«Здравствуйте, дорогая девочка моя!»

С верой в победу

(письмо девушек-санинструкторов 308-й Омской стрелковой дивизии девушкам г. Тобольска)

Дорогие девушки, шлем вам пламенный красноармейский привет и желаем наилучших успехов в учебе и работе.
Мы, ваши землячки из города Тобольска, попали в Сталинград на «направление главного удара». Суровые дни переживал славный город. Враг пробился к Волге. Но в бою с немецкой сворой мы поражения не знали, наш лозунг был: ни шагу назад. Не отдали врагу Сталинграда. Нашей славной армией враг был отброшен назад. Под свинцовым огнем пуль, мин и снарядов мы шли плечом к плечу с бойцами, перевязывали раненых защитников нашей любимой Родины. В бою пали смертью храбрых наши славные патриотки, бесстрашные девушки Тоня Егорова, Галя Канышева, Вера Коляда, Леля Новикова. На могилах наших подруг мы поклялись отомстить за их смерть. Они умерли как герои, как дочери великого народа, которого никогда никому не сломить. Память о них будет жить вечно в наших сердцах.
Дорогие девушки! Вы там, в тылу, а мы на фронте, но мысли наши едины — они направлены к скорейшему разгрому немецких гадов. Будем же работать с удвоенной энергией, отдадим все силы на борьбу с проклятым врагом.

Надежда Костерина, Вера Мирошниченко, Зоя Колганова, Лариса Трацюк, Надежда Бодрова.

Опубликовано в газете «Тобольская правда»
3 июля 1943 года

 

В книге «Летописцы Победы» он прочитал воспоминания главного редактора (в 1941-43гг.) «Красной Звезды» Давида Ортенберга о том, в каких условиях писал свои сталинградские очерки Василий Гроссман. Внимание участника войны привлекла строка «Сумел Гроссман разговорить и тобольских девушек-санитарок». «Попытайтесь разузнать их фамилии и судьбу», — попросил Тимофей Александрович.

Восемь «тобольских» строчек нашла я на 51-й страничке книги «Летописцы Победы». Цитирую: «ЗОЯ КАЛГАНОВА поведала о суровой судьбе своего выпускного класса Тобольской школы. Их было 26 одноклассниц, и всем классом они добровольно записались в санитарки той самой дивизии, которую формировал Гуртьев. Теперь после трехнедельных боёв в Сталинграде их осталось в живых пятеро». В процессе журналистского расследования цифра 26 постоянно «скакала»: она то поднималась до 45, то опускалась до 9. «Нас, ДЕВЯТЬ девушек-тоболячек, определили в дивизию сибиряков под командованием полковника Гуртьева и направили на защиту Сталинграда. 10 сентября 1942 г. мы приняли первое боевое крещение. Была ночь. Вдали расстилалось кроваво-красное зарево — то пылали мирные села, подожженные врагом. Пахло гарью… Слышался приглушенный гул канонады. Ко мне подползли НИНОЧКА КОКОРИНА и СОНЯ ФАТЕЕВА. «Ну, вот и начало», — сказали они. Мы крепко обнялись и дали клятву, что будем стойкими до конца», — прочитала я в послевоенных воспоминаниях выпускницы тобольской школы № 13 НИНЫ ЛЫСАЧУК.

Итак, мы знаем уже 4 фамилии. В одном из материалов, посвященных 50-летию Победы, тобольской журналистки Ольги Игнатовой нахожу: «Шла зима 1942 года. Занятия (третья учебная четверть. — Н.Т.) в тобольской школе № 13 шли как обычно. Только в учительской на переменах собирались одни женщины с журналами и стопочками тетрадей, и дома у девочек не стояли мужские сапоги отцов и старших братьев. Их письма — фронтовые треугольнички бережно хранились за зеркалами. Эти письма читались и в классе. Тогда стихали улыбки, и глаза девчонок становились тревожными. Классный руководитель Елизавета Григорьевна Чекмезова часто говорила десятиклассницам: «Твой старший брат в бою герой, а ты героем будь в учебе!»

Они старались. И успевали не только учиться, но и постигать по вечерам премудрости обязанностей санинструкторов. В числе тех, кто посещал эти курсы, была лучшая певунья класса Нина Лысачук, гордость школы — отличница Зоя Колганова (здесь фамилия Зои написана через «о», и это правильно. — Н.Т.), мечтавшая стать лётчицей. «Даже Катя Канышева, рослая видная девушка, немножечко завидовала Зое — её смелости и максимализму: всё или ничего». Усмешка судьбы: свой последний выпускной экзамен — по иностранному языку десятиклассницам пришлось сдавать на фронте. В школе не успели: их пригласили в военкомат. «Девчонки — все до одной! — написали заявления. Взяли только десятерых. Как плакала в тот день Тома Ковригина — она была с 1925 года, младше своих подруг. …Девочки прощались с Тобольском. Вот их имена: ВЕРА КОЛЯДА, ЗОЯ КОЛГАНОВА, ГАЛЯ КАНЫШЕВА, НИНА ЛЫСАЧУК, КАТЯ БОРОДИНА, НАДЯ КОСТЕРИНА, СОНЯ ФАТЕЕВА, ВАЛЯ ВАЖЕНИНА, ТОНЯ АРКАНОВА, ТОНЯ ЕГОРОВА».

Юные санинструкторы еще по дороге к Волге приняли военную присягу и получили назначение: в 308-ю стрелковую дивизию под командованием сибиряка, полковника Леонтия Гуртьева, «почти все — в 339-й полк». Дорога на войну была омрачена не страхом перед предстоящими боями, а приказом… обрезать косы. «Ой, мамочки, на кого я сейчас похожа?!» — только и сказала перед крохотным зеркальцем эмоциональная Тонечка Егорова. Девочки вздохнули: косы у Тони были самые шикарные не то что в классе — в школе! Русые, пышные, до пояса. Стриженая головка сделала Тоню похожей на лопоухого мальчишку-подростка. Зоя Колганова обрезала волосы решительно и молча. Катя Бородина долго примеривалась ножницами к своей черной косе: жалко. А поезд продолжал мчать их в самое пекло — под Котлубань. «До утра рыли окопы. Земля была каменистой, неласковой. Ещё не рассеяло хмурое солнце туман над лесом, как началась бомбёжка. Все 10 комсомолок были в то утро на переднем крае. Шрапнель рвалась в воздухе, осколки сыпались щедро, не жалел враг снарядов и мин».

В первом бою погибла Тонечка Егорова. В самом первом… Её прошила автоматная очередь, когда ползла к раненому бойцу. «После боя девочки нашли ее вещмешок, а там, среди немудреных вещичек, — тяжелый шелк ее кос». Ломкие от времени страницы «Тобольской правды» за 3.06.43-го года хранят «отчёт» комсомолок-участниц битвы за Сталинград: «В бою пали смертью храбрых наши славные патриотки, бесстрашные девушки Тоня Егорова, Галя Канышева, Аня Василькова, Лёля Новикова. На могилах наших подруг мы поклялись отомстить за их смерть».

Очень трудно после этих слов перейти к статистике. Но я отмечаю новые имена — АНЯ ВАСИЛЬКОВА, ЛЁЛЯ НОВИКОВА. А еще — ВЕРА МИРОШНИЧЕНКО, ЛАРИСА ТРАЦЮК, НАДЕЖДА БОДРОВА, которые подписали это письмо в редакцию. Журналистка «Тобольской правды» О.Игнатова (спасибо, Оленька!) «передала в вечность»: «8 из 10, отправившихся на фронт из тобольской школы № 13, вернулись с войны живыми». Среди них — Н. Лысачук, Е. Бородина, В. Важенина, Н. Костерина, С. Фатеева, В. Коляда и Н. Кокорина.

НИНА КОКОРИНА в «первоначальных» списках выпускников школы № 13, отправившихся под Сталинград, не значилась. Заведующая музеем тобольской школы № 1, известный краевед Надежда Степановна Крюкова «проверила» школьные журналы предвоенной и военной поры и нашла, что Нина Кокорина, Аня Василькова, Лёля Новикова — выпускницы их СШ. И как доказательство того, что Нина Кокорина участвовала в сталинградских боях, предоставила воспоминание самой фронтовички: «Налетели самолеты. Взрыв… Крик… Бегу туда. Ранен боец. Слепое осколочное ранение в живот. Самой большой повязкой придерживаю Бог знает что. Голова кружится, тошнит. Не успела сделать перевязку, боец умер. Первый умерший на моих руках… Отовсюду крики: «Сестра, пригнись!», «Сестра, помоги!» Каждая минута дорога. О том, что меня могут ранить или убить, просто некогда думать. «Чижик, сюда!»

Вижу санитарную сумку, значит, ранен кто-то из наших девушек. Оказывается, это — Соня Фатеева, подруга по школе. С окровавленной головой она пыталась ползти, цепляясь пальцами за траву. На бледном лице каплями запеклась кровь. «Соня, Сонька! Вот и сбылись твои слова, когда-то немножко обидевшие меня». Там, дома, в родном Тобольске, в нашей школе Соня была лучшей лыжницей. Высокая, крепкая, с сильными руками, она однажды посмотрела на меня и сказала шутливо: «Вот ранят меня, что ты делать будешь? Не хватит силёнок вынести!» Я укладываю ее на свою шинель, в рукава просовываю лямки и тяну. «Соня, бодрись, еще немного! — прикрываю собой голову Сони. — Соня, милая, если сейчас останемся живы, значит, будем жить долго!»

За личный героизм и мужество при спасении раненых под Сталинградом девятнадцатилетняя Нина Кокорина была награждена орденом Красной Звезды. Утверждают, что именно Нине Кокориной поэт Михаил Андронов и композитор Борис Тихонов посвятили песню: «Чижик — сестра боевая, Чижик — сестра фронтовая»… Известно, что во время форсирования реки Одер Нина Михайловна была ранена в позвоночник. После лечения осталась работать в своей части, которая после войны базировалась в Свердловске. Замуж вышла за офицера, которому спасла жизнь.

Ответ на вопрос, как Н.Кокорина и С.Фатеева оказались школьными подругами, подсказала фронтовичка, защитница Москвы Елена Михайловна Елохина. Честно признаюсь: решиться на телефонный звонок — потревожить память 90-летней тоболячки было непросто. Удивительная женщина! Она обрадовалась: «Если мне звонят, значит, я жива!» И поведала мне о дружбе со старшей сестрой Сони Фатеевой — Надей, которая еще до войны стала жительницей Сталинграда.

— В этот город и перебралась после долгого лечения младшая Надина сестрёнка Соня. В пятидесятые годы в одной из газет я прочитала про её — бригадира строителей — трудовые подвиги. Нашла Софью, переписывалась с ней, узнала о том, что, когда Надя умерла, Соня забрала к себе её дочку. В одной из своих весточек Софья попросила, чтобы я ей писала чаще — рассказывала о Тобольске, чтобы я не обижалась, если мои письма останутся без ответа: ей писать было трудно — сказалось ранение в голову.

— Елена Михайловна, а как Соня Фатеева и Нина Кокорина оказались… одношкольницами?

— А что тут удивительного? Я, например, до 5-го класса училась в школе № 13, а потом перешла в школу № 1. Школьная дружба… Она же не считается с номерами учебных заведений.

Благодаря школьной дружбе мы узнаём о том, что сероглазая Анечка Василькова, погибшая под Котлубанью, была до войны пионервожатой в школе № 1. И открываем другие имена тоболячек — участниц Сталинградской битвы — ЗИНА БРАТУХИНА, ВАСИЛИСА ЩИННИКОВА.

Но самым точным свидетелем их подвига остаётся военный журналист Василий Гроссман. Это его перу принадлежит очерк «Направление главного удара», подписанный: «20 ноября 1942-го, Сталинградский фронт».

Не без волнения и слёз я переписываю строчки великого журналиста, отвечающего своей истинной фамилии «ГРОССМАН» (великий человек). «Псевдонимное» у писателя только имя: «Иосиф» он заменил на «Василий», потому что считал «русскую литературу самой великой, самой доброй, самой человечной», а родовые корни свои в отличие от литературных собратьев менять не стал, «это было похожим на предательство».

Итак, «Направление главного удара». «Ночью сибирские полки дивизии полковника Гуртьева заняли оборону. Всегда суров и строг вид завода, но можно ли найти в мире картину суровее той, что увидали люди дивизии в октябрьское утро 1942 года? …На асфальтированной площадке темнели ямы, вырытые авиационными бомбами, всюду валялись стальные осколки, изорванные силой взрыва, словно тонкие лоскуты ситца. Дивизии предстояло стать перед этим заводом и стоять насмерть. За спиной была холодная темная Волга… В течение месяца немцы произвели сто семнадцать атак на полки сибирской дивизии. Был один страшный день, когда немецкие танки и пехота двадцать три раза ходили в атаку. И эти двадцать три атаки были отбиты. В течение месяца каждый день, за исключением трех, немецкая авиация висела над дивизией по десять-двенадцать часов. Всего за месяц триста двадцать часов. Оперативное отделение подсчитало астрономическое количество бомб, сброшенных немцами на дивизию. Это — цифра с четырьмя нулями. Такой же цифрой определяется количество немецких самолето-налетов. Все это происходит на фронте длиной около полутора-двух километров.

…Казалось, всё живое должно быть сломлено, уничтожено, а дивизия, закопавшись в землю, не согнулась, не сломалась, а вела огонь — упрямая, бессмертная. …Героизм стал бытом, героизм стал стилем дивизии и ее людей, героизм сделался будничной, каждодневной привычкой. …Великий героизм был в работе девушек-санитарок, тобольских школьниц — Тони Егоровой, Зои Ка(о)лгановой, Веры Ка(о)ляды, Нади Ка(о)стериной, Лёли Новиковой и многих их подруг, перевязывавших и поивших водой раненых в разгаре боя».

О том, какого лиха хлебнули под Сталинградом тобольские девчонки, мёртвые уже не расскажут. Но я нашла… ИХ СЛОВА (!!!) в сталинградской записной книжке В.Гроссмана. Отрывочные фразы — журналистская манера — успеть записать самое главное (а тем более там, на передовой огня): «Наши девушки с термосами за плечами несут завтрак. Как раненых выносили. С огромной любовью говорят о них. Девушки не окапывались. Ляля Новикова весёлая, пела. «Она ж ничего не боялась». Чуть ниже еще одна запись: «Рассказывает Надя Кастерина: «Лысачук Нина ранена, у Бородиной Кати перебило правую руку, Егорова Антонина убита, она пошла за взводом в атаку (санитарка), ей автоматчик перебил обе ноги, и она истекла кровью. Арканова Тоня сопровождала раненых бойцов и пропала без вести. Канышева Галя погибла при прямом попадании бомбы. А мы двое с Зоей Калгановой остались. Я была ранена в плечо, она была ранена осколком мины у блиндажа, а затем осколком бомбы у переправы. Учились в школе № 13 в Тобольске. Мамы плакали — да как вы пойдёте, там мужчины. Мы войну себе совсем не так представляли. …Наш батальон был в авангарде полка, пошёл в бой в 10 утра. Хотя и было страшно, но нам было очень интересно. Из 18 девушек осталось 13. Я долго очень боялась мертвецов, а раз ночью я спряталась за мертвеца, и, пока строчил автоматчик, я лежала за ним. Первые дни я боялась крови, и кушать не хотелось… Особенно страшно ночью ходить — немцы неподалёку кричат, горит всё. Носить раненых очень тяжело, мы просили бойцов носить. Я плакала под Котлубанью, когда налетело 40 самолётов, а окоп был мелкий, мы накроемся плащ-палатками и лежим. Потом я плакала, когда меня ранило. Мы днём их не носили. Лишь раз КЛАВА КАЗАНЦЕВА вытаскивала Канышеву, и автоматчики ей прострелили голову. Днём мы их клали в укрытие, вечером перетаскивали с помощью бойцов. Иногда бывали минуты, жалела о том, что пошла, и утешалась, что не я первая. А Клава: «Такие люди гибнут, а я что?» Получили письма от учителей, они гордятся, что воспитали таких дочерей. Папа пишет: «Служи честно, возвращайся домой с победой». А мама пишет такое, что прочитаешь, и сразу слёзы текут».

За этим монологом без труда угадываются вопросы журналиста. Есть в блокноте В. Гроссмана и другие записи, например Лёли Новиковой (с припиской — «сандружинница, две пули в голову»): «ГАЛЯ ТИТОВА перевязывала, бойца убило, а её ранило. Она встала во весь рост и сказала: «До свидания, девушки» — и упала. Мы её похоронили. Мы хоронили Егорову Тоню. После первого боя у нас не стало двух девушек. Мы встретили старшину, и он сказал, что Тоня умерла у него на руках, со словами: «Ой, я умираю, мне больно, не знаю, это мои ноги или нет?» Он сказал: «Твои». Два дня нельзя было подползти к танку, потом мы подошли, она лежит в окопе. Мы её убрали, положили платок, кофточкой закрыли лицо. Плакали. Была я, Канышева, Василькова. Их обеих уже нет».

«КЛАВА КОПЫЛОВА — машинистка: «Я печатаю боевой приказ, тут меня завалило. Меня откопали, и я перешла в следующий блиндаж — опять меня засыпало, меня снова откопали, и я снова стала печатать и допечатала. Если я останусь жива, я этого никогда не забуду. Ночью бомбят, меня разбудили, в блиндаже все члены партии, меня поздравили так тепло и хорошо. 7 ноября мне вручили партбилет. Я фотографировалась несколько раз для партбилета, и всё мины били».

Поверим Надежде Костериной: 18 тобольских девушек — выпускниц разных школ и разных годов сражались в дивизии Гуртьева под Сталинградом. Все их фамилии ещё предстоит уточнить (в некоторых материалах упоминаются АНТОНИНА ЧУГУЕВА, НИНА ПОЛОВИНКИНА). А фамилия Зои Колгановой, слетевшая с уст Давида Ортенберга в «Летописцы Победы», действительно встречается у В.Гроссмана. Он упомянул её, когда размышлял о том, как удалось сибирякам выстоять в Сталинградской битве. «Тут сказался и народный характер, и высокое сознание великой ответственности, и угрюмое, кряжистое сибирское упорство, и отличная военная и политическая подготовка, и суровая дисциплина. Но мне хочется сказать еще об одной черте, сыгравшей немалую роль в этой великой и трагической эпопее, — об удивительной целомудренной морали, о крепкой любви, связывавшей всех людей сибирской дивизии. Дух спартанской скромности свойствен всему командному составу дивизии. Он сказывается и в бытовых мелочах, и в отказе от положенных законом ста граммов водки во все время сталинградских боев, и в разумной, нешумливой деловитости. Любовь, связывающую людей дивизии, я увидел в той скорби, с которой говорят о погибших товарищах. Я увидел ее в трогательной встрече седого полковника Гуртьева с вернувшейся после второго ранения батальонной санитаркой Зоей Калгановой. «Здравствуйте, дорогая девочка моя», — тихо сказал Гуртьев и быстро с протянутыми руками пошел навстречу худой стриженой девушке. Так лишь отец может встречать свою родную дочь. Эта любовь и вера друг в друга помогали в страшном бою красноармейцам становиться на место командиров, помогали командирам и работникам штаба браться за пулемет, ручную гранату, бутылку с горючей жидкостью, чтобы отражать немецкие танки, вышедшие к командным пунктам».

 

«А пока в её руках жизнь одного раненого лейтенанта. У него почти оторвана рука, держится на сухожилии. Лейтенант спрашивает: «Не прирастет?» — «Нет!» — «Тогда пили. А потом закопай руку». Нина взяла сапёрную лопатку и зарыла то, что осталось от руки. Будто кого похоронила»

(из газетного материала о Нине Лысачук)