Мир, в котором всего в избытке

Видимо, такая вот хроническая болезнь и привела меня после шестилетних раздумий «куда пойти учиться?» в Тюменский пединститут на биолого-географический факультет. Узнал, что студенты этого факультета во время летней практики по всей стране разъезжают.

Я не прогадал. После первого курса в качестве лаборанта провёл лето в ихтиологической экспедиции на Гыданском полуострове, после второго — рабочим в геологической партии на юге Якутии. На третьем курсе вёл переговоры с экспедицией, которая летом должна была работать на Полярном Урале, но пока, во время сессии, ампутировал все хвосты, геологи ушли далеко в горы. Догнать их не было никакой возможности, оставалось придумать что-нибудь своё. Вот тогда-то и привлёк моё внимание на карте небольшой район на юге нашей области, весь забрызганный чернильными кляксами, обозначающими озёра. Это был Армизонский район. Озёрный край не ограничивался административными границами района, он распространялся и на Бердюжье, и на Частоозёрье Курганской области. Я условно назвал этот край Армизоньем.

А дальше по Тургайской ложбине озёра тянулись прямёхонько к Аральскому морю. Это уже в Казахстане и Средней Азии. Арал тогда ещё был настоящим морем, а не полувысохшей лужей, как сейчас. Там зимовала масса водоплавающей птицы, которая совершала весенние и осенние перелёты по этому будто специально проложенному природой пути. Для одних птиц Армизонье было конечным пунктом перелёта. Другие пернатые после короткого отдыха улетали дальше на Север, к местам своих гнездовий, так что весной и в начале лета здесь можно было встретить и типичных северян, таких как белолобый гусь или краснозобая казарка, и южан. В областном краеведческом музее стоят чучела кудрявого пеликана, белой цапли и даже фламинго, добытых в Армизонском районе, хотя на зоогеографических картах ареал обитания этих птиц находился гораздо южнее, где-то в районе Балхаша и Аральского моря. Видимо, вирус «туристицит» не даёт покоя и пернатым.

Озёра здесь неглубокие, хорошо прогреваемые, а значит, продуктивные. Пищи для водоплавающих птиц хватает, да вдобавок большинство водоёмов заросло камышами, рогозом и тростником. Растения каждый год отмирают, а весной вырастают новые. Отмершие стебли, наслаиваясь, образуют плавучие острова. Их называют лабзами. Лабзы не выдерживают веса человека, а также волка и даже лисы. На них и устраивают свои гнёзда птицы, здесь безопаснее.

У поэтессы Новеллы Матвеевой есть о природе такие строки:

«Мир, в котором всего в избытке и всегда чего-то нет».

Эта недосказанная тайна природы, которую ты не нашёл здесь, но она где-то рядом и непременно откроется что-то новое, если ты пройдёшь или проплывёшь чуть дальше, и заставляла меня целыми днями плавать на лодке среди тростников и плавучих островов. Небольшие зеркальца чистой воды были соединены между собой узкими проходами, где лодка буквально продиралась сквозь заросли тростников. Тишина стояла вокруг, вся живность затаилась, испугавшись такого внезапного внедрения в их царство. Но стоило мне остановить лодку в тростниках, возле зеркальца чистой воды, и самому затаиться, как любопытство обитателей этого обособленного мирка брало своё. Ондатры вначале лёгкими ударами обследовали дно моей лодки, а после из воды показывались мордочки зверьков, глядевших на меня удивлёнными глазами. Близорукие камышевки буквально пялились в объектив фотоаппарата. Осторожная утка, нежно покрякивая, провела свой выводок в тени тростников.

Как-то мне посчастливилось увидеть погоныша. Его все слышали, но мало кто видел. Это та самая птичка, которая рано утром и по ночам коротко посвистывает, как будто пастух гонит стадо коров, отсюда и название — погоныш. А я как-то стал свидетелем того, как погоныш вёл за собой выводок птенцов. Он осторожно выбирал лежащие на воде стебли тростников или листочки кувшинок, шагал по ним, рискуя провалиться, а за ним так же осторожно вышагивали птенчики — грецкие орешки — на тонких ножках-спичках. Вот только дроздовидные камышевки были нежеланными гостями. Они, завидев меня, поднимали такой крик, что всё местное население сразу же затаивалось. Эти камышевки исполняют роль сороки в наших лесах, извещая всех об опасности.

Однажды я выплыл к гнезду лысухи. Эта водяная курочка не только устраивает гнездо на лабзах, но ещё и выстилает к воде дорожку из веток, как мостовую. Мне удалось сфотографировать карикатурно-забавных птенцов цапли. И даже побывать в колонии пеликанов. В гнезде я насчитал шесть птенцов. Для пеликаньих кладок это предел. Значит, живут они здесь, вдали от своих сородичей, безбедно.