Николай Карнаухов: «С одними магистрами экономику не поднимешь...»

И хотя сама пресс-конференция была устроена прямо в разгар традиционного фестиваля «Нефтегаз собирает друзей», было ясно: шутки-смех побоку. Разговор предстоит серьезный.
ЕГЭ: мировая революция свершилась?
— Начнем с самых, как говорится, свежих проблем… Закончен набор в вузы, и уже сегодня мы можем сделать определенные выводы. Количество студентов, пришедших в нефтегазовый университет, оказалось, как мы и прогнозировали, меньше, чем в прошлом году. В частности, если по программам высшего профессионального образования в 2008 году мы набрали на 8 процентов меньше, чем в 2007-м, то в 2009-м мы набрали уже на 17 процентов меньше, чем в прошлом году. Как говорил Ленин, мировая революция свершилась. И та демографическая яма, о которой мы так много говорили, показалась на горизонте.
Однако ситуация тревожна не только с демографической стороны. Прием в вуз обнажил все проблемы, которые существуют в сегодняшнем образовании. В частности, проблемы единого государственного экзамена, вокруг которого идет сейчас множество дебатов. Если вы помните, ЕГЭ вводился в нашей стране как экзамен, который позволил бы объективно и всесторонне оценить знания школьников. В какой-то степени он свою роль сыграл. Вторая причина введения ЕГЭ была не менее масштабной. Было признано, что коррупция при приеме в вузы приобрела огромный размах, и именно ЕГЭ — непредвзятое, объективное испытание учащегося — позволит искоренить эту коррупцию.
Так появился ЕГЭ. Сразу скажу: да, для школ наконец-то появилось, так сказать, единое измерение. Оценку теперь можно выставлять и школьникам, и учителям, и непосредственно школе. Здесь ЕГЭ свою функцию выполнил. Однако ЕГЭ — это тесты, а тесты — это натаскивание. Или угадывание вопросов. Тест лишает человека возможности творческого мышления.
Почему? Определенная часть детей не склонна механически запоминать какие-то вещи и заученно их выдавать. Ведь есть же гуманитарии, а есть люди технического склада ума. Кому легче? Кому труднее? Люди гуманитарного склада ума часто талантливы, они способны выражать свои мысли с помощью пения, рисования, любой другой творческой склонности.
Но они не способны отвечать на вопросы «да-нет» или какие-то формулы писать. Это, что называется, издержки ЕГЭ…
— Неужели действительно хотели напугать коррупционеров единым экзаменом?
— Эта цель обсуждалась публично, в том числе и на страницах газет. Все, казалось бы, просто: раз экзамены не нужно сдавать какому-то конкретному преподавателю, то, стало быть, никто и не будет брать взятки. Результат? На сегодняшний день мы знаем, что по результатам ЕГЭ знания по химии, как заявил академик Садовничий в прошлом году, в Кабардино-Балкарии оказались выше, чем в химическом колледже МГУ (общий смех. — И.П.)
Да, мы многонациональная страна. И в этой стране русский язык сегодня и сами-то русские плохо знают, не говоря уже о национальностях, что живут на Кавказе. И когда в некоторых кавказских республиках успеваемость по русскому языку оказалась лучше, чем в санкт-петербургских университетах… тут есть основания подозревать, что ЕГЭ не выполняет своей антикоррупционной функции. Коррупция осталась, только она перетекла из вузов в другие структуры. Коррупция не где-то на Марсе, она существует среди нас: в образовании, в правоохранительных органах, во власти. Поэтому смешно говорить, что мы можем победить ее с помощью ЕГЭ.
Бурить в пределах Садового кольца…
Предполагалось, что ЕГЭ даст возможность детям из Хабаровска поступить в МГУ — и таким образом получить классное образование. Действительно, теперь дети едут из Хабаровска «поступать в МГУ» (чаще всего в МГУ-то они как раз не поступают). Мне одна мамаша недавно с гордостью сказала, что ее дочь поступила в Москве аж в Московский государственный педагогический институт. Наверное, можно было бы гордиться таким поступлением, но я должен сказать, что у нас в Тюмени педагогическое образование ничуть не хуже, чем в Москве.
Зато уж точно ребята, которые поехали в Москву, никогда не вернутся ни в Тюмень, ни в Хабаровск. И Сибирь наиболее талантливых ребят потеряла. Те же специалисты-нефтяники, наши же студенты, они в основном, как у нас говорят, остаются бурить в пределах Садового кольца. В этом, конечно, ничего предосудительного нет, но кто-то должен добывать нефть и здесь, в Сибири!
Предполагается, что инженером может стать человек, который сдал обязательный экзамен по математике, русскому языку и физике. Это готовый инженер?! Вы ведь согласитесь, что в консерваторию поступить без знания нотной грамоты и умения играть на музыкальном инструменте невозможно. В спортивный институт Лесгафта — без спортивных достижений тоже. Как и в училище имени Мухина — без умения рисовать. Значит, можно сделать вывод: инженеру никакие особые таланты не нужны. Специальность эта не творческая?
А что, вот этот микрофон (демонстрирует журналистам микрофон. — И.П.) создали биологи, журналисты? А машины, на которых мы приехали, создали художники? Не инженеры? И атомные электростанции построили певцы, а не инженеры. И вот молодой человек имеет 100 баллов по математике, и государство убеждает его: его святое место — в инженерах. И он идет. И через год мы вынуждены его отчислить, потому что он не справляется с программой. У него склонности к инженерной деятельности нет! И в том, что мы дезориентировали человека, — его беда.
Когда мы говорили об этом, нам не верили. Три года прошло, и мы всем обществом пожинаем плоды… Впрочем, и вы, журналисты, пишете иногда очень справедливые и разумные вещи — и очень часто сталкиваетесь с тем, что общество или власть вас не слышат.
Организуя, как у нас любят говорить, всенародное обсуждение проблемы, мы народа-то и не услышали! Поэтому все произошло классически, по Черномырдину. И, как всегда, начальники при этом не пострадали. Вновь страдают дети, потому что вновь мы на них эксперимент устроили…
— И все же, Николай Николаевич, что будет с ЕГЭ?
— ЕГЭ имеет право на существование, и он будет. Но при этом обязательно должен появиться дополнительный экзамен, который показывал бы творческие наклонности ребенка, дал бы ему возможность сориентироваться в жизни. И такой экзамен должен появиться во всех вузах. Такова моя позиция!
Нужен ли нам Болонский процесс?
— Вторая проблема, возникшая сегодня в российском образовании, — это так называемый Болонский процесс.
Как вы знаете, вступил в силу закон РФ, обязывающий вузы принимать ребят только на уровень обучения бакалавров и магистров. Что же, собственно, произошло? А это разная совершенно песня. Если раньше мы присваивали молодому человеку, окончившему вуз, квалификацию инженера-механика, инженера-электрика или специалиста по маркетингу, то теперь мы всего-навсего присваиваем ему образовательный уровень. Бакалавр — это не специальность и не профессия.
Когда ребенок заканчивает 9 классов, он получает диплом о неполном среднем образовании, когда заканчивает 11 классов, он получает аттестат о полном среднем образовании. Такая же ситуация будет с бакалаврами. Они получают всего-навсего диплом, который удостоверяет уровень образования (условно незаконченное высшее). Повторю: это не специальность. Человек с таким дипломом устроиться на работу водителем или электромонтером не сможет.
Болонский процесс в Европе пошел тогда, когда стала образовываться общая Европа, когда страны Европы стали объединяться. Возникла необходимость понимания того, что же такое образование в Испании, что такое образование в Венгрии, Польше, Германии, Франции. Вспомните Советский Союз: был единый аттестат, единый диплом… А сейчас к нам приезжают ребята из Узбекистана, предъявляют нам свой аттестат, а мы говорим: с этим аттестатом мы вас в высшее учебное заведение РФ принять не можем. Будем вас еще год доучивать!
Принятая Болонская декларация должна была служить сближению образовательных систем европейских стран. И у каждой из них был свой интерес. Понятное дело, что заинтересована была Германия, чтобы электрик или сантехник из Польши приехал работать к ним: собственный сантехник в Германии дорого стоит! Поэтому страны ЕС активизировали этот процесс.
А зачем мы его активизировали? Чтобы наши дети уехали работать в Европу? А кто же будет работать здесь, в России? Да, с дипломом бакалавра можно поехать в Европу, но, повторяю, у нас сегодня уже проблемы в Сибири. Кто ее будет осваивать, если дети уедут отсюда?
Так что ориентация на Болонский процесс — вроде бы и правильно. Но у нас, как всегда, заставь дурака Богу молиться… Все захотели быстро, сейчас, немедленно! Команду дали — команду исполнили.
Проблема Болонского процесса еще отразится у нас, когда через три года все эти бакалавры в массовом порядке придут устраиваться на работу. И если сегодня к руководителю фирмы приходят и бакалавры, и инженеры, он может взять того и другого. Бакалавра отправит доучиваться, а с инженером будут уже работать. Что делать, когда все явятся магистрами? У нас уже сегодня катастрофически не хватает кадров для экономики. Так это в кризисную эпоху, а когда экономика сдвинется?!
— Вы лично видите какой-то выход из положения?
— В рамках нефтегазового университета мы делаем все возможное, чтобы ребята, получающие среднее профессиональное образование, имели действительно профессиональный уровень. Фактически теоретический уровень образования в колледжах сегодня немногим слабее, чем у будущих бакалавров. Только в колледжах ребята получают еще и профессию.
И значит, в ближайшее время, даст Бог, те, кто сегодня учится на уровне среднего профобразования, станут основными рабочими лошадками нашей промышленности. Не было бы счастья, да несчастье помогло!
О локомотивах и локомотивчиках…
А несчастье наше заключается в чем? У нас имеется уровень среднего профобразования, которого нет нигде в мире. Сегодня идет реструктуризация высшего и среднего профобразования. Вы знаете, что уже появилось четыре федеральных университета? Два было — это МГУ и Санкт-Петербургский государственный университет. Появился Южный университет в Ростове-на-Дону и Сибирский федеральный университет в Красноярске.
Правительство считает, что необходимо создать эдакие локомотивчики на базе сильных вузов, которые за собой потянут остальных. И в общем-то мысль, как всегда, красивая. Черт кроется в мелочах. Федеральные университеты появились, финансирование появилось, а лидеров так и нет. Вот я сижу перед вами, ректор нефтегазового университета, как не был лидером, так им и не стал. Что делать? Деньги вбуханы, решение принято, движение в этом направлении есть… а результата нет!
Поступает предложение: давайте сделаем еще 15 национальных исследовательских университетов. То есть опять выделим наиболее способные университеты, вольем туда деньги… Наконец, вскрыли конверт. Претендуют на победу 111 вузов… И тут вновь приходится затронуть тему коррупции. Лоббирование! У каждого вуза есть свой выпускник. Есть свой министр, есть свой президент нефтяной компании. Где-то же учился и президент российских железных дорог. Где-то учился и премьер-министр. Где-то учился Президент Российской Федерации, в конце концов.
Вот оно, очевидное и прозрачное. Мы не знаем, говорил ли что-то кому-то Путин или нет. Тем не менее деньги-то Санкт-Петербургскому госуниверситету дали!
И что же, конкурс университетов превратится в конкурс министров? И чем это закончится? Закончится опять же тем, что деньги-то мы отдадим, а лидеров так и не будет. И вновь будут возникать проблемы в образовании. Что делать? Сидеть и сетовать? Нет. Надо просто детям объяснять, что региональные университеты способны дать хорошее образование. Что можно получить хорошее образование здесь, дома. Что не стоит кидаться на красивую обертку, что надо искать прочную профессиональную основу.
О медвежьих услугах
— Вы говорили об эксперименте на детях. Каким будет следующий сюрприз от нашего образования?
— Давайте меня с ними не путать. Государство уже столько напортачило, что дай Бог со всем этим расхлебаться. Я говорил со своими руководителями, вплоть до министра, — с аргументацией, с расстановкой и прочее. Мы уже говорили о замораживании цен на обучение. Смешно. Исходная посылка — кризис: многие ребята не могут платить за образование, давайте заморозим цены. Заморозили. Хотя президент указа так и не издал. Дума закона так и не приняла. Но мне при этом — настоятельная рекомендация. А когда ее не выполнил — предупреждение. А когда я не выполнил в третий раз, мне сказали: ты работать хочешь или нет?
Оказалось, что на сегодняшний день из 600 заявлений на перевод с договорного на бюджетное место почти 500 заявлений — это специальности юридического, экономического и подобного профиля. Там, где и так перепроизводство! Спрашивается: кому же мы медвежью услугу оказали? Вуз недополучил деньги, нам не нужны эти специалисты, а им предоставили льготы, потому что они не могли заплатить за образование. Еще четыре года назад, когда они поступали на экономистов, мы им говорили: не ходите, там уже перебор! Однако на бюджетное место не попали — и папа с мамой дачу-машину продали, но за ребенка заплатили. И теперь в семье у них действительно кризис…
Я молодому человеку говорю: вот есть вакансия. У нас в вузе сегодня 80 вакансий по инженерным специальностям. Но ни один студент из экономистов и юристов не перешел со своей специальности!
В Ишимском государственном педагогическом институте — 126 вакансий. Я предлагаю тем, кто приходит со слезами ко мне, жалуясь на безденежье: пожалуйста, поезжай в Ишим. Там есть место в общежитии, там ты получишь бесплатно профессию, востребованную в обществе. Ни один из моих студентов туда не поехал.
— Вы сказали, что в связи с заморозкой цен на учебу вузы потеряли некоторые деньги. Но ведь вузам теперь разрешено заниматься некой коммерцией, продавать свои изобретения, инновационные научные разработки и прочее. Что-то уже делается?
— Вы знаете, государство всегда с большой помпой подает не то что совсем уж никчемные, но недоработанные проекты. Конечно, есть разработки. Я вам с удовольствием продам. Купите?.. В нашем университете мы ежегодно получаем около 100 патентов. Их никто не покупает. Проблема в том, что каждый хочет купить не бумажку, а конкретное изделие или технологию. Чтобы это изделие или технологию продать, ее надо доработать. От идеи дойти до конкретного образца. Для этого я как ректор должен по крайней мере помочь малому предприятию. Должен дать ему помещение, деньги, оргтехнику, компьютеры. Однако как раз этим законом нам всего лишь разрешили продавать свою интеллектуальную собственность.
То, что сделало на сегодняшний день государство, — это даже не полумера. Это пародия на попытку организовать.
В советское время были так называемые кооперативы, в том числе научные. Так что выдумывать велосипед?! Сделайте хотя бы так, как было.
Совсем другие ребята
— Николай Николаевич, а что-нибудь хорошее у нас есть? Как-то мы все о плохом…
— Есть. Ребятишки, которые к нам пришли, — очень творческие. Мы привыкли ворчать на них, а они радуют. Они немножечко другие, мы их часто не понимаем. Но они не только пляшут по-другому — они по-другому думают. Они активные. Они родились после эпохи Советского Союза. И они ничего не боятся. Вот я до сих пор, уже старый, чего-то боюсь в жизни. А они нет. И меня это радует. Радует меня и то, что, какие бы трудности мы ни преодолевали, Россия уже другая. Хоть с трудом, но появился класс собственников. Многое сделали. Я много езжу по другим городам и, возвращаясь в Тюмень, всегда искренне радуюсь, что родился здесь… А проблемы? Просто тема пресс-конференции была так обозначена.
— Эта чертова дюжина, 13 национальных исследовательских университетов, когда она будет известна? И войдет ли в это число Тюменский нефтегазовый университет?
— Надеюсь, что войдет. Мы не самолюбивые индюки, которые себя оценивают. Мы имеем объективную оценку, что позволяет уверять, что мы действительно один из лучших университетов РФ. Мы вошли, как вы знаете, в рейтинг 500 лучших университетов мира.
Сегодня мы подали заявку на участие в этом конкурсе. И в этой заявке мы идем с тремя университетами: нефтегазовый университет, Уфимский нефтяной технический университет и Ухтинский технический университет.
Вместе с тем я обращался с предложением, чтобы мы пошли вместе с ТГУ, но не сложилось так. Поэтому ТГУ сегодня идет своим путем, претендуя на то, чтобы стать национальным исследовательским университетом. Так что бодаемся мы не по нашей воле.
У нас есть все шансы победить. Чем же мы отличаемся от всех остальных университетов мира? Например, мы единственный университет, который готовит специалистов с криологическим уклоном. Ни один другой университет не готовит буровиков, обладающих этими навыками.
Имейте в виду: ближайшие 8-10 лет вы только и будете писать о криосфере! Глобальная проблема — потепление климата. Все, что происходит сегодня с климатом, — это отзвуки того, что происходит в Антарктиде и Антарктике. И мы готовим специалистов, которые в этом разбираются. Они умеют делать здания, которые не будут падать в условиях потепления. Они умеют бурить и добывать, соблюдая экологические требования и учитывая природные факторы.
— Планируется ли у вас какое-то новое партнерство с ассоциацией университетов?
— У нас хорошие партнерские взаимоотношения с кучей университетов в Германии, Китае, Великобритании, США, Италии, Испании. К нам даже по программе обмена приехали студенты из Нигерии. Правда, им сначала год придется учить русский язык. У нас международное научное взаимодействие еще более широкое, чем учебное. Вообще у нас в реестр занесено 86 университетов мира, с которыми мы в той или иной степени сотрудничаем.