Трагедия «той самыя любви»

Он рисковал. Впрочем, для него риск так же естественен, как морозный тюменский воздух, которым дирижер привык дышать, приезжая из слякотной Москвы. Это его путь, с которого аксакал Шароев уже никогда не свернет. И в этом можно быть точно уверенным. И не так важно, поймет ли сейчас публика его музыкальные подношения. Публику надо просвещать, и она, придет время, оценит это. Наверное, из таких соображений исходит дирижер оркестра «Камерата Сибири»…

Антон Георгиевич считает, что его миссия — возвращать к жизни забытые музыкальные шедевры. Очередное изъятое из небытия творение под занавес года маэстро предложил тюменцам. Музыкальная трагедия «Орфей» Евстигнея Фомина, композитора XVIII века, прозвучала в исполнении «Камераты Сибири» и хоровой капеллы Тюменской филармонии в рамках абонемента «Оперы в концертном исполнении и новая генерация музыкантов России».

— У Фомина потрясающая музыка, — предвосхищая событие, рассказывал Шароев, — но гениальные сочинения композитора были забыты. Только 60 лет назад, когда по указу ЦК КПСС историю хорошенько копнули в целях возвращения отечественного музыкального наследия, в архивах нашли произведения Евстигнея Фомина. Но и тогда, в советское время, «Орфей» прозвучал всего три раза. А композитору отвели две странички в консерваторском учебнике — и снова забыли на долгие годы. Я стал искать «Орфея», задумав ставить в этом сезоне одноименную оперу Глюка. Когда-то давно читал о существовании музыкальной трагедии Фомина, но мельком. А тут, отыскав ноты в Ленинской библиотеке, понял: удивительное — рядом!

В чем же тогда риск, если дирижер приглашает познакомиться с великолепной музыкой, пусть и забытой людьми на двести с лишним лет? Дело в том, что сочинение написано на стихи Якова Княжнина, поэта того же XVIII века, то есть на том самом «славяно-русском» (термин Гавриила Державина) языке — выспренном, витиеватом, наполненном устаревшими словами, которые могут утомить неподготовленных слушателей. Во времена Екатерины II стихи Княжнина считались замечательными и были по достоинству оценены. Сегодня, увы, разобрать на слух их содержание можно лишь наполовину, да и то если знаешь историю «той самыя любви» Орфея и Эвридики.

Кстати, вы помните, что за беда приключилась с Орфеем? У великого певца, сына речного бога Эагра и музы песнопений Каллиопы, умерла жена — прекрасная нимфа Эвридика. Орфей решил отправиться в царство мертвых, чтобы вызволить оттуда возлюбленную. Посреди холода и тишины подземного мира зазвучала его страстная песня о муке разбитой любви, которая тронула бога смерти Аида, и он согласился вернуть на землю Эвридику. При этом он выдвинул одно условие: Орфей должен следовать за богом Гермесом, а за ним двинется тень Эвридики. Орфей не имеет права оглядываться, иначе жена покинет его навсегда. Увы, уже на тропинке, ведущей к поверхности земли, певец забеспокоился, поспевает ли за ним Эвридика, и обернулся. В то же мгновение тень растаяла во мраке.

Шароев пригласил на роли мифических героев артистов Тюменского драматического театра — Владимира Орла и Евгению Казакову. Они оказались в непривычной для себя обстановке, которая не требовала сценических перевоплощений. Все, что актеры должны были сделать, это громко и эмоционально прочитать текст, не запутавшись в его «кружевах». И у них, знаете ли, получалось. Почти всегда.

— Все прелести твои снедает смертный хлад, — чеканил Орел, обряженный в концертный костюм с бабочкой. Его лицо выражало хмурую решимость. С такими лицами солдаты идут в атаку.

— Пришел сражаться я! — подтверждал страшным голосом Орфей. И, перекрывая набатные звуки оркестра, кричал: — Тартара чрево грозно стонет!..

Эвридика, в прическе и элегантном платье в пол, не глядя на него, нежно взывала:

— Супруг дрожащий, утешь унылу грудь!

Слушатели сосредоточенно сопереживали. Кто-то — древнегреческим героям, кто-то — артистам, играющим их.

...А музыка завораживала. Проникала во все уголки зала то вкрадчивой и грациозной походкой кошки, то тяжелой поступью неведомого исполина. А то вдруг заливалась звонкой радостью ребенка. И толкалась в голове мысль: музыка хороша и без слов.

После концерта мы поинтересовались у Владимира Орла, как он отважился на такой эксперимент?

— Я бы и не отважился, если бы не волевое решение Антона Шароева, — признался актер. — Он посмотрел спектакль, где я играю, и предложил поучаствовать в его проекте. Я долго отбрыкивался, но потом подумал: рискну! Главной сложностью для меня было вовремя вплетать фразы в нужные отрезки музыкальной ткани. Из-за этого меня немножко колошматило. А сам текст… Я же его просто читаю. Не знаю, правда, все ли разобрал зритель? Язык-то старый, тяжелый для современного восприятия. Но я очень рад, что познакомился со сложной и классной музыкой Фомина. Оркестранты — молодцы! Дирижер сумасшедший — в хорошем смысле слова. И зритель должен понимать, что мы с Казаковой далеко не первые скрипки в этом представлении…