Трудный разговор

Каждый из них с трудом сражается со стремительным напором времени. Очевидные ранения этих сражений — прохудившиеся крыши, скрипучие крылечки, опирающиеся на подпорки заборы. «Дома, как и мы, доживают свой век», — не жалуется, а, перехватив взгляд-сожаление случайных заезжих, просто констатирует пожилая жительница Бобровки.

Про то, что те заезжие — семейная пара — оказались вовсе не случайными, бабуля выяснила тут же. «Конечно, ты нашенская! — признала она в городской дамочке свою, бобровскую, стоило только той назвать свою девичью фамилию. — Во-он там ваш домишко когда-то стоял. И папку-мамку твоих я помню. Хорошие они были, трудолюбивые...»

Доверив последнему осеннему солнышку обветренное лицо прикрыв глаза, старушка умолкла. Может, вспоминала про себя всех, кто когда-то, как и она, месили в этом селе свою судьбу? Повседневные тяготы жизни диктовали замешивать ее круче-круче и все крепче и крепче затягивать пояса... Себе отказывали во всем. А подсахаренную краюшку хлеба несли домой — деткам.

Заезжие в это время переминались с ноги на ногу — не знали, как правильно поступить: и нарушить бабкины думки неудобно, и молча уйти — не по-человечески.

— А теперь-то вы к кому пожаловали? — очнулась старушка. — Ваших-то, — переполошилась, — аль не знаете, теперь нету?!

— Как же не знаем, — сглотнула набежавшие слезы горожанка. — Мы сюда часто из Тюмени приезжаем родным могилам поклониться, поправить их.

— Навестили родителей, значит... Нужное дело.

Бабуля поплотнее запахнула на груди свой повидавший виды халатишко и, словно извиняясь за свой «топеришный» вид, сказала: «Нету-ка у нас сейчас своего магазина — ни промтоварного, ни продуктового. Раз в неделю к нам в Бобровку приезжает лавка, привозит хлеб, сахар, другие необходимые товары. Нам, старикам, теперь не много надо. Кому пенсия позволяет, запасаются впрок...»

— А вам позволяет? — поинтересовался супруг горожанки. Спросил не из праздного любопытства, а из вежливости: нужно же как-то поддержать разговор с человеком, который явно устал от молчания. Лицо бабушки, не то от обиды, не то от кривой усмешки, сморщилось как печеное яблочко:

— Когда отрабатывала трудовые пятилеточки, все мечтала: на старости лет наемся вдоволь. Теперь мне уже за восемьдесят... И все мечтаю.

В разговоре опять повисла неловкая пауза. Да и что тут скажешь? Перемалывать уже известное? Мол, неперспективное село: молодые разлетелись кто куда, а старики... Они же как старые деревья, которые уже не пересаживаются. Поэтому гости поспешили раскланяться. Бабуля уже подняла было руку, чтобы перекрестить их вослед, да вспомнила:

— Там, недалеко от вашей Тюмени, в Борках мой сыночек живет. Вот уже два года как он свои глаза мамке не кажет. Не приезжает... Увидите его, передайте: мама просила приехать к ней. Пусть привезет мне хлеба. Два дня уж как хлебушек-от у меня закончился.

...Каждой матери кажется, что ее ребенка должны знать все. Ну как же?Он самый лучший, самый умный, самый добрый... На всякий случай бабуля назвала фамилию своего сына. С желанием разыскать его заезжие гости Бобровки и обратились к нам в редакцию. Но мы не назовем эту фамилию. По простой причине...