Духовное завещание атеиста

Музыковед Наталья Грузинцева не удержалась от искушения соединить мысли и чувства людей, разделенных временем. Дала слово великому композитору Антону Рубинштейну и его потомку — заслуженному деятелю искусств России и Украины, художественному руководителю оркестра «Камерата Сибири» Антону Шароеву. Посмотрим, что они говорят о создании и постижении оперы «Христос», премьера которой скоро, 28 ноября, состоится в Тюменской филармонии.
Антон Шароев: В опере «Христос» гений Рубинштейна обнаружился во всей полноте. Он чувствовал, что уходит. Это его одиночество, отказ от прежней многообразной деятельности… Вся прежняя жизнь — в прошлом! Он обращается к Богу, и Бог дарует ему возможность создать шедевр, стать великим композитором, о чем он мечтал всю жизнь, так и оставшись непризнанным. Парадоксально, что «Христос» — духовное завещание композитора, который не только никогда не скрывал, что он атеист, но и не-однократно декларировал это.
Антон Рубинштейн: Ошибочно предполагать, что художник должен быть верующим, чтобы правильно и хорошо разработать религиозный сюжет. Это похоже на требование, чтобы художник, разрабатывающий мифологический сюжет, непременно был язычником. Искусство пантеистично, оно в каждой былинке видит божество… Его религия — эстетика, она не требует от художника никакой церковной религии, он же может свои образы сделать святыми. Пусть это послужит ответом тем, кто удивляется, почему я, при моей нерелигиозности, предпочитаю работать над духовными сюжетами.
А.Ш.: Можно только догадываться, что побудило композитора обратиться к евангельской истории. Вероятно, горестный конец жизни, потеря сына, разлад с Русским музыкальным обществом, разрыв с семьей, неудачи с постановками, разочарование в себе как в композиторе, издевки и преследования прессы, «щипавшей» его по национальной линии, — все это подтолкнуло его к прочувствованию мучений безвинно страдавшего Христа. Отрешаясь от реальной жизни, он повторял в письмах как заклинание: «Я больше не хочу жить…»
А.Р.: Полнейшее разочарование — вот конечный результат всей моей художественной деятельности! И я пою вместе с царем Соломоном: «Суета все чаяния и дела человеческие и все суета сует…» Итак, ожидаю с нетерпением конца своего существования.
А.Ш.: «Христос» рождался в атмосфере глубокого разочарования Рубинштейна во всей своей жизни, настигшего композитора вопреки тому колоссальному, невероятному для одного человека прорыву, который он делает, обеспечив для России тем самым европейский, мировой музыкальный уровень, сделав реальностью расцвет ее музыкальной культуры. Но он не случайно писал духовные оперы, не случайно подошел к «Христу». Эта линия творчества выражала какие-то глубинные внутренние потребности.
А.Р.: Всегда так: когда готовится для человечества нечто великое, сущность его словно витает над людьми (не есть ли это в конечном счете Святой Дух?!). Различные атомы этого подхватываются разными людьми и обрабатываются. Один (на этот раз, надо надеяться, им окажусь я) это подхватывает в его целостности, обрабатывает, и — смотрите-ка, оно существует».
А.Ш.: Рубинштейн, будучи одним из величайших музыкантов своего, да и не только своего, времени просто не мог быть духовно оторванным от творчества тех людей, произведения которых он исполнял. Как можно исполнять Мессу, Пассионы Баха, не веря в какие-то высшие проявления духа? Как? Все равно внутри в нем Бог существовал, хотя это был очень противоречивый человек…
А.Р.: Я живу в постоянном противоречии с самим собой. Я — атеист, но убежден, что было бы несчастьем, если бы люди не имели никакой религии, никакой церкви, никакого Бога! Я люблю своего ближнего, как самого себя, но убежден, что люди едва ли заслуживают лучшего, чем неуважение. Это противоречивое в моем существе отравляет мне жизнь…
А.Ш.: Действительно, Рубинштейн — атеист, а его любимый жанр — духовная опера. Язык для него — «самая правильная характеристика нации», его считают русским композитором, а либретто его духовных опер, как и литературные труды, — на немецком языке. А чего стоит эта его горькая реплика на склоне дней: «Для евреев я — христианин, для христиан — еврей, для русских я — немец, для немцев я — русский…»
А.Р.: …Для классиков я — новатор, для новаторов я — ретро-град и т.д. Вывод: ни рыба ни мясо, а жалкая личность.
А.Ш.: Отец его — еврей, мать — немка. Долго жил и учился в Германии. Но это — гражданин мира! Такие люди стоят вне нации и меньшинств. Они достояние всего мира. Если хотите, во всем сказанном проявляется интернационализм Рубинштейна. Это есть и в его творчестве. Но, объединив русскую и западноевропейскую музыкальные культуры, он не смог оторваться от православной традиции. Она просвечивает, она одухотворяет многие страницы оперы «Христос». Знаете, что укрепляло мою веру в то, что «Христос» возродится в России? Вера моего прадеда в неисчерпаемую духовную, интеллектуальную мощь России. И обретение партитуры, и постановку оперы я просто не могу не расценивать как знак свыше — не только признания творческого гения моего великого прадеда, но и подлинного духовного возрождения России.
А.Р.: У России — блестящее будущее, так как русский способен ко всему наилучшему. Пока что еще она «La belle au bois dormant» («Спящая красавица»), усиленная Деспотизмом. Но если принц Свобода пробудит ее своим поцелуем, то она сможет превзойти все остальные государства Европы, в том числе помимо политической силы, своими подлинными преимуществами…