Моя Катя очень любила жизнь

7 сентября в пульмонологическом отделении Тюменской областной больницы № 1 умерла моя жена — Катя Уткина. Ей было всего лишь 38 лет. Она очень любила жизнь и готовилась во второй раз стать матерью. Наш 10-летний сын Даниил остался без мамы.

№186 (5394)
20.10.2011
Юрий Уткин

От редакции. Эти заметки, написанные с невыразимой болью, принес в редакцию «Тюменских известий» давно и хорошо известный нам человек, внештатный автор со стажем, военный юрист Юрий Уткин. Много лет он сам давал советы читателям, попавшим в трудную житейскую ситуацию. А теперь беда приключилась с ним самим: внезапно остался вдовцом с 10-летним сынишкой на руках.

Мы вынуждены были вычеркнуть из письма Юрия Николаевича все конкретные названные им имена и фамилии врачей: разбирательство в этой истории еще предстоит, вина каждого — если таковая действительно есть — должна быть установлена. И не должна быть сокрыта.

На днях из Аппарата Президента России поступило сообщение о том, что письмо Ю.Уткина направлено в Минсоцздравразвития для рассмотрения по существу. Остается надеяться, что трагический случай получит надлежащую оценку.

7 сентября в пульмонологическом отделении Тюменской областной больницы №　1 умерла моя жена — Катя Уткина. Ей было всего лишь 38 лет. Она очень любила жизнь и готовилась во второй раз стать матерью. Наш 10-летний сын Даниил остался без мамы.

В то роковое утро ничто не предвещало беды. Из телефонного разговора с Катей я понял, что она пошла на поправку. Ободренный, я со спокойной душой ушел на работу. А уже через два часа ее телефон был «вне зоны», а дежурная медсестра по имени Ольга сообщила мне, что супругу отправили в реанимацию. Через полчаса я уже был в реанимационном отделении и в коридоре увидел Катю на каталке. Мертвой.

Как это могло произойти?

При поступлении на стационарное лечение ей поставили диагноз «пневмония». В выходной день я привез ее на своем автомобиле в приемное отделение второй областной больницы. Оттуда ее на «скорой» сразу госпитализировали в 1-ю областную.

За время, проведенное в больнице, произошло многое, кроме главного — выздоровления. Мне и моей Катюше пришлось узнать не только, что такое болезнь, но и бездушное отношение медперсонала к больному. Первую ночь, накрывшись одеялом, жена буквально корчилась в кресле холла, так как на кровати в палате спать было невозможно ввиду ее непригодности. Рядом с ней на диване в том же холле и по той же причине маялся семидесятисемилетний больной из соседней палаты Вячеслав Евтихеевич Дмитриев. Следующие две ночи моя супруга провела на диване в коридоре, возле кабинета заведующего отделением. Думаю, ощущения она испытала не из лучших: за другой дверью находится морг. Только на четвертый день пребывания в стационаре ей поменяли кровать, и она могла спокойно отдохнуть. Куда смотрели дежурные медсестры? Оказывается, Катя дожидалась, когда они заснут крепким сном, и только тогда располагалась в холле. А если бы в это время кому-то из больных понадобилась экстренная помощь?

Оторвавшийся впоследствии тромб (откуда он взялся?) — дело страшное. Своевременной операции на легком, удаления тромба или части легкого не было сделано. Я прекрасно понимаю, что не все чудеса под силу нашей медицине… И тем не менее убежден: каждый врач должен приложить максимум усилий, чтобы спасти человека, прогнозировать развитие болезни, предвидеть возможные нежелательные последствия и принять исчерпывающие меры по диагностике и лечению, а не лечить по стандартной схеме.

Катя на моих глазах страдала от боли (дополнительно выявили плеврит легких, дышать ей было все труднее). Несмотря на физические мучения, она находила в себе силы шутить, говорила, что ощутила себя настоящей рыбой на суше, ведь по гороскопу она была Рыба. Мне же было не до шуток. Настораживает теперь то, что в палате №　408, где лежала супруга, имеется кислородный аппарат, но эта процедура почему-то ей была назначена лишь через неделю. Облегчать боль она вынуждена была самостоятельно, принимая препарат «Ибупрофен».

Сама медик со средним образованием, она предлагала врачам принять конкретные меры, заявляла, что ей ставят неэффективные антибиотики, так как она ими уже лечилась. К ее мнению не прислушались. Я лично бегал в воскресный день по больнице в поисках дежурного врача, так как дежурная медсестра отказалась даже выйти из ординаторской и подойти к страдающей от боли женщине. Сам лично брал на посту медсестры градусник и ставил его Кате, но высокая температура не тронула нервы медсестры, она продолжала кивать на дежурного врача. У всех дежуривших в тот день представителей медицины я встречал удивительное равнодушие к судьбе больной беременной женщины. Для них это была просто штатная ситуация. А пришедший через сорок минут дежурный врач объяснил: медсестра «приходящая», поэтому она так себя и ведет. Одним словом, было ощущение, что лечение жены — это только моя личная проблема…

На все мои вопросы о лекарствах и капельницах медсестра отвечала: врачи запрещают давать информацию потому, что некоторые больные неправильно воспринимают инструкцию к препарату. Я вынужден был позвонить по телефону знакомому провизору и получить необходимую информацию. А как же Закон РФ «О защите прав потребителей» относительно предоставления информации о лечении?

Я приходил с тревогой и вопросами к заведующему отделением, но он сказал мне, что сам знает, как надо лечить и «нечего волноваться». Он также заверил, что угрозы для матери и плода нет. Более того, в понедельник — через неделю «лечения» — ему доложили, что я в выходной «суетился около больной жены и призывал медиков выполнить их профессиональный долг». Поэтому он в резкой форме высказал свое недовольство (больной женщине) и предложил ей сменить лечебное учреждение. После «разноса» со стороны чиновника от медицины (а как иначе?) Катя позвонила мне по телефону и сказала, что «после такого отношения ее вынесут вперед ногами».

Чтобы предварить возможные контраргументы со стороны врачей, следует отметить, что два или три раза собирался консилиум. Однако действия консилиума заключались в мимолетном посещении палаты моей супруги. А во время очередного консилиума завотделением допустил непозволительную медицинскую безграмотность, заявив, что высокая температура держится у больной из-за приема гормонального препарата «Дюфастон». Его же подчиненные сделали удивленный вид, заверив, что этого не может быть. Но и до истинной причины непрекращающегося кровохарканья и высокой температуры врачи так и не добрались.

Только когда Катя умерла, они перестали возражать на мои слова о халатности и непрофессионализме. О клятве Гиппократа, которую уже неловко напоминать людям в белых халатах. О санитарке, которая спокойно курит в отделении, где лечатся люди с болезнями дыхательных органов (хотя все сотрудники давали расписку не курить). А заведующий… Он все формальности выполнил и в трагические для меня дни спокойно пребывал на своей даче. Соседям по даче он пояснил: ничего нельзя было сделать для спасения беременной Кати Уткиной.

Но у меня другое мнение. Я убежден, что он должен был контролировать процесс лечения и не назначать лечащим врачом для Кати доктора, который в тот момент сам был болен, который постоянно что-то забывал, а потом извинялся перед ней. А она, наивная, все прощала, надеясь на благополучный исход и добросовестность врачей. Когда этот доктор вдруг ушел на больничный, оказалось, что вовремя не были назначены необходимые анализы и препараты. Но время уже было упущено!

О медсестре… Даже если она не могла использовать обезболивающие средства без назначения врача, неужели трудно было подойти к нуждающемуся в помощи человеку, подбодрить его и поддержать морально. Ее не учили этому в медицинском колледже? Так и лежала Моя Катюха наедине со своей бедой, после того как выписали последнюю в ее жизни соседку по койке Вахитову Галину Николаевну. Соседка хоть как-то за ней присматривала. После ее выписки за Катей на общественных началах присматривала молодая женщина из соседней палаты Анна Воронова, которая также оказалась рядом с ней и в последние минуты жизни. Всех в отделении волновала судьба Кати Уткиной. Многих, по крайней мере… Только не врачей!

А каково в такой ситуации одиноким людям, попавшим в больницу? Тем, за которых некому постоять? Надеяться на то, что им повезет и к ним отнесутся по-человечески? Я все больше начинаю думать, что в домашних условиях мы с Катей с помощью добрых людей помогли бы ей спастись от нелепой смерти. Получается, что я сам привез ее умирать в больницу.

К слову, еще одна деталь. 2 сентября Катя должна была прийти в поликлинику №　7 на очередной прием, где наблюдалась по беременности. Не пришла, так как заболела и попала в больницу. А спохватились о ней и позвонили мне только двенадцатого сентября! Через три дня после того, как я ее уже схоронил.

Зачем я все это пишу? Хочу, чтобы этот крик, а если хотите, вопль моей искалеченной души услышал каждый. Люди, давайте не будем равнодушными к чужому горю! Давайте бороться с чужим равнодушием. Мне и моему сыну уже никто не поможет, но ведь такое «лечение» может в будущем унести еще не одну жизнь. Будьте бдительны и требовательны, умейте отстаивать свои права и права близких вам людей.

PS. Уже после похорон один мой знакомый в нерабочей обстановке спросил врача о происшедшем в его отделении. Тот хладнокровно заявил, что Катя была обречена и шансов на ее спасение не было. А как же его заверения за полмесяца до этого, что все будет хорошо?

Говоря по телефону с врачами все той же больницы, я узнал, что виноватых в смерти моей жены нет, поэтому руководство больницы ограничилось разбором случая и составлением протокола. И тем не менее я не намерен останавливаться на этой страшной точке и направил заявление в страховую компанию о проведении экспертизы правильности лечения. Кроме того, я обратился с письмом в общественную приемную В.В.Путина в Тюмени и к Президенту РФ. Знают о произошедшем и в прокуратуре области.