Анатолий Литвинов: «Вдохновение — это для ленивых»

В мастерской Литвинова изготавливают удивительные по красоте вещицы, как светские (брошки, колечки, серёжки), так и церковные (нательные кресты, ладанки…). В 1998 году Анатолию Дмитриевичу доверили сделать для патриарха Московского и Всея Руси Алексия II посох — трость из резной кости мамонта, увенчанную драгоценной рукоятью. А в 2003-м Литвинов и мастера его школы участвовали в создании композиции для Владимира Путина. Во время визита президента в Тобольск ему подарили сувенир из бивня мамонта и драгоценных камней — карету, запряжённую восьмёркой лошадей…

Мастерская-музей

Анатолий Литвинов давно считает себя сибиряком, живёт здесь с 1973 года. Он приехал в Тобольск из Кривого Рога, городка на Украине. Поначалу работал на стройке художником. Там требовались и такие специалисты! Сейчас у Анатолия Дмитриевича есть своя мастерская. Расположенная в нескольких километрах от города, она больше похожа на краеведческий музей. В запасниках хранятся кости мамонта, пудовые амбарные замки, увесистые ключи к ним, старинные часы и даже кандалы… Сокровища для того, кто увлекается историей края. Литвинов — как раз из таких.

Он словно магнит притягивает неравнодушных исследователей. Есть среди них и учёные-краеведы, и музейные сотрудники, и студенты. К слову, года три Анатолий Дмитриевич финансирует раскопки, которые ведут студенты на Городище. Чего только не находят! Многие экспонаты для своего музея Литвинов отыскал сам. Он с детства клады ищет. Археология — одно из увлечений художника.

— Есть у меня две машины для бездорожья, — рассказывает ювелир-археолог. — Летом выезжаю километров за сто-двести от города, брожу с металлоискателем по заброшенным деревням. Без трофеев не возвращаюсь…

Большинство находок реставрирует, консервирует — и они становятся частью солидной коллекции. Её можно часами изучать-рассматривать.

— Посмотрите, — Анатолий Дмитриевич протягивает на ладони один из экспонатов, — камешек найден на древнем Городище. Памятник времени. А это — старинные часы. Починю — ещё послужат… Вот прялка и веретёнца. Сейчас уже мало кто знает, как ими пользоваться. Вы знаете?

— Нет, — честно признаюсь. — Родилась и выросла в городе. Деревенские могут ещё помнить, как с этим обращаться.

— И то верно, — соглашается и между делом сообщает: — Моя бабушка шерсть на таких пряла. Смотрел, запоминал. Мама в свободное время вышивала. И с этим видом рукоделия знаком.

Оказалось, умеет художник и вязать, и шить. Как-то связал себе длинный, как у Остапа Бендера, шарф. А на старенькой швейной машинке «Zinger» одежду для охоты себе сшил, тёплую, чтобы в тайге не замёрзнуть. Было дело, купил несколько «сварочных», кожано-брезентовых, штанов, распорол их, скомбинировал — и по образцу старых американских джинсов сшил себе брюки. Хорошо получилось. Модной обновке многие завидовали!

Медвежья шкура

Договориться о встрече с Литвиновым было непросто. Знали только номер его мобильного телефона. Увы, абонент не всегда оказывался в зоне доступа. Конечно, можно было бы воспользоваться электронной почтой. Но... Ювелир далёк от Интернета. Ухитряется не попадаться во Всемирную паутину.

— Электронный ящик у меня есть, — отшучивался он при встрече. — На заборе висит: 220 вольт подсоединю, кнопочку сделаю. Найдётся тот, кто отважится мою корреспонденцию стащить, нажмёт — и сразу прочувствует, какая она, почта электронная.

— Бумажный фотоархив у вас имеется? Может, покажете? — интересуемся у ювелира.

Просьбой, на первый взгляд, обычной озадачили всерьёз. Долго думал, чем же нам помочь. К счастью, в одном из шкафчиков обнаружилась заветная стопочка фотографий.

— Надо же, некоторые из них и сам не видел, — удивляется Анатолий Дмитриевич и с интересом начинает разглядывать снимки. — Вот Юрий Сергеевич Осипов (президент Российской академии наук) дерево садит. Это я на раскопках. Это в проруби на Крещение купаюсь. Тот год выдался особенным. Морозы стояли настоящие, крещенские, градусов сорок. Но для купания на реке приготовили всё необходимое. Правда, редко кто отваживался окунуться. Обычно в Абалаке много народу собирается. А тут — никого… Мы с друзьями пришли, огляделись. Собрались возвращаться… «Что, струхнули?» — хохотали стражи порядка. Задело! Я разделся — и хлобысь в воду! Ничего, жив остался…

Он не раз испытывал себя на прочность, отправляясь на рыбалку или охоту. Эти увлечения давно остались в прошлом. Получив благословение Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II, Литвинов изменился. С тех пор не держит в руках оружия… В память об охотничьем прошлом — трофеи. Один из них — медвежья шкура.

— Страха натерпелся, пока убил этого медведя, — признаётся. — Что толкало в одиночку да на хозяина леса? Азарт! Не каждый охотник может похвастаться такой добычей. Как было дело?.. Собаки облаяли косолапого. Он в берлоге сидит, не высовывается. Я ружьё проверил, рюкзак вскинул, нож приготовил. Три прыжка — и на берлоге. А медведь под ногами рычит, злится… Пять минут, десять — словно вечность. Наконец смог улучить момент — и выстрелил. Когда понял, что опасности нет, сразу такая слабость навалилась. Ног не чувствовал. Сам не понимаю, как сумел дотащить, погрузить его в машину…

— Как-то с другом в тайге два месяца пробыли, — продолжает сыпать интересными фактами. — В назначенный срок по каким-то причинам вертолёт за нами не прилетел… Что делать? Пошли пешком. Девять (!) дней с верховья Демьянки (Уватский район) выходили. Дома оказался 20 декабря. Обросший, уставший, довольный. Соболей двадцать принёс… Неплохой приработок. В те времена шкурка рублей 200-250 стоила.

Не работать «на дядю»

На вольных хлебах Литвинов 22 года. 15 из них сотрудничает с Тобольско-Тюменской епархией. В мастерской делают различные церковные принадлежности.

— Для этого особый настрой нужен, — уверяет ювелир. — Хотя… Когда светский заказ делаешь, тоже соответствующее отношение к изделию требуется. Любое неосторожное слово, мысль — и работа может не получиться.

— Вы человек суеверный, верите в мистику?

— Верю в Бога, а не в мистику, — поправляет. — Ничего в этом особенного нет. Мастера издревле верующими были. Как иначе? Там, где золото, — и кровь, и нечистая сила. Защитит от неё только молитва… Золото может и возвысить, и так об землю шлёпнуть, что расшибёшься. Не нужно благоговеть перед ним. Задавит.

…Жизнь Литвинова до 90-х была вполне обычной. Работал в зверосовхозе, был на хорошем счету. Общественную нагрузку тянул. В школе рисование преподавал, кружок вёл. И вдруг он отважился всё изменить. Пустился в свободное плавание, чтобы не работать «на дядю». Времена настали непростые. Но разве такая «мелочь» могла остановить художника на пути к заветной цели? Нет. Он решил поехать за границу, напитываться знаниями. Нашёл и средства, чтобы исполнить мечту. Поехал в Швецию. Из-за границы вернулся с двумя чемоданами ювелирных инструментов.

— В Советском Союзе вообще опасно было даже называться ювелиром! Серьёзный срок можно было получить за то, что взял в руки камень, золото или серебро — и сделал из этих материалов украшение, — рассказывает мастер. — В 1917 году в стране прошла национализация… Государство стало контролировать оборот цветных металлов и драгоценных камней.

В СССР заводы делали штампованные побрякушки — простые советские граждане носили всё одинаково стандартное. Доставали украшения, отличающиеся пуританской скромностью, по большому блату. Разве что молодожёны могли обойтись без этого: кольца покупали по справке из загса. Потом полегче стало, лицензии мастерам выдавать начали… Свою Литвинов получил в 1995 году. Тогда же ему выплатили первый гонорар.

— Мне 36 лет было, когда занялся металлом (сначала — серебром, потом — золотом). Пришлось навёрстывать, — улыбается. — Начал работать по 25 часов в сутки. Вставал на час раньше — и «воровал» его для следующего дня.

С металлом Литвинов «на ты» ещё с юности. После школы поступил в художественное училище на Украине — и пошёл работать, токарил, чтобы помогать родителям.

— Мама в шахте работала, отец — грузчиком на птицекомбинате, — вспоминает. — Профессии, весьма далёкие от живописи. А я рисовал лет с пяти. Родители как могли поддерживали мою тягу к рисованию. Сами плохо писали и читали. Да и когда им учиться было? Сначала война, потом разруха… Тут уж не до образования. Бедность в те годы была страшная. Как только выживали, детей растили?.. Мне раз в год покупали альбом и цветные карандаши. Каждый листок и карандаш берёг.

Признание для художника

Несколько лет назад Литвинов стал членом Союза художников России. Такое признание в творческом сообществе для него дорогого стоит.

— Получить это звание непросто, — заверяет. — В Тюмени собираются мэтры, смотрят твои работы — решают: достоин ты или нет ехать в Москву. Дали добро, отправили в столицу. А там такие «слоны» сидят — не подступишься. И вот ты, сибиряк, с первого раза попадаешь в Союз художников России, да ещё по секции ювелирного искусства. Значит, ты — настоящий художник! Ты признан в России.

— Не всякому мастеру в наше время удаётся быть признанным, найти своего покупателя, чтобы иметь постоянный источник доходов… — предлагаю тему для разговора.

— Художник без работы и без денег… Не понимаю я этого! — признаётся он. — Чего ждать? Вдохновения? Это для ленивых. Его ждёт тот, кто не хочет работать. До обеда не пришло, вечером не заглянуло. Прошёл день, неделя, месяц... Столько времени потрачено впустую. А начни что-то делать — и муза прилетит на огонёк. Творческий.

— Если Бог дал тебе талант, используй его по назначению, — советует. — Встал утром, часов в пять — и пошёл на пленэр. За день восемь этюдов написал — продавай по сходной цене, чтобы краски, бумагу, свой труд окупить… Все художники пишут этюды. Это не самый тяжёлый хлеб. Вот нарисовать жанровую композицию, как делал Василий Суриков, портрет, как писал Герман Черёмушкин, — непросто. Для этого вкалывать нужно.

В мастерской Литвинова художники именно вкалывают. С восьми пятнадцати утра до шести вечера. Да и сам ювелир из таких чудаков-трудоголиков. За восемь месяцев построил за городом свою мастерскую. Чтобы не дать себе расслабиться, не снимал неделями сапоги. Чтобы злее быть, спал в углу комнаты, там же, где стройка шла.

Целый год, с 1977-го по 1978-й, художник был затворником. «Спрятался» от суеты в деревушке на левом берегу Иртыша. В большом доме снял комнату. Просыпался рано утром — и составлял план работы. Два часа живописи, три часа этюдов, три часа чтения. С редкостным упорством художник выполнял всё строго по пунктам. Минуты перерывов вычитал из отпущенного на то или иное занятие времени.

— Обычно часа в три ночи разделывался с последним пунктом, — улыбается. — Падал на кровать. Засыпал. В шесть — уже подъём. И так — целый год… Деньги на хлеб, чай да сахар у меня водились. Зарабатывал их, раз в два месяца разгружая вагоны. И снова рисовал, читал в одиночестве. Через несколько месяцев такой жизни увидел мир в другом свете, многое переосмыслил…

За год молодой художник написал более двухсот этюдов. Весь живописный «урожай» оставил хозяйке — Инне Дмитриевне Мельниковой. Решил: пусть делает с ними что хочет. Домой вернулся налегке. Уже другим человеком.

Спустя много лет Литвинов волею случая снова оказался в краях, где в молодости «отшельничал». Зашёл в один из домов — ба! — три работы свои увидел. «Откуда?» — спросил у хозяина. «У нас в деревне какой-то чокнутый жил, — ответил тот. — Ни с кем не общался. Ходил босиком — и рисовал. Потом исчез куда-то. Инна Дмитриевна картинки раздарила»…

По ленинской памятке

Именно по ней и трудятся здешние мастера. Пожелтевший от времени листок, бережно спрятанный в рамочке под стеклом, висит на видном месте. Хорошая вещь, продуманная до мелочей. С её помощью чудеса можно творить, уверяет мастер. Жаль, в журналистской работе (не всегда предсказуемой) её не используешь...

— Прежде чем браться за работу, надо её всю продумать так, чтобы в голове окончательно сложилась модель готовой работы и весь порядок трудовых приёмов… — цитирует по памяти документ Анатолий Дмитриевич. Он сам эти правила выучил и своих ребят заставил. А работает у него несколько мастеров. Каждого из них привела сюда своя дорожка.

— Андрей Деменцев в 93-м у меня появился, — рассказывает Анатолий Литвинов. — Помню, пришёл в мастерскую парнишка, говорит: «Пообщаться с вами хочу…» А я паял, заказ делал, совсем не до разговоров было. Подумал: как бы отделаться от этого любопытного посетителя побыстрее. Отправил в комнату, где этюдники были, краски, картон. «Чтобы к вечеру шесть этюдов принёс», — озадачил парня. Задание он выполнил. Я посмотрел, оценил работу. Разъяснил, где правильно, где — нет, и всё выбросил! На следующий день события развивались по такому же сценарию. Уверен был, что Андрей не выдержит, убежит. Не убежал…

— Игорь Гурьев сразу после школы пришёл ко мне, лет 17 назад. Увлёкся ювелирным делом, так и остался, — продолжает представлять коллег художник. — Николай Опря — талантище! Четыре года назад в коллектив влился. Легко и сразу. Александр Кузьмин вырос в мастерской, пришёл сюда мальцом. Виктор Филатов мастерит без малого лет пятнадцать. А на Паше Баяндине держится вся хозяйственная часть, автопарк, к тому же он классный мастер.

— Не зря говорят: количество порождает качество. Этот принцип и у художников срабатывает, — возвращается к разговору о творчестве Анатолий Дмитриевич. — Тысячу работ напиши — тысяча первая будет шедевром. Но ведь чтобы до неё дойти, требуется недюжинное терпение. Не обойтись без него ювелиру. Каждый день он должен делать что-то новое, напрягать мозги. Тогда и движение будет. Стоит только начать выполнять одну и ту же работу — всё. Остановка в развитии! Мастера наши могут и сувенир в стиле Фаберже сделать, и блоху подковать, если потребуется. Найдём чем удивить…

22 года Литвинов — на вольных хлебах. 15 из них сотрудничает с Тобольско-Тюменской епархией.

Фото Сергея Киселёва.