Нужно ли негра учить оленеводству?

Мы давать советы вице-спикеру Думы ХМАО и председателю Ассамблеи представителей коренных малочисленных народов Севера не решились. Предложили поговорить о государственной политике в области сохранения и развития языков и культуры югорских аборигенов, точнее, о роли ассамблеи в этом процессе.

— Еремей Данилович, представляется ли вам эта роль значительной?

— Судите сами. В будущем году ассамблее исполнится 15 лет. За эти годы мы приняли 13 специальных законов и около 60 отдельных норм и статей. На мой взгляд, создали серьезную правовую базу, которая позволяет решать многие проблемы коренных северян. Ни в одном субъекте Российской Федерации нет такого количества законов, касающихся жизни аборигенов! Наша ассамблея вообще уникальный институт представительства интересов народов Севера. Нигде больше в стране такого нет! Мы разрабатываем законы, принимаем их на Думе. Другое дело — как они реализуются. Скажу прямо: не так быстро и эффективно, как хотелось бы. Но это, увы, общероссийская проблема. Тем не менее мы всегда можем спросить с исполнительных органов власти: почему вы не занимаетесь тем или иным вопросом, на который есть специальный закон? Так что роль ассамблеи в формировании окружной политики мне видится весьма значительной.

— Вы как-то обмолвились, что всегда найдется человек, который скажет: «Что толку от ваших законов?» Но вам-то наверняка известны примеры их действенности. Давайте обратимся к фактам…

— Вы натолкнули меня на мысль: надо сделать запрос в правительство о реализации того или иного закона. У нас, к сожалению, полной информации нет. Но есть результаты, которые на виду. Мы гордимся тем, что в округе издаются две газеты на языке ханты и манси — «Ханты Ясанг» и «Луима Сэрипос». Телекомпания «Югра» три раза в неделю готовит передачи на национальных языках. Такая же работа ведется на радио. В местах компактного проживания коренных жителей Севера действует порядка 30 национальных школ. Правда, теперь, по инициативе федеральной власти, их лишили этого статуса, и преподавание родных языков стало факультативным… В докризисное время в округе ежегодно проводились курсы родных языков. Я сам лично вел занятия в родном стойбище в Нижневартовском районе. В воскресной школе депутата Татьяны Гоголевой преподавали мансийский. Я верю, что Закон о языках коренных малочисленных народов Севера, который мы приняли в 2001 году, не даст умереть нашим родным диалектам. Они ведь, честно говоря, до сих пор плохо исследованы. У нас есть Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок. Там занимаются всеми вопросами, касающимися коренных малочисленных народов Севера: культурой, экономикой, юридическими проблемами, языком, фольклором. А я думаю, что необходимо создать отдельные институты: «языка и истории», «традиционной экономики и оленеводства», «земельных отношений и права».

— А не слишком ли много институтов будет?

— В Карелии, Марий-Эл и Удмуртии есть республиканские институты языка, литературы и истории. А у коренных народов Севера история — до сих пор белое пятно. Только с советского периода более-менее изучена.

— Во втором созыве окружной Думы, когда была создана ассамблея, рассматривались преимущественно земельные вопросы аборигенов. В третьем созыве на первый план вышли проблемы, связанные с языками, фольклором, святилищами. Именно в это время вы возглавили ассамблею…

— До третьего созыва у нас не было ни одного специального закона. Только две программы, утвержденные правительством: трудозанятости и обеспечения жильем коренных жителей Югры. Конечно, в первую очередь решались наиболее актуальные вопросы. На тот момент главными были проблемы землепользования. Речь шла о наделении правом на землю, где можно заниматься традиционными видами деятельности, пользоваться природными ресурсами. В округе существовало положение о родовых угодьях, принятое еще окружным Советом народных депутатов в 1991 году. Мы же разработали закон, который по типу федерального стал называться «О территориях традиционного природопользования».

— Сначала вы, образно говоря, дали землю, потом взялись возрождать традиционную культуру. Наверное, размышляли так: будут ли нужны родовые угодья тем, кто оторвался от своих корней?

— Примерно так… Если я не помню своего языка и традиций предков, меня надо отнести к тому народу, на чьем наречии я разговариваю и чью культуру знаю. Как можно назвать человека, не владеющего родным языком, представителем народа? Сегодня тех, кто сохранил язык и при этом ведет традиционный образ жизни, осталось немного. По данным переписи 1979 года, языком владели около 60 процентов ханты и около 30 процентов манси. А в 2002-м — уже примерно 30 процентов ханты и 19 процентов манси. Видите, какая тревожная тенденция? Конечно, эту ситуацию нужно исправлять. Ну как человек без родного языка, не зная обычаев, будет заниматься традиционной экономикой? Так и негра можно научить оленеводству.

— Главное, потеплее его одеть…

— Да! Но хантом, даже в малице, он не станет… Например, в Швеции закон запрещает шведам заниматься оленеводством. Они не должны составлять конкуренцию коренным жителям — саамам. Их осталось всего около 50 тысяч человек на четыре страны, включая Мурманскую область России. Кстати, наши саамы уже стонут. У них там молдаване записываются в оленеводы.

— В Законе «О языках…» говорится о возможности использования языков коренных малочисленных народов в официальном делопроизводстве. А есть ли в этом необходимость?

— Есть. Например, жители стойбищ в некоторых районах округа не говорят по-русски. Естественно, они и официальную бумагу, составленную на русском языке, не смогут прочесть. Да и в целом для сохранения своей культуры необходимо иметь какие-то документы на родных языках. Например, Конституцию еще в советские времена переводили на хантыйский и мансийский.

— Ассамблея в своей работе учитывает зарубежный законодательный опыт?

— Существует немало нормативных актов ООН, ЮНЕСКО, Европейского Союза об особом статусе коренных народов. Эти документы являются международным стандартом. На них мы и должны ориентироваться в правовых вопросах. Между тем и нашу работу за рубежом признают интересной. Несколько лет назад в наш округ приезжал комиссар Совета Европы по правам человека Альваро Хиль Роблес. Познакомившись с местным колоритом, он подготовил доклад о своей командировке, в котором рассказал о деятельности ассамблеи как положительном опыте учета прав и интересов коренных народов Севера. А в конце 2009 года в Ханты-Мансийске во главе делегации ООН побывал господин Стивен Джеймс Анайя. Его поразило то, что в Югре разработано несколько десятков различных законов, касающихся жизнедеятельности аборигенов, и эти документы защищают интересы коренных северян так, что за 40 лет освоения нефтегазовых богатств в округе не произошло ни одного серьезного конфликта. Иными словами, для зарубежных специалистов мы представляем большой интерес. Они часто обращаются к нам по различным вопросам.

— Какие еще стороны жизни аборигенов нуждаются в поддержке ассамблеи? И о чем душа болит у Еремея Айпина, сына своего народа?

— В этом году на заседании окружной Думы был принят Закон «О факториях в Ханты-Мансийском автономном округе — Югре». Весь прошлый год мы работали над ним. Проект проходил очень трудно. У правительства возникало много вопросов. Например, мы предлагали создавать акционерные компании с участием государственного и муниципального капитала. Нас не поддержали. У муниципалитетов нет денег, а государственная власть отстраняется от участия в экономике. Поэтому остановились на коммерческих организациях. Но кое-какие условия и правила госпомощи в законе все равно прописали. Без этого сельскому хозяйству не выжить. Закон направлен на создание сети факторий, которые занимались бы традиционной экономикой: заготовкой и переработкой рыбы, пушнины, дикоросов. Такие фактории уже есть на Ямале и в Якутии. У нас в округе всеми этими видами деятельности раньше занимались колхозы, совхозы, коопзверопромхозы. С развалом СССР дело встало. В сельские районы пришла безработица.

Сейчас у нас в работе проект закона «О подготовке национальных кадров». В советское время национальными поселениями руководили, как правило, представители коренных народов, которые хорошо знали специфику северных промыслов, местные традиции. Потом эти кадры растерялись. Образование стало платным. Бюджетные места — по конкурсу. Но кто пройдет этот конкурс: житель стойбища или городской? Условия неравные. А нам нужны специалисты, которые в муниципальных органах власти смогут представлять интересы коренных северян.

Еще один законопроект «О государственной поддержке коренных малочисленных народов Севера» мы представили в окружную Думу. Давно пытались довести его до ума. Создать своего рода конституцию коренных народов округа. Суть закона — в определении статуса коренных жителей округа в сфере образования, культуры, управления, традиционной экономики.

Есть и еще один вопрос на повестке дня. В феврале 2009 года в России была принята федеральная концепция устойчивого развития коренных малочисленных народов Севера. Мы, в свою очередь, на местном уровне должны подготовить аналогичный документ, но касающийся уже конкретно коренных народов Югры. Своя концепция нам нужна. В ней мы сможем конкретизировать проблемы, характерные для нашей территории.

Вы спрашиваете, о чем болит душа? По правде говоря, о многом. Например, меня волнует вопрос, почему в округе при исполнительных органах власти до сих пор нет советов представителей коренных народов Севера? Между тем в федеральном законе прописана соответствующая норма. Ведь чтобы эффективно решать проблемы коренных северян, нужны мудрые головы, с которыми власть может посоветоваться. Мы обязаны исходить из интересов конкретных людей, живущих на той или иной территории. Однако пока что я вижу: интересы народа учитываются плохо. Надеюсь, у нового правительства и подходы к нуждам малочисленных народов Югры будут новые. Нельзя забывать о том, что с проблемами рано или поздно приходится сталкиваться лицом к лицу…

— По-прежнему у вас забот полон рот. Похоже, литературе придется все-таки подождать?

— Литература сегодня писателя не кормит. Все равно надо нести где-то службу… Кроме того, мандат депутата дает мне возможность влиять на процессы, происходящие в жизни коренных народов, моих соплеменников.

— Вы же и так немало сделали? Боитесь, что без вас не справятся?

— Я понимаю, что без меня тут ничто не остановится, все будет идти своим чередом. Но я уже привык чувствовать себя нужным. Мне приятно, что чем-то могу быть полезным людям. А если не буду депутатом, что смогу сделать? Мне звонят утром и вечером, письма пишут, приезжают. Когда человеку оказываешь реальную помощь, такое потрясающее ощущение возникает! Понимаешь, что живешь не зря. Бывает, люди приходят ко мне просто пообщаться или посоветоваться. Выслушиваю порой, как священник, и, вероятно, какой-то груз с души снимаю. Мне небезразличны людские горести и радости. Может, это связано с моей литературной деятельностью? Ведь каждый человек — это отдельный мир, и мне он интересен. В последнее время стараюсь в людях искать положительные черты. Грязь наших дней надоела…

«Я всегда смотрю на результат — есть ли он? Вот спросят меня, когда я уже не буду депутатом, хорошо или плохо я работал, скажу — вот вам результат!»