Олег Климов: «Время — лучший судья»

На разговор с Климовым — не больше часа, каждая минута на счету. Именитый гость спешил на семинар к тюменским фотографам. Разбор снимков, рассуждения о сути репортажной фотографии затягивались обычно до самого вечера. «Время и силы потрачены не зря, если хотя бы один из них всерьез будет заниматься репортажной фотографией, — уверен собеседник. — Есть фотографы, которые открылись именно благодаря таким семинарам. Но… их единицы».

— На свои семинары приглашаете только профессиональных фотографов?

— Необязательно. Когда в прошлом году в Тюмени проводил занятия, мне показалось, что у профессиональных фотографов есть шоры, внутренние ограничения. Газетчики знают, какие снимки требуются в местный «Гудок», — такие фотографии и делают. У любителей таких ограничений нет. Они снимают то, что хочется. Другое дело, как снимают…

— Чему учите на своих занятиях?

— Учу чувствовать… Фотографии научить невозможно.

— Стоит ли растрачиваться ради призрачной надежды, что кто-то откроет себя в фотографии?

— Стоит. Если люди хотят встретиться и поговорить о фотографии — уже хорошо. Кроме того, мне интересно общаться с молодыми людьми. У них — масса идей. Это дает силы к творчеству. Многие задумки удалось осуществить именно с молодежью. В свое время попытался сделать несколько проектов со своими друзьями, ровесниками. Меня сразу спросили о сумме гонорара. Люди хотят получать зарплату. Но… документальная фотография доходов не приносит. Тогда я начал общаться со студентами. Им нужны не только деньги… Каждый тщеславный человек хочет немножко славы и немножко денег. Фотографы, как правило, все такие…

— Олег, поделитесь впечатлениями о конкурсе. Сложно было определять победителей?

— Нет. К сожалению, хороших снимков было немного. Нужно сделать конкурс более открытым. Больше участников — ценнее победа. Фотографы, как творческие люди вообще, не должны вариться в собственном соку. Среди номинаций нынешнего конкурса — «Репортаж», «Репортаж-Тюмень», районный репортаж, независимая тема «Победители». Самая непрофессиональная категория — районный репортаж. У областного уровень повыше… Это логично.

— Каковы критерии оценки снимков?

— Когда оценивались фотографии, учитывалась актуальность темы. Многие районные газеты представили снимки местных начальников. Эти фотографии — чистая пропаганда. Они существуют ровно один день, когда номер выходит в печать. Потом умирают. Конкурс предполагает более высокий уровень. Художественный, документальный, если хотите. Тему более глобальную: человек и его жизнь. Со временем становится понятно, что жизнь простого человека важнее, чем гениальные деяния местных начальников. Время все расставит по своим местам. Как показывает опыт, оно — самое лучшее жюри…

— Вы оценивали сами работы, невзирая на личности конкурсантов?

— Когда я набирал студентов в школу имени Родченко, пытался оценить не только фотографии, но и людей. С точки зрения перспективы. Для меня и в конкурсе было важно знать, кто сделал снимок. Фотография может быть случайной. Сегодня почти у каждого есть камера, хотя бы в мобильном телефоне. Если вы профессиональный фотограф, можете ездить на войну, снимать ее в течение длительного времени, рискуя своей жизнью, благополучием своей семьи. Вдруг в какой-то момент видите фотографию, сделанную мобильным телефоном. Случайно. И она в сто раз лучше ваших снимков, на которые затрачено огромное количество энергии, денег. А человек снял — и не понял… Для меня важно было, чтобы в конкурсе не было случайных побед.

— На нынешнем конкурсе один из победителей — непрофессиональный фотограф Светлана Еремина…

— До конкурса я не знал ее лично, видел только снимки. Познакомился с автором уже на семинаре. Думаю, не ошибся в оценке.

— Вы — астрофизик по образованию. Почему взялись за фотоаппарат?

— Это связано с событиями, которые происходили в конце 80-х в нашей стране. Считаю себя ребенком перестройки. У меня никогда не было каких-то политических амбиций, журналистских — тем более. Я учился в Казанском университете на физфаке. Тогда все говорили о свободе, демократии. Эти понятия, очень далекие от физики, но близкие сердцу, были понятны каждому. В стране происходили важные перемены — и я не мог не участвовать в этом. Как-то познакомился с казанскими фотографами-нонконформистами, членами группы «Тасма». В нее входили Ляля Кузнецова, Владимир Семин… Они снимали настоящую, а не показушную жизнь, как было принято в Советском Союзе. Мне показалось это безумно интересным. Такая фотография была близка тем самым понятиям «свобода», «демократия».

— Тогда многое изменилось…

— Конец 80-х — начало 90-х — самое честное время в нашей стране, хорошее для работы. Хотя… не лучшее для жизни. Тогда журналистика стала свободной, нецентрализованной. Вертикаль информационной власти была сломана. Я работал в городской газете, снимал федеральные новости. Как-то в Москве на Съезде народных депутатов познакомился с Александром Ефремовым.

— По специальности удалось поработать?

— Нет. Работал инженером в планетарии, когда учился. Бывал в астрологической экспедиции. У меня был свой небольшой телескоп 40 см, который я возил на Кавказ…

— Были подающим надежды студентом?

— Можно и так сказать (смеется). Я вообще увлеченный человек. Сначала интересовался своим предметом, потом увлечения перешли на фотографию — и, думаю, разочаровал своих преподавателей.

— Затянула политика?

— Скорее, желание рассказывать людям правду. Именно тогда я стал общественным человеком, газетчиком. До сих пор им остаюсь: 20 лет работаю в газете. Начинал печататься в прогрессивной по тем временам «Вечерней Казани» как стрингер (свободный журналист), freelance-фотограф. Сотрудничал с France Presse, Sygma, The Times, The Gardian, The Washington Post… С 1991 года работаю в голландской газете NRC-Handelsblad. Точнее, там зарабатываю.

— Вы сотрудничаете с разными изданиями. У каждого редактора — свои требования к фотографии. Удается отстаивать свою авторскую позицию?

— Не знаю, к сожалению или к счастью, работал только в тех газетах, которые мне нравились. В этом смысле я счастливый человек. Из «Вечерней Казани» ушел, когда умер главный редактор. С новым руководством не сработались… С российскими изданиями сотрудничал всего раза два.

— В чем причина?

— Непонимание с главным редактором. Сейчас к нашему брату в редакции относятся как к уборщице, в лучшем случае как к человеку, разносящему кофе. Думаю, это связано с развитием технологий. Техника стала лучше, делать фотографии — проще. Технология — это хорошо, с одной стороны. Но с другой — она «убивает» фотографию…

— С какой техникой предпочитаете работать?

— Нашел для себя компромисс. Снимаю и на пленку, и на «цифру». Как правило, для газеты работаю с цифровой камерой. Если есть возможность развивать тему, снимаю на пленку.

— Что такое, по-вашему, фотография: искусство, ремесло?..

— Не думаю, что она может называться искусством. Фотография скорее относится к науке. Это метод познания мира. Фотография — отпечаток, что висит на стене, радует вас или огорчает. То, что вы видите на экране монитора, — имидж. А документальная фотография… На самом деле это разоблачение общества и человека. Но она никому не нужна, ни в Тюмени, ни в Москве, потому как не нравится обществу, власти тем более. Однако напоминать о том, что нужно жить лучше, война — это страшно, необходимо, иначе общество не будет развиваться. Кто должен об этом говорить? Документальные фотографы, фотожурналисты — больше некому… Для них важен не только гонорар, но и возможность высказать свое мнение. Сейчас многие фоторепортеры не могут работать в масс-медиа, уходят из журналистики. Газеты превращают фотографов в «кнопконажимателей», фиксаторов.

— Есть ли выход из данной ситуации?

—Я считаю, документальная фотография должна существовать неофициально, как это было с конца 80-х годов. Газета «Правда» публиковала снимки рабочих и колхозников. Нонконформисты снимали психиатрические больницы, тюрьмы… — реальную жизнь. Человек должен видеть и другую сторону. Если власть не принимает документалистику, она должна существовать неофициально. Как вариант — один из наших последних проектов: www.Liberty.SU. Это попытка найти новые способы демонстрации фотографии. Он был задуман лет пять назад, но существует меньше года. В рамках проекта планируется снять несколько фильмов об известных российских фотографах, об их мировоззрении, творчестве… Мы смогли выпустить один диск, объединивший три фильма: «Валерий Щеколдин: Зеркало времени», «Ляля Кузнецова: Мои дороги», «Георгий Колосов: Монорелигия и монокль».

— У вас есть несколько серий военных фотографий. Что заставляло рисковать, ехать в горячие точки?

— Существует мнение, что военная фотография — это деньги. Нет! У меня был один и тот же гонорар за съемки в Кремле, на коврах, и в Чечне, во время бомбардировки. Для меня лично это было понимание какого-то момента времени. Мне казалось важным быть там, где творится история. Во время первого путча приехал в Москву из другого города. Во время второго — прилетел из Голландии. Оттуда же командировался в горячие точки. Мой фоторедактор говорил: «Олег, снимай, что хочешь. Нам важно твое мнение». Им было действительно интересно, что делает «этот сумасшедший русский»… С 1999-го не мог больше ездить на войну. Психологически. Война — безумное разрушение самого себя.

— «Жизнь на Волге» — тоже один из ваших интересных проектов. Как он появился, планируете ли его продолжение?

— Когда я не смог снимать войну, начал искать что-то позитивное. Нашел совершенно случайно. Получил заказ от журнала. Волгу снимал целое лето — и продолжаю до сих пор… В 2004-м вышла моя книга «Наследие империи» о 90-х годах. Она издавалась в Голландии, Бельгии, Франции. «Наследие…» заканчивалось на Волге. Продолжение (книга уже готова к печати) будет называться «По реке на море».

— Никогда не возникало желания остаться за границей?

— У меня была такая возможность. Но за границей не остался принципиально. Не смогу там жить! Смысл жизни для меня — работа. А там работать неинтересно. Бюргеров снимать? Это скучно…

В 1990 году фотограф Олег Климов получил Всесоюзный приз «Король репортажа».