Виктор Буртный: «Мне не очень нравится мода на блоги и Твиттер»

Сегодня голос Виктора Буртного — заместителя председателя комитета по социальной политике, члена общественного совета Всероссийской общественной организации «Молодая гвардия Единой России» — все более уверенно звучит в депутатском «хоре» и узнаваем даже на фоне наиболее опытных коллег.
Мне лично хотелось узнать у Буртного, как человек становится депутатом, вырастает в политика.  И еще, конечно же, побеседовать с ним о молодежной политике. Какие формы она должна обрести, чтобы в реальности дать молодым шанс, избавить от инфантильности, продвинуть их интересы?..
Виктор, как говорится, с места в карьер начал говорить о движении областных студенческих строительных отрядов — он считает это явление знаковым в плане возрождения молодежного движения.
— Кажется, вы слишком быстро перешли к своим профессиональным обязанностям.
— Да, пожалуй! (смеется). Биография, конечно, дело сугубо личное, но есть какие-то объединяющие моменты, словно подброшенные судьбой для того, чтобы сделать верный вывод. И выбор...

«Когда приезжал на «большую землю», там уже все отцветало...»

— Проясните некоторые факты вашей биографии. Вы родились в поселке Старобешево Донецкой области. Как же попали на Север?
— Я родился в семидесятом, и мой отец, как и большое число комсомольцев-оптимистов, двинулся на Север, за длинным рублем. Недаром Ямало-Ненецкий автономный округ часто называют Ямало-Донецким, в шутку. Впрочем, это  давно уже народный фольклор. 
Когда начиналось освоение Севера, специалистов привлекали из тех регионов, где хоть что-то понимали в области разработки недр, — Донбасс, Башкортостан, Татарстан, Азербайджан. Вот оттуда отец, что называется, за великой романтикой и отправился.
Моя мама была директором одной из школ Донецкой области. К сожалению, ее не стало, когда мы уже переехали в Сургут. И когда я трехлетним оказался на Севере, моим воспитанием занимался отец. На Украину, или, как сейчас говорят, «в Украину»,  я приезжал только летом.
— Как многие северные ребятишки, к украинским бабушкам…
— Как тысячи детей Советского Союза! Целое лето проводил там. Игры, рыбалка...  К сожалению, я первый раз увидел, как цветут яблони весной, только когда стал депутатом Тюменской областной Думы и переехал в Тюмень, в 27-28 лет. Когда я приезжал ребенком на «большую землю», там все уже отцветало. Никаких тебе садов в цвету! Современные психологи, наверное, назвали бы это серьезным сенсорным ограничением, как-нибудь негативно влияющим на развитие личности…
— Так вы больше русский или украинец?
— И по воспитанию, и по образу жизни, и по мышлению я больше русский. Хотя достаточно свободно говорю по-украински.
— С какими целями и мыслями вы поступали в Сургутский государственный педагогический университет?
— В 90-е годы над всеми довлело чувство неопределенности. Это очень плохое чувство. Произошел крах системы — плохой или хорошей, но системы. Многие тогда переживали большую ломку человеческих  ценностей, установок.  Это была не перестройка, а именно ломка. Я очень четко помню то время: на перый план вышли люди не совсем честные, не всегда порядочные. Порой весьма жестокие. И это позволило им успешно сформировать свои «стартовые» капиталы. Мы и сейчас знаем таких людей. Я не говорю обо всех голословно, но тогда «модно» было быть преступником, иметь криминальный авторитет. Во дворе среди ребят стало модно, «круто» пить и курить, многие познакомились с наркотиками. Был задан некий эталон поведения. И большая часть моих сверстников в те годы оказалась сильно этому подвержена. У меня же воспитание было достаточно суровым.

В стройотрядах гнилых людей не встречалось

— Было в молодости желание как-то подстраховаться в жизни, наработать дополнительный «капитал» в виде знаний, допустим?
— В 10-11-м классе я заочно учился в техникуме, получал специальность электротехника. Это была моя личная «подстраховка». Для меня тогда было в порядке вещей:  принимать все решения самостоятельно. В том числе и  думать о житейском фундаменте. На сессии в техникум ездил  за  город. Я запомнил этот период как очень важный для себя, богатый информацией, какой  в школе не дают. Своим однокурсникам в техникуме я за 50 рублей щелкал контрольные. Первый заработок, «сколоченный»  собственными мозгами.
— Та самая неопределенность, царившая в обществе, не мешала?
— Я боролся с ней. Как мог. Интенсивно учился. Еще и на юриста учился — опять же для подстраховки. Правда, серьезного порыва к этому делу не ощутил.
А потом увидел объявление в газете. Первые «психологи» в Сургутском педагогическом университете, тогда еще он был институтом. Совершенно другие экзамены. Если на юриспруденцию мы готовили историю, литературу, иняз, то на вступительных в педагогический было необходимо сдавать биологию и анатомию. Буквально заново открыл для себя эти науки. Поступил на бюджет.  Пять лет университета, по сути, сделали из меня того, кем я сейчас являюсь.  Как-то незаметно выкристаллизовалось нормальное отношение к миру, к окружающим... Очень здорово, что я там варился. Это было и председательство в студенческом совете вуза, и «капитанство» в сборной команде КВН. Объездили всю Россию. — И, конечно же, стройотряд...
— Убежден, что именно стройотрядовское движение сформировало меня как будущего менеджера. Плюс обеспечило какими-то устойчивыми человеческими качествами. В стройотрядах вообще гнилых людей мало встречалось…
— Именно тогда у вас сложились конструктивные отношения с питерской молодежью?
— Начиналось-то все с редиски. Редиски, свеклы, капусты… У  нас была возможность принять участие в работе молодежного трудового отряда, организованного в Сургуте. Первый раз отправляли как раз в Питер — на прополку, в поля Ленинградской области. У нас до сих пор очень хорошие отношения с Петербургом, их Молодежной биржей труда. Благодаря этим связям 150 ребят выезжали на заработки.
…Ну, можете себе представить: Питер, культурная столица России. Экскурсии, знакомство с историей. А  через неделю мне, рядовому бойцу, предложили занять должность мастера. С тех пор пошло-поехало: каждый год, каждое лето работа в Питере, с детьми и подростками. Это было по-человечески очень здорово, и плюс еще огромный управленческий опыт: отряд из 75 человек, все разные.
— Трудно было?
— Первые годы были очень тяжелыми. Это были такие странные годы для Сургута. Детей из детских домов за плохое поведение отправляли в наказание… в Санкт-Петербург. И только всякие отличники ехали в Венгрию, Болгарию, Грецию. Будешь себя плохо вести — поедешь в Питер. Такой вот подход был, такая установочка. Конечно, эти ребятишки добавляли нам проблем: алкоголь, наркотики. Все у нас там было. Увозили домой беременных девочек. Она приезжает, а у нее, оказывается, срок, тошнит ее где-то на грядках, на полях.
Зато была своеобразная «прививка» от страха перед житейскими трудностями. К слову, моя  жена  тогда отмечала: возвращался я совсем другим человеком. Взгляд на многие вещи менялся. С тех пор не люблю святош.

В политике это называется «кулуары»...

— А критику в ваш адрес хорошо переносите?
— О тебе могут говорить плохо,  еще хуже — говорить за глаза. В политике это называется «кулуары». Не бывает коллектива, на сто процентов довольного руководителем. Поначалу это неприятно. Но если быть  достаточно жестким и справедливым, то со временем придет уверенность: у тебя есть определенный блок полномочий,  есть  блок ответственности. И это важнее, чем числиться «душой коллектива» и уметь играть на гитаре.
— Но уж опыт КВН вам точно пригодился…
— Все пригодилось. С 1997-го начал работать в молодежных трудовых отрядах, впоследствии каждое лето был комиссаром этих отрядов. И в 2000 году — по предложению комитета молодежной политики — возглавил городской штаб студенческих строительных отрядов. Его работу мы начали с нуля. Ведь когда все расхлестали, у нас никакого движения студенческих отрядов не было вообще. Был сформирован штаб. Мы принимали отряды из Питера, Тюмени. Формировали сургутские отряды для работы на объектах. Строили дома, улучшали объекты инфраструктуры ЖКХ в городе. Сверхквалифицированного труда такая работа, конечно, не требует, но
упорством и терпением стоит запастись. Мы нормально работали с ребятами. До сих пор, к слову, где-то на «яндекс-народ» работает мой сайт, сделанный тогда по итогам сезона. Очень тяжелого сезона…
— Почему?
— Потому что у нас тогда парень из Заводоуковска погиб, утонул… А поехал этот парень со своей невестой на теплый канал, поесть шашлыков, покупаться. Это был серьезный удар. Для меня, девятнадцатилетнего руководителя, это было серьезное потрясение. Банальность и ужас ситуации заключались еще и в другом: когда мы этого парня поднимали, вместе с водолазами, буквально в десяти метрах от нас сидела семья, они видели все. Детишки продолжали купаться, а родители продолжали пить свое пиво и есть шашлык. Это была самая страшная форма равнодушия — равнодушия к собственной жизни...
— Заметно, что вы всегда торопились работать...
—  После пятого курса, когда необходимо было определиться с профессией, я уже знал, что буду работать в местной авиакомпании «Когалым-Авиа». И работал — в должности менеджера по рекламе. Тогда рекламный рынок только начинал работать по цивилизованным правилам. В 2001 году моя зарплата была 15 тысяч рублей. Для недавнего студента очень немало. Плюс  репутационная составляющая! А потом я, что называется, «попал на карандаш», и вскоре  меня пригласили в администрацию города, во вновь образуемое управление координации внешних и общественных связей. И теперь уже я держал «на карандаше» толковых и работоспособных студентов.
— Чем привлекла работа?
— Всем. Мы находились в центре городской жизни. Организовывали принятие нового герба. Проводили в городе первые публичные слушания. Участвовали в координации масштабных городских праздников. Знаменитый фестиваль «60-я параллель», к примеру,  прогремел тогда на весь мир. Сургут тогда громко заявил о себе. И  потом не раз еще заявлял! Не было у нас, у нашей команды, даже малейшего чувства провинциализма. Мы ощущали себя в самой круговерти жизни — и правильно делали. Убежденность, что ты живешь в правильном городе, правильной стране, — это ведь в большой степени зависит  от тебя самого... Вообще я очень благодарен тем людям, которые работали со мной в то время. Для меня это было  серьезной школой жизни и проверкой на вшивость. С тех пор слова «профессиональный чиновник» я произношу с уважением.
— Сегодня чиновников больше принято ругать…
— Скорее, хаять. Хотя многие, чего уж там, этого заслуживают. Но давайте все же смотреть не на должность, а на человека. Мне ни капли не стыдно за то, что я делаю. И за то, что делал.  Даже когда приходилось на выходных подрабатывать. А мне приходилось: я женился рано, в 20 лет. В 21 у меня уже был ребенок. Вот я и вел прямой эфир на одном из ведущих местных телерадиоканалов. Молодежное ток-шоу. Консультировали людей, просвещали… Просто выслушивали. До сих пор считаю, что, потеряв этот живой диалог с молодыми, уступив место в эфире суетливой гламурной болтовне, мы действительно многое потеряли.
Мы могли спать по два часа в сутки, когда предстояло сделать что-то серьезное. Пожалуй, к нам в то время  применима была такая байка: у человека спрашивают: «Как дела?» — «Дела — как у свадебной лошади. Голова в цветах, задница в мыле». Мы отвечали за лицо города — и потому  отвечали за все. Чтобы вовремя зажегся свет, вовремя пришли машины, не подвели специалисты... И чтобы всего этого не было видно. Все как бы само собой. Хорошая была школа.
В 2005 году я получил  предложение возглавить протокольный отдел администрации города. Специалист первой категории, ведущий специалист, главный специалист, замначальника отдела... Предлагают этот отдел возглавить, и я понимаю...что нет, нужно идти дальше.
Принял предложение возглавить комитет организационно-массовой работы в департаменте молодежной политики. Это было родное.  И я ушел в молодежную политику, культуру и спорт.

Такой «Политзавод»

— Мне очень помог «Политзавод». Никогда не думал, что появится возможность поучаствовать в такой, как говорит молодежь, движухе. Участие в этом проекте, собственно, и привело меня на мой нынешний пост. В моей компетенции по-прежнему культура, спорт и молодежная политика. Это то, в чем я разбираюсь и могу быть полезен.
— Что из себя сегодня представляет молодежная политика в России? Аналог комсомола или нечто менее «идейное»?
— Идеологии-то как раз  маловато в нашей молодежной политике. Зато сейчас, имея возможность сравнивать, приходишь к выводу: та, старая система была довольно прочно смоделирована. Был очень серьезный заряд, связанный — и это очень важно сегодня!  — с  наличием равных возможностей для молодых. Для тех, кто хотел продвигаться вперед. Был некий собирательный и притягательный образ «завтра». Коммунистическая партия  «приспособила» эту очень неглупую структуру под свои сугубо конъюнктурные интересы, и этого жаль.
— Многих та система оттолкнула именно идеологическим зарядом. Шагать в общем строю...
— Смотря куда шагать. На мой взгляд, в той системе было главное — возможность каждому выбрать свое и при этом  не затеряться в толпе. Если спросить кого-нибудь из наших аксакалов, как я их сейчас называю, они расскажут. Тебя могли вытащить из  «локального» пространства, где ты жил и работал, и послать осваивать «Урал промышленный — Урал Полярный», полуостров Ямал, еще куда-нибудь. И там уже ты формировал свое пространство. Выплыл, показал, чего стоишь, — вертайся обратно, получай более ответственное дело!  Была постоянная ротация, мобильность. Покажите сегодня альтернативу той системе!..
— А она есть, как думаете?
— На одной предпринимательской конференции я услышал  интересную мысль: нынешняя эпоха  не дала еще ни серьезных руководителей, ни серьезных производств. Все, что мы имеем, — наследие советского периода. Я говорю не только о людях, о системах вообще: ЖКХ, промышленных предприятиях. Нынешняя эпоха результатов еще не показала.
— Безрадостная картина…
— Реальная. Если мы хотим жить в справедливом обществе, то люди, которых мы ставим на руководящие посты, должны быть как минимум честными и порядочными. И еще. Если мы хотим, чтобы наше «завтра» было конкурентоспособным по сравнению с другими странами, то эти люди должны быть как минимум образованными и здоровыми. Пора понять: молодежная политика не ограничивается КВН и фестивалями-побегушками. Это один из главных инструментов формирования конкурентоспособности страны! Молодежь — это будущее!
— Где берут начало гражданственность и патриотизм?
— В семье.
— Есть мнение, что молодежь идет в ту же Общественную палату областной Думы, чтобы обеспечить себе карьерный старт. Идея тут ни при чем.
— Это правда, такие ребята есть. Но есть и такие, кому  интересны коммуникации, которые может дать работа в Общественной молодежной палате, — ведь сегодня мы работаем и с федеральными органами, и со структурами правительства, Думы. Ребята на виду. Два года в Общественной молодежной палате — полное понимание того, как, к примеру, работает областной парламент. Это расширение социального капитала, новые контакты, управленческий опыт.
А кто-то идет сюда за практическим шансом реализовать свой проект, на который нет средств.
— Попасть в Молодежную палату легко?
— Последние реформирования сделали вход в Молодежную палату достаточно легким. Но так же легок и выход.  Конечно, это не «Дом-2», где тебя зачеркнут маркером — и ты вылетел. Уйдешь, если нет результата, движения, идей. Общественной пользы. Это главный критерий. А попасть в палату можно, набрав 500 подписей и успешно защитив проект. К количеству мы не стремимся: качество предпочтительнее.
Есть поддержка депутатов, за каждой комиссией у нас закреплены кураторы. Это тоже сделано не случайно. Чтобы старшие коллеги не забывали, что есть люди, которые хотели бы наступить им на пяточки. И в этом нужно им помогать.

Культурный объект — лавочка для пива...

— Какими актуальными социальными проблемами занимается Молодежная палата?
— Например, проблемой пивного алкоголизма. В 2009 году мы провели исследование по всему Уральскому федеральному округу, анализирующее  потребления молодежью алкоголя. Получили сводную, как мы ее назвали, карту молодежного алкоголизма УрФО. Эти материалы Дума использовала в подготовке концепции по снижению алкоголизации  населения.  С их помощью был сформирован и системный план правительства области по снижению потребления алкоголя населением. Отчасти благодаря этой работе у нас в области нигде нет наружной рекламы пива. Проблема эта столь глобальна и запущенна, что ценны любые практические шаги. И палата их делает.
— Как реально поддержать сторонников трезвой жизни?
— Проблема в том, что у нас нет хорошей федеральной базы для ограничения потребления пива и других слабоалкогольных напитков. 171-й федеральный закон говорил нам: ребята, пиво — это не алкоголь. Да, пиво — это еда! Мы хотим, чтобы вещи называли своими именами. Хотим, чтобы наш голос был услышан. У нас сформирован целый пакет предложений по профилактике алкоголизма в молодежной среде.  Некоторые подвижки мы наблюдаем. Все видели «за-шторенные» в дни праздников алкогольные витрины. И это правильно. Государство обязано проявлять жесткость в этом вопросе. Утверждают, что мы потребляем 18 литров спирта в этиловом эквиваленте, но эту официальную статистику можно смело умножать на два! Пройдите по городу: никто особо не стесняется банки пива и сигареты в руке. Мамочки идут — с коляской  и пивком. Идиотизм! Когда работал в США, то видел: табак и алкоголь — социально неодобряемы, и это очень чувствуется в обществе…
С табакокурением мы тоже будем бороться. Табачные компании вышибли из Америки, Европы. Чем мы хуже? Почему здоровые люди должны  терпеть, когда сосед травит их дымом?! Надо сделать все, чтобы власть поддержала здорового человека. Прикинуть, как задействовать нормальный, прозрачный бизнес…
— Ограничения, наверное, нужны — это хорошо. А что если сделать доступнее бассейны, корты?
— Для занятий спортом в Тюмени создается много возможностей — их надо замечать. Не так давно в Тобольске мы открыли скейт-парк. Он востребован ребятами, и это хорошо. Ведь во многих наших дворах кроме лавочки для распития пива других «культурных» заведений нет. Строить больше спортивных и, главное, доступных спортивных сооружений, — это очень важно. Хотя не стоит полагать, что вот мы построим спорткомплекс — и какой-то процент людей тут же бросит пиво и побежит заниматься. Это происходит очень медленно. Самое главное — изменить мышление людей. Не уставать напоминать им, что их собственная жизнь — это огромная ценность.
— Скажите, как вы относитесь к социальным сетям? «Контакт», «Одноклассники»?
— Это ужас! (смеется). Хотя для установления коммуникаций — хороший способ. В наших проектах мы активно используем их потенциал. Просто надо адекватно к этому относиться, только и всего. Это инструмент твоего общения с миром — но не твоя жизнь! Что меня сейчас слегка бесит в политике — это модная тенденция обязательного ведения блога или постов  в Твиттере.