Дирижёр со смычком

Перед концертом тюменские журналисты получили возможность задать Амойялу несколько вопросов.

— Пьер, говорят, у вас русские корни. Так ли это? И кто из ваших предков был выходцем из России?

— Мой дедушка родился в Одессе, он был сиротой, воспитывался в детском доме. Однажды на концерте он познакомился с мальчиком, которого звали Яша Хейфиц. Этот мальчик впоследствии стал моим учителем.

— Расскажите о том времени, когда вы учились у него. Каким Хейфиц был учителем
и каким вы были учеником?

— Я считаю Яшу Хейфица одним из самых выдающихся скрипачей и педагогов. Это яркий и сильный музыкант. Думаю, со временем его имя будет звучать на равных с Паганини и Винявским. По своей значимости Хейфиц — такая же величина. Как педагог он был исключительно требовательным ко мне. И, конечно же, я старался научиться у него всему самому лучшему. Учитель говорил моей маме, что не бывает хороших преподавателей, есть хорошие ученики. Тут я с ним поспорю. Я уверен, что даже самый великолепный преподаватель не сможет сделать блестящего музыканта из ученика, который не хочет работать. И, наоборот, бесталанный педагог не сумеет добиться стоящего результата даже от блестящего ученика. Что касается наших взаимоотношений с Хейфицем… Признаться, я испытывал некое родство наших душ. Яша с 18 лет жил в Калифорнии, однако всю жизнь общался с русскими людьми, «варился» в русской среде. И я рядом с ним чувствовал себя так, словно находился в своей семье.

— Вы являетесь хозяином одного из лучших творений мастера Страдивари — скрипки «Коханьский», которая была изготовлена в 1717 году. Интересно, что чувствует музыкант, когда держит в руках такой шедевр?

— Музыкант переживает все вибрации, которые производит скрипка. Инструмент, на котором играю я, много лет провел в Санкт-Петербурге, раньше он принадлежал царю Николаю II. Скрипка была знакома с такими людьми, как Стравинский, Прокофьев. Не сомневаюсь, что она помнит о них. Я всякий раз, когда играю на ней, думаю о многом.

— Однажды у вас похитили эту скрипку. Вы верили, что она к вам вернется?

— То чувство, которое охватило меня, когда я лишился своего инструмента, можно сравнить разве что с состоянием родителя, потерявшего ребенка. Скрипку искали несколько лет. Но я был уверен, что снова встречусь с ней.

— Пьер, расскажите о своем оркестре. Какие музыканты играют с вами?

— Я пригласил в оркестр молодых музыкантов из разных стран. Со мной играют русские, немцы, японцы, французы, турки. Все они получили престижное музыкальное образование, но… пока еще не принадлежат профессиональному миру. Я позвал их в коллектив в самый расцвет их творческого потенциала, когда они были готовы раскрыть все свои возможности. И у меня такое ощущение, что именно поэтому наши музыканты так нравятся зрителям. Они действительно очень талантливы.

— Состав оркестра интернационален. Скажите: накладывают ли национальные особенности музыкантов отпечаток на общую работу?

— Особенность оркестра заключается в том, что я могу посадить рядом египтянина и израильтянина — и они замечательно будут играть вместе. Для музыки не существует границ.

— Ваш коллектив играет без дирижера, поскольку сам дирижер — солист. Это усложняет совместное творчество?

— Конечно, играть в оркестре без дирижера — своего рода вызов. И это довольно сложно. В такой ситуации музыканты стараются больше прислушиваться друг к другу и как можно лучше играть. Оркестру, в котором дирижер сам держит в руках смычок, требуется много репетиций. У «Виртуозов Швейцарии» немного опыта. Они до сих пор учатся общаться, играть вместе. И всякий раз они открывают в себе что-то новое, достигают очередных высот. Создав оркестр, я понял, что мне очень интересно не только быть солистом, но и работать с молодыми людьми. Преподавательская деятельность для меня тоже любимое занятие. Сейчас я объединил два своих пристрастия — игру на скрипке и педагогику.

— Где еще в Сибири вам довелось выступать?

— В Омске. Я был очень удивлен местным климатом. И стал лучше понимать, почему от русской музыки на душе становится тепло.