных органов, вследствие, скажем, переговоров я взыщу деньги, а остальные пять мне не вернут вообще, то есть придется их списать. Тогда возникает другой вопрос: под какую процентную ставку я должен выдать кредиты всем ста клиентам, если предполагаю, что пять из них деньги не вернут? Естественно, ставка начинает расти. Были случаи, когда она доходила до 60-70% годовых. К примеру, на покупку телефона. Вроде три тысячи, шесть тысяч — пустяк и платить-то в погашение не очень много, а в совокупности получается 70% годовых. Потому каждый принимает решение самостоятельно.

— Все правильно, банкиры — умные люди, их учреждение не должно нести убытки. Только вот за недобросовестных заемщиков, к сожалению, должны расплачиваться законопослушные...

Известно, что сегодня «лишних» денег в банках нет и кредиты выдаются на те суммы, которые поступают на погашение. Какова ситуация в ЗСКБ ОАО?

— Мы примерно работаем по этой же схеме: объем кредитования равен объему гашения.

— То есть все не очень здорово?

— Ну, на сегодняшний день проблема с «лишними» денежными средствами в любом случае остается. В настоящий момент банки стали достаточно осторожно подходить к тому или иному кредитному продукту: соответственно, изменились условия выдачи. Раньше для взятия ипотечного кредита необходимо было, чтобы платежеспособность заемщика соответствовала сумме, на которую он претендует. Сейчас помимо этого банки (и мы в том числе) требуют 30% самостоятельного взноса. Иными словами, если ты берешь на покупку квартиры, скажем, 6 млн. рублей, то должен внести как минимум 1 млн. 800 тыс. собственных средств.

Кроме того, выросла стоимость ресурса: люди стали разборчивее. У одних нет 30% денег для самостоятельного взноса, других не устраивает процентная ставка, в результате число желающих получить кредит уменьшилось.

— Но ведь это не на пользу и самим банкам, и населению?

— Таковы на сегодня риски, и банк их оценил именно так, чтобы вернуть выданный ипотечный кредит.

— И 30% самостоятельного взноса будут служить гарантией?

— Разумеется. Когда тебе дали 100% денег — это одно, а когда ты вложил свою сумму и она может сгореть в случае, если ты не рассчитаешься, это уже другое дело.

— Но заемщик ведь не будет гасить свой взнос?

— Нет, конечно.

— И деньги не потеряет (это своего рода залог)?

— Только в том случае, если вернет банку все, выданное ему.

— В период экономического кризиса в странах Запада процентная ставка по банковским кредитам снизилась до 2-3%, в России же она выросла. Что скажете по этому поводу?

— Во-первых, она у нас не выросла, даже стала несколько ниже и составляет 12,5% годовых.

— Выглядит более привлекательно, нежели бывшая в недавнем прошлом 30-40-процентная.

— Было время, когда она составляла даже 240%.

— Тем не менее, по мнению западных экспертов, снижение ставок будет способствовать развитию экономики, следовательно, скорейшему выходу из кризисной ситуации.

Вы как глава банка рискнули бы на подобный шаг, привлекая тем самым клиентов?

— Тут дело вот в чем. Ведь мы являемся частью мировой финансовой системы, где действуют основные законы, характерные и для нас в том числе. Банки занимаются покупкой и продажей денег. Их стоимость определяет рынок: спрос и предложение. Так вот когда мы говорим о зарубежном падении ставок, то понимаем: просто так они не падают. Например, в США есть ФРС (Федеральная резервная система) — аналог нашего ЦБ. И ФРС в течение энного количества времени понижает учетную ставку. Учетная ставка — это та стоимость, под которую я как банкир могу взять деньги у государства, если соответствую установленным требованиям. К примеру, она составляет 2,5% годовых. Получив финансирование, думаю, как эти деньги продать: мне же нужно за них расплачиваться. Следовательно, я должен в сумму продажи заложить их себестоимость и прибыль. Соответственно, опять начинаются риски: куда вложить, сколько получить? Я их размещаю, скажем, под 5% годовых: под 7% — не могу, поскольку на рынке есть предложения под более низкий процент, а потенциальный клиент выбирает для себя подходящий ему вариант. Идет здоровая конкуренция. Естественно, если я взял, условно говоря, деньги под 0,5%, могу их разместить под 2-3%.

В нашей стране стоимость кредитов за счет уменьшения процентной ставки будет снижаться в двух случаях. Либо когда люди достанут деньги из матрацев и принесут их в банки под проценты, и рынок начнет работать (у банков появится излишек денежных средств, и они вынуждены будут делать предложения, а потенциальные заемщики — выбирать), либо когда мы достигнем финансового дна. Под дном я понимаю предельное сокращение кредитных портфелей, когда банки скажут: все деньги, кому нужно, мы отдали, а кредиты по-прежнему берем и гасим, гасим...

Потому у нас окажется столько денег, что отдавать уже некому, а платить за них надо. Следовательно, мы должны их опять продавать. Это вот два объективных рыночных способа изменения процентной ставки в сторону понижения.

И еще один путь, по которому можно двигаться в данном направлении: наполнить ставку рефинансирования реальным содержанием. Ставка рефинансирования — это стоимость, под которую я могу взять деньги у ЦБ, если соответствую требованиям (но не таким, как сейчас). То есть мне видится это так: у меня есть кредитный портфель. Он, к примеру, составляет 40 млрд. рублей. Я готов его заложить в ЦБ, пусть с дисконтом (т.е. с уменьшением стоимости) в 60%, и оценить в 16 млрд.

Но вы мне дайте 16 млрд. руб., и я их вложу опять. Если Центральный банк будет снижать ставку рефинансирования, установив ее, например, на уровне 5%, и даст мне именно ре-фи-нан-сирование, я получу деньги с тем, чтоб они могли работать дальше.

Сейчас пока такого нет. Поэтому и процентная ставка по кредитам у нас такая.

— Клиент и банк. Какие меры следует предпринять, чтобы люди доверяли как кредитным учреждениям, так и государственной власти, чтоб они чувствовали себя защищенными?

— Мое мнение, конечно, субъективное и, я бы сказал, радикальное, а потому способное решить проблему.

— И каково же оно, ваше мнение?

— Есть хорошее выражение: неверных решений не бывает — бывает нехватка политической воли. Так вот, для того, чтобы население доверяло банкам и достало свои деньги из матрацев, можно пойти двумя путями. Во-первых, сделать государственную гарантию на все вклады, а не с ограничением в 700 тысяч рублей, и во всех банках.

Тогда люди не будут метаться, как сейчас. Для этого потребуются не такие и большие расходы. Всего в российских банках вклады граждан составляют порядка 6,4 трлн. рублей. Практика показывает, что даже в период жесточайшего кризиса 1998 года изымалось не более 40-50% денежных средств. Это применительно и к современным условиям. Есть второй, так называемый полупуть: объявить 100% госгарантии только на рублевые вклады (из общего числа 2,4 трлн. руб. — валютные, а остальные 4 трлн. — рублевые вложения). В этом случае не исключено, что владельцы валюты путем продажи обратят ее в национальную.

Сегодня более-менее курс стабилен. Хочешь гарантию и доход — «сиди в рублях». Боишься — держи свои вклады в долларах, евро. Но тогда ты рискуешь. Если взять, например, статистику Тюменской области и принять все суммы вкладов и количество вкладчиков за 100%, то выяснится: 1% последних держит порядка 60% всех финансовых вложений, остальные же 99% — всего 40%, то есть, условно говоря, 400 млрд. руб. от 1 трлн. руб. всех вкладов.

И та логика, которая присутствует, имеет место быть и вроде бы понятна, потому что, по подсчетам специалистов, свыше 90% вкладов составляют не более 700 тысяч рублей.

Но банковскую систему как раз расшатывают крупные вкладчики, которых около 10%. При начавшихся волнениях они изымают свои деньги. И если людям сегодня не дать гарантий, она (система) и экономика в целом будут регрессировать. Между тем кто знает: может быть, у девяноста из ста, условно говоря, вкладчиков, «спасенных» государством, в матрацах — миллиарды? Только они не спешат размещать их в банках: 700 тысяч, мол, мы получим при любых обстоятельствах, а остальные пусть дома — так надежнее.

— И в заключение хотелось бы услышать ваш прогноз относительно курса валют.

— Думаю, валютные дела будут зависеть от цены на нефть. То есть если она сохранится даже на прежнем уровне ($50-55 за баррель), то, скорее всего, доллар будет дорожать, хотя, может быть, не так, как это было в конце прошлого и начале нынешнего годов.

Все аналитики утверждают, что приблизительно к середине 2010 года установится планка в цене на нефть где-то порядка $70 за баррель со всеми, как говорится, вытекающими отсюда последствиями.

— Какие рекомендации вы бы дали своим согражданам?

— Если ставится цель сберечь свои денежные накопления, наверное, есть смысл их диверсифицировать: часть держать в $, часть — в евро и часть — в рублях. Если же имеется желание заработать, то надо следить за валютным курсом. Здесь вступает в силу обыкновенный рынок: что акции покупать, что деньги.

— Но это в том случае, если их (финансовых средств) у тебя очень много?

— Ну да, разумеется..