Мы вместе ломали Берлинскую стену

Рената Астрид Шимкорайт, Генеральный консул Германии в Екатеринбурге, родилась в предместьях расколотого надвое Берлина. Правда, ей так и не удалось познать все прелести счастливого советского детства в ГДР. Родители уехали с Ренатой на Запад, в Людвигсхафен, ещё до возведения бетонной стены.

Глазели на ГДР, как в зоопарке...

— Госпожа Шимкорайт, Берлинская стена оставила след в вашей судьбе?
— Благодаря родителям я выросла в ФРГ и отношу себя к так называемым западникам. Впрочем, Берлинскую стену впервые я посетила ещё школьницей, вместе с классом. Вы, вероятнее всего, не знаете, как она выглядела с западной стороны. Здесь стояли смотровые башни, с них мы глазели, как в зоопарке, на ГДР. За бетонной стеной начиналась полоса смерти, забор из колючей проволоки и земляной ров, возвышались сторожевые вышки с автоматчиками. Где-то там скрывалась моя малая родина. Но это был совершенно иной, непонятный мне мир.
— Вы видели падение Берлинской стены?
— Я работала в Иордании, в посольстве Германии. Отлично помню, как заворожённо смотрела новости из Берлина. Ведь раньше  к стене даже приближаться было опасно, сотни восточных немцев погибли при попытке бежать на Запад. А здесь — в ноябре 1989-го — люди взбирались на стену, ломали её. До сих пор не могу забыть эти кадры! Буквально через несколько месяцев, вернувшись в министерство иностранных дел и занимаясь поиском жилья в Берлине, увидела в газете объявление о сдаче квартиры в районе Панков. Я арендовала её, но ещё долго, находясь под впечатлением, никак не могла поверить, что живу в восточном Берлине, в районе, где когда-то во дворце Шёнхаузен находилась резиденция первого президента ГДР Вильгельма Пика. Живу по ту сторону стены. Стены, которой уже не существует.
— Тот раскол между двумя мирами, между Западом и Востоком, не изжит до сих пор? Он сказывается на отношении к России?
— Германия состояла из двух государств, и точки зрения немцев могут быть совершенно разные. Но в целом чувства к России, я считаю, больше позитивные. У наших двух держав многовековая совместная история. Немцы проживали в России и состояли на государевой службе с незапамятных времён. Немецкие имена олицетворяют русскую бюрократическую и военную элиту. А вспомните немецких мореплавателей, военачальников, учёных, инженеров, фабрикантов, поэтов!
— Крузенштерн, Беллинсгаузен, Пестель, Кюхельбекер, Брюллов, Фонвизин...
— Многие русские императрицы были немками, а Екатерина Великая, урождённая София Аугуста Фредерика фон Анхальт-Цербская, правила Российской империей 34 года. При ней для закрепления вновь завоёванных земель — на южной Украине, Кавказе, Волге — немцы основали 106 самоуправляемых колоний, куда из Германии переселились десятки тысяч семей. Русские и немцы эмоционально близки друг другу... После окончания холодной войны меня приятно удивило позитивное восприятие немцами россиян.

Если б не было войны

— Ваш отец воевал с Советским Союзом?
— Да, но был совсем молод, ему едва исполнилось шестнадцать, когда он попал на восточный фронт. Правда, ему повезло: он не был ранен, не был контужен и не был в плену. Сейчас моему отцу более восьмидесяти лет.
— Он что-то рассказывал вам о той войне, о России?
— Это, наверное, особенность того поколения, некий феномен... Люди, побывавшие на той войне, ничего не рассказывают.
— Стараются забыть...
— Возможно. Тем не менее они наверняка думают об этом, и мой отец тоже. Уже здесь, в Екатеринбурге, я встретилась с российским генералом, одним из военных руководителей в Чечне. Я спросила его, сможет ли он когда-нибудь забыть то, что ему пришлось пережить там. И он ответил: стереть это из памяти невозможно, та война всё время остаётся с ним.

Забытое слово «пропаганда»

— Отношение к СССР, России, сформированное с детства, как-то менялось на протяжении жизни?
— Я бы не сказала, что моё представление о России как-то изменилось. Оно значительно расширилось и обогатилось. Когда я была ребенком, у меня были совершенно поверхностные представления о вашей стране.
— Но русских не боялись?
— Я не знала русских людей до тех пор, пока не выросла. Ведь я жила на Западе.
— А как же антикоммунистическая пропаганда? Разве в ФРГ вас не пугали советской угрозой? По крайней мере, нам постоянно напоминали об ужасах «гниющего капитализма».
— В Западной Германии после окончания войны не существует государственной прессы, а любая пропаганда обязательно подразумевает источник. Конечно, у нас были журналисты, которых мы называем ультраправыми. Но здравомыслящие немцы просто не читали этих газет. Позднее, бывая в ГДР, я видела по телевидению какие-то пропагандистские вещи. Если бы такое показывали в ФРГ, то, скорее всего, там выключили бы телевизор. Тогда у нас действовали очень сильные левые движения, преимущественно среди молодёжи, которая весьма позитивно оценивала Советский Союз и всё с ним связанное.

Физики и лирики

— Родители как-то направляли вас, что-то советовали?
— Совершенно нет. Хотя я делилась с ними своими идеями. В частности, хотела изучать медицину... Моя мама работала секретарём по иностранным языкам, а отец — инженером.
— Он работал в «BASF», чья штаб-квартира находится в Людвигсхафене?
— В России часто прослеживают подобные взаимосвязи. Людвигсхафен действительно из разряда тех городов, которые в России носят приставку «моно». Но в целом долина Рейна — очень промышленная область... Не так давно я была на Ямале, где «BASF» совместно с «Газпромом» осваивает Южно-Русское месторождение. И там, на Полярном круге, стоял столб с указателями, на одном из которых среди прочих я увидела родное название «Людвигсхафен» и расстояние до него в километрах.
— Почему же вы отказались от медицины?
— Я интересовалась многими дисциплинами. В университете Фрайбурга серьезно изучала математику и физику.
— Что изменило ваш выбор?
— Его величество случай. Как-то мы разговаривали с сокурсниками, один из них накануне был в кино. Я попыталась узнать, понравился ли ему фильм, а он заявил, что ничего не видел, поскольку весь вечер ломал голову над сложной задачей. Тогда-то и сказала себе: нет, со мной такого не произойдет. И поменяла изучаемые дисциплины на политологию, экономику, историю, ислам, уже тогда решив поехать на работу в арабские страны. В своей кандидатской диссертации я описывала финансовую, экономическую и политическую ситуацию в Иране XVII и XVIII веков. А через неделю после защиты уехала в Бейрут и два года работала научным референтом в одном из институтов.

Дипломатами не рождаются

— В Ливане шла война. Я познакомилась со множеством журналистов, а потом и сама рискнула попробовать себя в качестве свободной журналистки. Писала для различных немецких изданий. Главной темой моих репортажей были две войны — в Ливане и Ирака с Ираном, а также незатухающий арабо-израильский конфликт в Палестине, ситуация в Иордании и Сирии. Тогда в Бейруте было очень много разрушительных взрывов, например в американском посольстве. Практически ежедневно взрывались автомобили, гибли люди. Один из обстрелов длился около 20 часов, и в мою квартиру попал снаряд. Когда я вышла на улицу — везде среди развалин лежали погибшие. Cпустя пару лет я отчётливо ощутила, что не хочу всю оставшуюся жизнь заниматься написанием статей про военные действия на Ближнем Востоке, про кровь и смерть. Как показывает наше настоящее, я оказалась права.
— Не пытались перейти на более спокойную работу в «Zeit» или «Welt»?
— Можно много говорить, почему так не сделала. Я долго думала над тем, чем бы хотела заняться. В результате поступила в дипломатическую школу при министерстве иностранных дел, а в 1988-м отправилась референтом по политике и прессе посольства Германии в Иордании.
— Не жалеете о столь кардинальной смене профессии?
— Не жалею. До Екатеринбурга я работала не только в МИДе в Берлине, но и в Китае, Сенегале, Люксембурге, Турции. Мне нравится профессия дипломата, она очень интересная. Хотя и в ней встречаются элементы, приводящие порой к прострации.

Медведи на улицах

— Вы бывали в России до назначения генеральным консулом?
— Лишь однажды я была в служебной командировке в Калининграде. Кстати, в Кёнигсберге родился и до войны жил мой отец. Хотя, как говорят многие россияне, Калининград — ещё не Россия. Так же, как и Москва — ещё не Россия.
— Представляли, куда отправляетесь? Вас не пугали Урал и Сибирь?
— Да, я слышала шутки о медведях на ваших улицах... Я с интересом и напряжением ждала встречи с краем, где до этого никогда не была. Скажу сразу, в своем выборе не разочаровалась, поскольку за эти полтора года очень много увидела и познакомилась с большим количеством людей, от которых сама чему-то научилась.
— У вас был выбор?
— Выбор был. В любом случае я хотела на Восток, и на конкурсе по занятию вакантных должностей внесла в список Калининград, Баку и Екатеринбург. Все эти регионы базируются на сильной экономике.
— Раньше в Сибирь ссылали на каторгу. Мифы о суровом крае не мешают установлению контактов между двумя нашими народами?
— Мешает, скорее, недостаток информации. Конечно, в Германии знают, что Урал и Сибирь — экономически сильные регионы. Но более детальной информации, о том, например, как здесь устроено делопроизводство, как функционируют бизнес-процессы, зачастую нет. Немецкие бизнесмены ощущают неуверенность, поскольку им не известен ваш менталитет, они не знают, на что рассчитывать.

Поменять сознание

— Дмитрий Медведев не так давно заявил, что СССР не выдержал конкуренции с постиндустриальными странами, потому и распался. Наша страна по развитию едва ли не на поколение отстаёт от Запада. Германия готова поделиться с Россией богатым опытом модернизации?
— Модернизация далеко не всегда означает только закупку новых машин и оборудования, применение новых технологий. Она подразумевает много других элементов, прежде всего это большой процесс реструктуризации всего общества. На примере ГДР мы узнали, что модернизация невозможна без изменения сознания.
— Но вы уже два десятка лет подтягиваете восточные земли до западного уровня...
— Мы совершили множество ошибок на этом пути. Западная часть Германии изначально оказалась не подготовленной к процессу воссоединения и тем экономическим процессам, которые оно за собой потянет. Мы потратили очень много денег, зачастую так и не достигнув тех целей, к которым стремились. Наш опыт заключается в том, что не все траты оправданны, далеко не все отрасли можно спасти, и деньги, которые вливаются в эти проекты, могут быть просто потеряны. Один из таких типичных примеров — текстильная промышленность или сильно устаревшее машиностроение на востоке Германии.
— Неужели на Востоке всё так плохо?
— Можно, конечно, привести несколько успешных примеров. Сталелитейный завод в Айзенхюттенштадте стал частью «Arcelor Mittal». В Дрездене, который всегда славился развитием микроэлектроники, возникла группа предприятий. Она ежегодно производит более миллиарда микрочипов, микропроцессоры AMD, различные сенсорные датчики. В Цвиккау, где во времена ГДР выпускали пластмассовый «Трабант», заново отстроен целый промышленный комплекс «Volkswagen». Второе дыхание получил и хорошо известный оптический комбинат «Carl Zeiss» в Йене...
Все эти проекты потребовали массового увольнения сотрудников и больших финансовых вложений. Причем надо понимать: расходы взяли на себя частные компании, а не государство. Развитие поддерживалось малыми и средними предприятиями, самой предпринимательской мыслью. Конечно, были и стимулы, и налоговые льготы. Что обнадёживает в Восточной Германии спустя столько лет, через два поколения, так это появление новых отраслей экономики — фармацевтики, информационных, медицинских, ионно-лучевых, плазменных и биотехнологий, а также технологии по использованию возобновляемых источников энергии.
— И все-таки вы можете что-то посоветовать российским бизнесменам, которые надеются найти партнера в Германии?
— Готового решения не существует. В каждом конкретном случае необходимо искать свой путь. Для начала стоит не столько концентрироваться на инвестициях, сколько создать атмосферу взаимного доверия. Это справедливо как для российской, так и для немецкой стороны. Генеральное консульство помогает в поиске партнеров, мы предоставляем необходимую информацию. Впрочем, многие немецкие компании уже зарекомендовали себя на российском рынке и в особом представлении не нуждаются. Я уже упоминала «BASF», сотрудничающий с «Газпромом». В Тюмени работает несколько предприятий с участием немецкого капитала. «Bentec» успешно реализует проект по производству буровых установок для нефтедобычи в суровых климатических условиях. «Linde-KCA-Dresden» участвует в проектировании и поставке оборудования для комбината по производству 500 тысяч тонн полипропилена в Тобольске.
У нас немало перспективных сфер для сотрудничества: в образовании, культуре, спорте, развитии туризма и компьютерных технологий, выставочно-ярмарочном бизнесе, переработке сельхозпродукции, создании транспортной инфраструктуры. У нас большое совместное будущее. Это подтверждают и хорошие отношения на высшем уровне. Тот факт, что премьер-министр Владимир Путин прекрасно владеет немецким языком, даже вне зависимости от того, что он долгое время работал в Германии, само по себе показывает наличие живого интереса к сотрудничеству с нашей страной.

35 тысяч виз ежегодно выдаёт Генеральное консульство Германии в Екатеринбурге.

Доктор Рената Астрид Шимкорайт,
Генеральный консул Федеративной Республики Германия в Екатеринбурге. Родилась в Бранденбурге. Окончила университет Альберта-Людвига во Фрайбурге, основанный более 550 лет назад эрцгерцогом Альбрехтом VI Австрийским, и дипломатическую школу министерства иностранных дел Германии в Бонне. Работала в посольствах Германии в Аммане, Пекине, Дакаре, Люксембурге и Анкаре, а также в МИДе Германии в Берлине. Помимо немецкого владеет английским, французским, турецким и арабским языками, учит русский.